Воевода

Указом царя в распоряжение Даниила были выделены два пушкаря и выданы две пушки, ядра и заряды к ним для стрельб на учениях. Пушки были уложены на пароконные сани, ядра и заряды — в крытый возок под присмотр пушкарей. Иван с Даниилом вновь уезжали на крытых санях, с которыми уже свыклись, будто всю жизнь и не расставались с ними. В кармане кафтана на меху у Даниила хранилась грамота Разрядного приказа, где говорилось о том, чтобы окольничий боярин Фёдор Адашев выставил в царское войско сто пятьдесят ратников. Уже в пути Иван поделился своей радостью: его Дашуня понесла. Даниил напросился:

— Коль будет сынок, то крестным отцом хочу быть.

— Помилуй, батюшка Даниил, да ежели и доченька явится, всё равно земно поклонюсь и буду просить тебя в крестные.

Уже март был на исходе, когда обоз из пяти санных упряжек вышел к Волге в виду села Борисоглебского. Поселился на сей раз Даниил со всеми прибывшими с ним в просторном господском доме, построенном ещё дедом Даниила Григорием Ольговичем Адашевым. Дом очистили от пыли, мусора, натопили, и он ожил. Даниил на сей раз пригласил старосту Авдея к себе в палаты. Было застолье, на котором красовались дары богатой Костромской земли, принесённые сыновьями Авдея из его погребов и амбаров. Когда выпили да закусили, Даниил повёл с Авдеем деловой разговор:

— Надеюсь, дядя Авдей, башни тобою срублены, размечены и приготовлены к сплаву.

— Всё, слава богу, исполнено, как велено. Неделю назад топоры отзвенели. И плоты уже полой воды ждут.

— Славно. А теперь у нас с тобой пойдёт другой важный разговор. Был я с батюшкой полмесяца назад на большом совете у царя. Готовится Русь Казань воевать. Всем миром пойдём. Все земли принялись собирать ратников. И нас сия участь не миновала. Вот, показываю тебе грамоту Разрядного приказа, сколько мой батюшка должен ратников из вотчины дать. — Даниил достал грамоту, развернул её, положил перед Авдеем. — Сказано тут, мы должны выставить в царскую рать сто пятьдесят воинов. Много это или мало, не нам судить. В Разрядном приказе больше знают.

Авдей подержал грамоту, прочитал её, согласился:

— Нам сие посильно, батюшка Даниил.

— А вот сейчас и посмотрим, посильно ли. Будут наши люди не просто ратниками, кои ходят на врага с копьём, мечом да стрелами, а особым нарядом при пушках.

— Из пушек стрелять станут? — удивился Авдей. — Ну, право...

— Это уже царское войско будет. Да такой чести каждый борисоглебский захочет добиться.

— То так. Да много к этому сил надо приложить, чтобы пушкарём стать, — сделал вывод разумный Авдей.

— Верно говоришь. И теперь давай мы с тобой, дядя Авдей, список сделаем, кого призвать на царскую службу. Да помни: по трём статьям будем отбирать: ум, сила и ловкость.

— И плавать чтобы умели, — добавил Иван.

— У нас на Волге все с детства как рыба в воде...

Список на сто пятьдесят человек был составлен. Даниил сказал Авдею:

— Утром чуть свет ходоков по селу отправь. И в слободу, и по деревням. Накажи, чтобы шли в сей дом. Тут и принимать с тобой будем.

— Исполню всё, как должно, — отозвался староста.

Непривычное дело взял на себя Даниил — осматривать людей, как лошадей на торгу. Но что поделаешь, так нужно, чтобы не допустить к пушке ущербного, счёл Даниил.

На другой день, едва утро вступило в свои права, к усадьбе Адашевых потянулись борисоглебцы. В списке их было почти шестьдесят человек. Из многих семей шло по двое, по трое рослых, крепких мужиков и парней. Осматривали их трое: Даниил, Иван и Авдей. Сельчане по одному входили в трапезную, называли имя. Даниил отмечал в списке. Иван подходил к парню или мужику, спрашивал, на что жалуется. Услышав, что жалоб нет, ощупывал через армяк плечи, спину, руки, потом предлагал поднять двухпудовую гирю правой и левой рукой. Кто выдерживал это испытание, тот и годился в пушкари. Не обошлось и без куража. Зашёл невысокий сухощавый мужик лет тридцати. Даниил и Иван удивились. Авдей хитро улыбался.

— Что, и ты в пушкарях служить хочешь?

— Хочу.

— Силёнка-то есть? Уж больно щуплый.

Иван взял мужика за плечи, но и ахнуть не успел, как оказался на плече у мужика и тот закружился с ним.

— Эй, Тихон, перестань шутковать! — крикнул Авдей.

Тихон поставил Ивана на пол, улыбнулся, голубые глаза сверкали озорством.

— Ах ты, зимогор! — воскликнул Иван. — Да я тебя...

Он схватил Тихона за кафтан, поднял над собой, перекинул с руки на руку. Тихон не стушевался и, когда Иван опустил его на пол, весело сказал:

— Эко диво. Есть у меня меньшой брат, вот он тебе покажет. — Подбежав к двери, он крикнул: — Прошка, заходь скорей!

Прохор вошёл. Он был повыше брата, плечистее, но не такой видный, как Иван.

— Чего, Тиша, обидели тебя?

— Да шутковать вздумали!

— Нехорошо. — Прохор подошёл вразвалку к Ивану, вмиг схватил его за поясной ремень одной рукой и вскинул вверх. — Ну, будешь шутковать над братцем?

— Не буду, Проша, не буду! — взмолился Иван.

И пошли в трапезную один за другим борисоглебцы. Да все с причудами: то друг друга поднимали, на хребет забрасывали, то гирю с руки на руку бросали, а то и на грудь закидывали. Авдей только успевал называть Даниилу их имена. Лишь три сына Авдеевых зашли скромно, без причуд. Да видно было, что причуды им ни к чему: ровные статью, в льняных рубахах, а под ними мускулы на руках и на груди, словно голыши речные.

— Эти-то подойдут в царские пушкари? — спросил Авдей.

— Побольше бы таких! — засмеялся Даниил, довольный осмотром.

Вскоре пришёл черёд принимать слободских из Бошаровой. Тоже не хлипкий народ оказался. Все они ремеслом по дереву и по глине занимались, лодки делали, колоды вырубали, горшки, корчаги на кругах ладили, многий другой приклад к деревенской жизни изготавливали. Все бошаровцы пришлись по душе Даниилу. Не подвели статью и деревенские из вотчины Адашевых. Почти все они охотой промышляли, пушнину добывали, на кабанов ходили, на медведя, в лесах зимовали. Народ бывалый, одним словом. Так и набралось сто пятьдесят три будущих пушкаря. Трое не записанных Авдеем только что из отрочества вышли, но не захотели расставаться со своими братьями. Знали к тому же, что ратной службы не миновать, так уж лучше в одном строю с братьями идти на врага.

После полудня, когда осмотр был завершён, Даниил собрал всех будущих пушкарей на усадебном дворе. Там московские мастеровые уже поставили на колеса две пушки, ядра к ним приложили. Адашев сказал новобранцам:

— Видите пушки? Настанет время, когда будете из них стрелять по врагу. Потому говорю: пока не придёт полая вода, будем учить пушки нашему послушанию, как учите молодых коней. Мы вывезем их в поле, и вы станете стрелять по целям, как из лука по волкам. Все, кто одолеет науку, будут пушкарями. Теперь слово старосте.

Авдей приосанился, разгладил бороду. Говорил весомо, каждому селянину понятно.

— Все вы, кроме борисоглебских, идите по домам. Собирайте приклад, как на зимнюю охоту в пуще, у кого есть оружие, берите. Справу крепкую на ноги и кафтаны — тоже. К полудню завтра чтобы были здесь, и возврату домой вам не будет до конца службы.

В Борисоглебском десятки лет старожилы наблюдали, как на Волге начинается ледоход. Он из года в год приходился на первые числа апреля, а чаще всего на день преподобного Геронтия Печерского. Так и в этом году: ещё и служба не закончилась в храме Святых Бориса и Глеба, как лёд начал ломаться, гудеть, тороситься и медленно, со скрежетом двинулся в дальний путь. Смотреть на это чудо природы вышли все борисоглебцы. Дети подбегали к самой кромке льдов. У новобранцев тоже был интерес к ледоходу, и они толпой отправились к заводи: не дай бог, полая вода поднимет плоты раньше времени.