Воин любви. История любви и прощения

Благодаря моему бойфренду я могла не стоять в очереди – я проходила мимо других, менее ярких и худых девушек. Доступ в еще один темный подвал являлся знаком отличия, и у меня он был. Здесь я могла упиться до потери сознания, оказаться в постели и заняться сексом, о котором позже и не помнила.

Мой парень был хорошим и добрым. Мы любили друг друга и вне суеты жизни в кампусе. Во время каникул я побывала у него дома на Среднем Западе. Мы болтали и смеялись до поздней ночи. Вне кампуса мы снова становились людьми. Он писал мне стихи, мы выбирали музыку для свадьбы – гимн из нашего любимого фильма Квентина Тарантино. Но в кампусе не было места любви. Как-то вечером он оставил мне нежное сообщение на автоответчике. И его услышал другой парень из братства. Он украл пленку и включил ее на собрании всего братства. Услышав слова «Я тебя люблю», члены братства расхохотались до слез. Моего бойфренда прозвали «киской». Ему пришлось учиться своей роли, то есть держать меня в подвале. Не быть киской. А моя задача заключалась в том, чтобы быть ею. В колледже меня не интересовало ничего, кроме мальчиков и алкоголя.

Я всегда была готова. Этот ритуал удерживал меня в жизни. Процесс начинался около четырех часов, когда я уже могла подняться с постели и начать пить снова. Я брала банку пива с собой в душ, закрывала глаза, и вода текла на меня, смывая вчерашний макияж, следы секса и позора. Потом я вытиралась и бралась за свои орудия – фен, щипцы, косметика, шпильки, открытый топ, мини-юбка, еще пиво… Так я превращалась из полной развалины в сияющую, прекрасную, пуленепробиваемую себя – в свою представительницу. Я так гордилась этим процессом, была так в нем уверена, что, собравшись слишком быстро, снова шла в душ и начинала все с самого начала. В полном вооружении я отправлялась в подвал и оставалась там допоздна. Я спала с парнями, побеждала их в пьяных конкурсах и дорожку за дорожкой нюхала с ними кокаин. Не было ничего, что я не могла бы сделать. Я следовала правилам. Я снова победила.

Через десять лет мой бойфренд из братства женится на женщине, которая мне страшно понравится. Она скажет мне, что ему потребовалось время, чтобы забыть о наших отношениях. Как-то раз они поссорились, и он явно отдалился.

– О чем ты думаешь? – спросила она.

– О Гленнон, – ответил он. – Ей было бы насрать.

Жена поняла, что в его устах это был высший комплимент в адрес женщины. Но она поняла и то, что это вовсе не комплимент. Женщина, которой на все насрать, предает свою душу в угоду правилам. Женщины просто скрывают свой огонь. И этот огонь сжигает их.

2 Аборт

Я окончила колледж и испытываю к своей альма-матер благодарность, смешанную с подозрительностью. Переехала в Вашингтон, округ Колумбия, и вместе со своими лучшими подругами Даной и Кристи сняла таунхаус. Нашла работу преподавателя в третьем классе. Хотя первую половину дня мне приходится проводить в трезвости, я креплюсь. Я – хороший учитель. Любовь к ученикам удерживает меня в этом мире. Хватку я теряю после окончания уроков, когда выезжаю со школьной парковки и направляюсь к магазину, чтобы прихватить пару огромных бутылок вина. Добравшись домой, я пью, и пью, и пью, пока не дохожу до ручки. Пока не смогу отключиться от мира полностью. Я продолжаю объедаться и вызывать рвоту. Но все же любимое мое занятие теперь – пьянство. Чаще всего Дана и Кристи ко мне присоединяются, но я пью не так, как они. Они пьют, чтобы снять напряжение, я – чтобы исчезнуть. И в этом я почти всегда добиваюсь успеха. Обычно я полностью отключаюсь, а проснувшись, не помню, что со мной было. Дане и Кристи приходится рассказывать мне о событиях прошлого вечера. Что я говорила? Что ела? Что сломала? Они всегда помогают мне вспомнить. Я – их проект. Я уже порвала отношения со своим парнем из братства. Алкоголизм нас беспокоит, но поскольку бросить эту привычку немыслимо, то и говорить об этом не стоит. Кроме того, за пределами кампуса существуют иные правила. Теперь я живу во взрослом мире, и мне нужно встречаться со здоровым и успешным человеком. Теперь это гораздо важнее, и доступ в подвалы больше ничего не значит. Когда я сказала бойфренду, что нам пора расстаться, он заплакал. Я одна уже две недели. Не быть пешкой в чужих руках очень странно – и страшно.

Утром 4 июля мы с Даной присоединяемся к радостной толпе, заполнившей улицы Вашингтона. День независимости мы отмечаем грандиозным походом по барам. Как и десять тысяч других людей, мы с Даной смотрим на окружающих, поправляем здоровье после вчерашнего похмелья и ждем, когда произойдет что-нибудь интересное. На улице негде спрятаться от палящего солнца. Мы просто стоим и плавимся. Я бросаю сигарету на тротуар и давлю ее подошвой. И тут я замечаю Крейга. Мое сердце екает. Я помню этого парня. Он на год старше меня и считался абсолютно недоступным – звезда футбольной команды со всеми присущими этому статусу достоинствами. После выпуска он играл в футбол в колледже, а потом стал полупрофессионалом. Ходили слухи, что он фотомодель. Крейг невероятно уверен в себе. Он стоит на перекрестке и выглядит просто потрясающе. Похоже, слухи были верны.

Я закуриваю другую сигарету и смотрю на него. Он высок и строен, у него густые черные волосы. Роскошными мышцами на руках и скульптурно вылепленной грудью он напоминает античного бога. Мне страшно хочется положить руку ему на плечо, чтобы почувствовать тепло и гладкость его кожи. Похоже, он был бы не против. В его глазах играют искорки. Ему вполне комфортно в этом великолепном загорелом теле. Каждый раз, когда он улыбается, мне хочется улыбнуться вместе с ним. Он экзотический, соблазнительный, потрясающий. Но в толпе незнакомых людей он еще и напоминает мне о доме. Мы ходили по одним и тем же коридорам и классам, росли в одном городе. Мы из одного места. Я узнаю его. Он смеется чему-то, что сказала потрясающей красоты девушка рядом с ним. И я сразу же ощущаю ревность. Мне нужно либо стоять рядом с Крейгом, трогать его и заставлять смеяться, либо никогда больше его не видеть. Неопределенность становится мучительной.

Боль усиливается, когда я, приглядевшись, замечаю, что Крейг буквально окружен красивыми девушками. Четверо из них выстроились вокруг него подковой, словно он – солнце, а они тянутся к его свету. Девушки выглядят просто потрясающе. Каждая ростом не меньше 180 см, с длинными, волнистыми волосами, практически без макияжа. Они словно сошли с рекламы зубной пасты. На их фоне я чувствую себя замарашкой. Какой смысл пытаться, когда в мире существуют такие девушки? Я стараюсь справиться с желанием коснуться руки Крейга. Думаю о том, что мне не нравится в этих красотках. Во-первых, их ноги. Все восемь ног длинные и загорелые. На девушках короткие шорты – не вульгарные, а спортивные. В походе по барам спортивность неуместна, если только спортивный азарт не связан с выпивкой. Во-вторых, пьют они не из обязательной красной пластиковой чашки барного забега. Они пьют воду из бутылок. Вода во время барного забега?

Я прихожу к выводу, что эти девушки просто притворщицы. Похоже, они собирались отметить 4 июля участием в турнире по пляжному волейболу, но неправильно выбрали дорогу и теперь ожидают спасения от тренера их олимпийской команды или спонсора – хозяина фирмы по производству масла для загара. Я хочу, чтобы они исчезли, а я перестала страдать и смогла забыть о том, что такие люди вообще существуют. Все это пустое, и я толкаю Дану в бок, указываю ей на Крейга и говорю:

– Помнишь его?

Дана оглядывается, замечает Крейга, и лицо ее светлеет. Она предлагает подойти поздороваться.

– Ни за что! – отвечаю я. – Ты что, шутишь? Посмотри на него! Он слишком красив, чтобы с ним общаться, а мы слишком трезвы, чтобы разговаривать. И вообще, взгляни только на этих девушек! Никаких приветов! Категорически нет!

– Крейг – мой сосед, – объясняет Дана. – Он самый милый парень в округе. И поздороваться совсем не так сложно, как ты думаешь.

– Поздороваться несложно, – отвечаю я. – Проблемы начнутся потом. Что потом? Ради бога, нет. Давай останемся здесь с нашими драгоценными чашками и спокойно напьемся в одиночку. Все прекрасно. Зачем портить веселье, окружая себя страшными людьми и вещами?

Дана закатывает глаза и уходит. Я вижу, как она через толпу пробирается к Крейгу. Неожиданно я осознаю, что оказалась в неприемлемом одиночестве на заполненной людьми улице. И тогда я выбираю менее пугающую возможность: я следую за Даной. Крейг замечает нас. Он улыбается и машет нам, как это умеют делать только те парни, которые абсолютно уверены в своей привлекательности. Мне кажется, что все, мимо кого я прохожу, слышат, как у меня бьется сердце. Я проскальзываю в их круг, держась как можно ближе к Дане. Все в этой компании выше меня. Я смотрю на собственные туфли и потягиваю пиво.

Крейг обнимает Дану и приближается ко мне. Уровень тревожности возрастает с желтого до красного. Он улыбается и спокойно говорит:

– Привет! А я тебя помню. Гленнон, верно? Как дела?

Я потрясена. Я привыкла к иному обращению мужчин – вскользь, саркастичному и неприятному. Прямота Крейга обезоруживает. Я страшно нервничаю, ведь он смотрит мне прямо в глаза. Похоже, он пытается обратиться ко мне настоящей, а не к моему представителю. Серьезное нарушение границ! Я замираю, глядя на Крейга, потом слышу голос Даны: