Воин Доброй Удачи

Стукнули ставни на втором окне, и комната погрузилась в полумрак, пока Эсменет справляла нужду. Выйдя из-за ширмы, она увидела, что Нари, по-прежнему голая, сидит на кровати, скрестив ноги, и плачет. Не раздумывая, она обняла ее за плечи и по-матерински притянула к себе.

– Ну-ну, – сказала Священная императрица.

Она вспомнила голод и как Мимара с каждым днем словно пряталась все глубже в свои кости. Как у нее сердце разрывалось, когда она вела дочь работорговцам в гавань. Как она не хотела верить, что выполнит принятое решение. Неотвратимость. И тоненькие пальчики, доверчиво сжимавшие ее руку.

И ей до боли захотелось не отпускать эти костлявые пальчики, обнять бы их тогда своими истощенными руками… и умереть вместе с единственной доченькой. Мимарой.

Единственной непроданной вещью.

– Я понимаю.

Сколько времени прошло с тех пор, когда она погрузилась в свое прошлое?

Яркая полоска света вокруг ставен посерела, а Эсменет все сидела с девушкой. Нари не знала, сколько ей точно лет, только что пять лет минуло с тех пор, как она созрела и расцвела. Ее воспитали как йитариссу – ритуальную гаремную рабыню, каких любят нильнамешские аристократы. У ее владельца были владения в Инвиши, где они проводили зиму, и в горах Хинаяти, куда они уезжали переждать самые жаркие летние месяцы. Она страстно любила его. Видимо, он был достаточно заботливым и добрым человеком, осыпавшим ее подарками, чтобы загладить вину за неминуемо наносившиеся травмы. Но c первым кровотечением наступила катастрофа. Вместо того чтобы продать ее в публичный дом, что ждало большинство йитарисс, хозяин отпустил ее на волю. Почти сразу после этого она сделалась любовницей другого благородного нильнамешца, которого направили в Момемн четыре года назад в качестве торгового представителя. Именно он приобрел для нее эту желтую комнату и роскошную мебель. Нари любила и его, но через год, когда его посольство закончилось, он, не сказав ей ни единого слова, уехал с женой и домочадцами обратно в Инвиши.

Почти сразу после этого она начала торговать собой.

Эсменет слушала ее рассказ как бы с двух сторон: у проститутки в прошлом уют и относительная роскошь жизни Нари вызывали некоторое презрение, но стареющую мать ужасало, как девушкой воспользовались и выбросили, только чтобы попользоваться и выбросить снова.

– Я хочу помочь вам! – воскликнула Нари. – Имма, он… он… я…

Вот так всегда и оправдывают жестокость. Вся жизнь – страдание. Жизнь, когда простое выживание кажется неоправданным риском. Слишком искаженная, чтобы стыдиться героических порывов.

Эсменет попыталась представить себя на ее месте, что бы она сделала, приведи к ней кто-то из клиентов беглянку, не говоря уже об императрице Трехморья. Ей бы хотелось думать, что она проявила бы смелость и щедрость души, но обманываться не могла: она сделала бы то, что судьба требовала от всех продажных женщин – предала бы ради самосохранения.

Лишь ради Акки она смогла пойти на такой риск, поняла она.

Ради любви.

Ей стали ясны причины страданий девушки. Нари любила Имхаиласа. Она сделала его средоточием всех своих нехитрых надежд. Будь он лишь очередным клиентом, она бы вела себя отстраненно, как обычно делают проститутки по отношению к людям, которым вынуждены причинить вред. Он был отнюдь не очередным. И вот явился требовать от нее смертельно опасной услуги.

Множество людей погибло и продолжало умирать из-за нее, Анасуримбор Эсменет. С этой минуты она будет навлекать смертельную опасность на всякого, кто, увидев ее, не донесет немедленно Рыцарям шрайи о ее местонахождении. Она стала самой разыскиваемой беглянкой во всем Трехморье.

– Прошу вас! – Голос Нари из-за акцента казался совсем жалостным. – Пожалуйста! Священная императрица! Вы должны найти какое-то другое место! Тут вы не… не в безопасности! Здесь слишком много глаз!

Однако Нари не просто просила ее укрыться в другом месте. Она молила ее взять эту ответственность на себя, чтобы сохранить свои отношения с Имхаиласом.

И если бы не ответственность за детей, Эсменет, возможно, и поступила бы точь-в-точь таким же образом.

– Почему? – раздался мужской голос из-за их спины. Обе женщины ахнули и так подпрыгнули на кровати, что у нее что-то треснуло. У двери стоял Имхаилас, закутанный в плащ, который смотрел на Нари с неприкрытым возмущением. Сочетание мрачности и удивления на лице делало его похожим на привидение. – Почему мы тут не в безопасности?

Девушка тут же опустила глаза – вероятно, наученная поступать так с детства, решила Эсменет. Имхаилас обошел кровать, на глазах свирепея. Половицы скрипели под его сапогами. Девушка продолжала сидеть неподвижно и покорно смотреть вниз.

– Что это? – спросил он, потянув за простыню, которой Нари закутала плечи. Девушка прикрыла обнаженную грудь рукой. – Ты принимала клиентов? – тихо, словно не веря своим глазам, проговорил он.

– Имма! – взмолилась она. По щекам струились слезы.

Удар был неожиданным и довольно сильным. Девушка отлетела на другой конец кровати. Имхаилас схватил ее и прижал к стене, прежде чем замеревшая Эсменет смогла вымолвить хоть слово. Девушка пыталась расцепить пальцы, сжавшие ее шею, дыхание клокотало в ее горле. Экзальт-капитан вытащил кинжал и поднес его к выпученным глазам Нари.

– Отправить теперь тебя к богам? – процедил он сквозь зубы. – Позволить Сотне судить тебя прямо сейчас, пока ты еще не очистилась от скверны похоти, которую удовлетворяла прямо перед своей Священной императрицей? Послать тебя к ним опоганенной?

Эсменет обошла его сзади, как во сне. «Когда она стала такой медлительной?» – возник у нее недоуменный вопрос. Или весь остальной мир так ускорил свое движение?

Она положила ладонь на запястье руки, душившей девушку. Имхаилас посмотрел на нее полубезумными глазами, каких страшатся все женщины. Он мигнул, и было видно, с каким трудом он возвращается с той убийственной грани, которую сейчас чуть не перешагнул.

– Тихо, Имма, – сказала она, впервые назвав его уменьшительным именем. В ответ на удивленный взгляд, она улыбнулась: – Твоя Священная императрица ведь, если ты помнишь, тоже была продажной женщиной.

Экзальт-капитан выпустил голую девушку из своей хватки, Нари упала на кафельные плитки пола, хватая ртом воздух и рыдая. Он отступил назад.

Эсменет склонилась над девушкой, чуть замешкавшись – так хотелось ее пожалеть.

«Дети!» – напомнила она себе, останавливая этот порыв. Нет врага безжалостнее, чем всепрощающая натура. «Келмомас! Помни о нем!»

– Я – твоя императрица, Нари… Знаешь ли ты, что это означает?

Эсменет протянула руку к Имхаиласу, показывая на его кинжал. «Его руки горячее моих», – подумала она, смыкая пальцы на обшитой кожей теплой рукояти.

Даже в полных слез глазах девушки было что-то зоркое и настороженное, в том, как она быстро переводила взгляд с блестящего лезвия на Эсменет и обратно. Несмотря на юные годы, Нари была закалена в передрягах, и для нее важнее всего было выжить.

– Это означает, – сказала Эсменет тоном столь же мягким и заботливым, сколь острие кинжала было угрожающим, – что сама жизнь твоя – твоя жизнь, Нари – принадлежит мне.

Девушка сглотнула и кивнула с привычно покорным видом.

Эсменет прижала кончик кинжала к мягкому изгибу ее шеи.

– А душа твоя, – продолжала Священная императрица Трехморья, – принадлежит моему супругу.

– Майтанет выпустил целую армию жрецов на город, – сказал Имхаилас, устало откинувшись на потрепанной кушетке. Нари, теперь одетая и преувеличенно покорная, сидела, скрестив ноги, перед ним на полу и держала бокал разбавленного вина в очередной давно усвоенной позе ритуального подчинения. Эсменет сидела на уголке кушетки и наблюдала за ними, склонившись вперед и опершись о колени. Мир за окнами потемнел совсем. Комнату освещал единственный светильник, который отбрасывал пляшущие тени в коричневатом сумраке.