Воин-Врач

Под лесовозом расползалась лужа, воняя соляркой. Хотя, как говорил один знакомец давний, «бензин воняет, солярка пахнет!». Он был мехводом, да каким-то специальным. Сам себя называл «испытатель-истребитель советской военной техники», потому как по результатам испытаний выдавал такие вердикты, что иногда проще было новый танк сделать, чем под его «хотелки» прототип исправить. Но исправляли. Мне же запах дизельного топлива никогда не нравился. Наверное, после той истории, когда в госпиталь привезли обожжённых танкистов, а подсоветный хирург Абдулла решил, что они обгорели до углей, четвёртой степенью, и отказался оперировать. Потом опомнился, конечно, когда кровь из носа идти перестала — я не придумал, как быстрее его в себя привести. Говорили, он чуть ли не Наджибулле** жаловался. Но тот, вроде как, одобрил мои действия. Жалко Наджиба, конечно, не на своём месте был, врачом бы больше пользы принёс народу. Тьфу, что только не всплывёт в памяти!

На водительское стекло, заляпанное изнутри красным, смотреть было неприятно. Хотя, пожалуй, на подавляющее большинство виденных мной за свою жизнь картинок ни у кого глядеть не возникло бы ни малейшего желания. Люди в белых халатах только в самом начале в белых. Дёрнул дверь на себя. Не поддалась, подклинило при ударе, видимо. Дёрнул сильнее. Отошла чуть рамка сверху, и ручка пластмассовая в пальцах рассыпалась в труху. А из узкой, в палец, щёлки брызнула алая артериальная кровь тонкой струёй.

Схватив двумя руками верх двери там, где протиснулись пальцы, выдернул-таки её.

Женщина. Без сознания. Беременная. Множественные резанные от осколков лобового. Крупный рассёк сонную. Руки сделали всё сами: левая пережала четырьмя пальцами артерию, и фонтанчик затих. Правая потянулась за спиной женщины и отщёлкнула ремень безопасности. Ноги целы и не заблокированы, шея визуально без повреждений, надо вынуть её. Тут же какие-то подушки ещё должны быть? Почему не сработали?

— ДТП с пострадавшими, срочно нужна «скорая» и пожарные, километров семь от города к югу! Ждём! — это жена. Золото моё.

— Валя, кто дежурит сегодня? ДТП, есть раненые, «скорая» к вам повезёт, готовь операционную! — это она же. А Валентина — это подруга её, старшая сестра в районной больнице, работает ещё, не ушла на пенсию. Золото, а не жена, говорю же.

— Чего творишь, дед?! Их нельзя трогать до приезда медиков! Убери руки от неё! — это водитель лесовоза с той стороны выбрался.

— А ну сам убрал руки от доктора! — ох и голосина у неё, когда надо, конечно.

— Ой, — неожиданно поменялся голос водилы, — а я же вас помню! Вы мне руку собрали заново, когда в станок затянуло! — знал бы ты, парень, что сейчас вообще легче не стало тебя узнать. Много вас таких за полсотни лет руки совали куда не лень.

Жена протянулась подмышкой справа и отмахнула мешавший ремень перочинным ножиком. Он у неё всегда острый, я сам точу. Вытянула перерезанную чёрную ленту снизу, под животом.

— Воды отходят. Вынимаем, раз — два — три, — в три руки вытащили женщину, как когда с носилок на стол перекладываешь, тем же движением почти. Только пальцы мои ей артерию продолжали фиксировать. И спина неожиданно выдержала. Потом обезножу, а пока нельзя, никак нельзя.

— Кто отходит, куда?! — закричал водитель растерянно.

— Ноги держи, и не ори. На плед несём, — гавкнул на него я. Бывает, когда нервотрёпка одолевает, речь на человеческую становится мало похожа. А вот на лай — вполне. Главное, что понимают её и слушают гораздо лучше, насмотрелся за жизнь. — Воды найди чистой, и аптечки тащи все!

Убежал, сперва к нашему багажнику, чемоданчик чёрный достал и рядом с пледом положил. Плед-то тоже жена расстелила, наш, с заднего сидения. А водитель обежал с обратной стороны кабину и выскочил оттуда ещё с одной аптечкой и двумя баклажками воды.

— Вот, на ключе набрал, холодная, — предупредил он. А меня насторожило что-то, когда он хлопал дверью, но что — сам не понял.

— На руки лей, — мы с женой выставили руки, она две, я одну.

И впрямь ледяная водица-то. Раненая так и не очнулась, хотя на неё если и попало, что несколько капель всего. А жена уже спиртовым салфетками обработала одну мою и обе свои.

Чистой рукой поднял веки, посмотрев зрачки, ощупал шею и рёбра. Если что и не так с ними, то я не углядел. Реакция на свет была, как при не особо тяжёлом сотрясении. Дышала сама и примерно так же. Пульс плясал, это я чувствовал подушечками мизинца и, чуть похуже, безымянного пальца левой руки. Которые начинали неметь. Но рана не кровила, и это было важнее.

Мальчик, с виду вполне здоровый, родился буквально через десять минут. Бывает такое, «стремительные роды» в учебниках называется. Только там, кажется, другие сроки были. Не вспомню, давно акушерское дело сдавал. Очень давно. Но прошло всё как по маслу: ребёнок вылетел пулей, если знать, что можно и по шесть, и по восемь часов рожать. Только вот водила оказался слабоват:

— Что это такое?! — прохрипел он и брякнулся в обморок. Хорошо хоть, башку об асфальт не расколол, вообще некстати было бы.

И чего напугался, спрашивается? Ну, непривычно, конечно, когда в пузыре рождается ребёнок, в плаценте. Плёнка эта, глянцевая, непрозрачная, сосудами вся в сеточку испещрена, вид так себе имеет. Чем-то отдалённо на говяжьи лёгкие похожа, если их на рынке покупать. Но чтоб от такого зрелища здоровый шофёр опал, как тургеневская барышня?

Жена тем же перочинным ножиком, продезинфицировав предварительно, вскрыла послед, достала мальчишку. Я правой рукой перевязал пуповину, оказывается, в нашей аптечке и шовный материал был, правда, с каких пор там лежал — одному Богу известно. А навык узлы вязать одной рукой пригодился, смотри-ка, вот уж не думал, что ещё хоть когда доведётся. Но наловчился за жизнь. Это, конечно, не как на велосипеде ездить: один раз выучился — никогда не забудешь, тренировки тоже важны. Но я, видно, тренировался достаточно, рука сама всё сделала.

Пока вязал, ещё волновался: молчал мальчишка, рот разевал, но звуков не было. Неужто помяло при аварии? Но когда жена махнула ножиком и перерезала пуповину — голос подал. Она обернула его каким-то не то полотенцем, не то пелёнкой, которая неизвестно откуда нашлась у нас, и держала на руках. От предложения подменить меня, чтобы рука отдохнула, я отказался. Не было никакой уверенности в том, что смогу перехватить нормально правой, а левую давно не чувствовал. Но рана по-прежнему не кровила, и это по-прежнему было главным сейчас. Спасти малыша и угробить мать? Ну уж нет!

Скоропомощная ГАЗель, воя и мельтеша, подлетела и едва бампером не упёрлась в лесовоз. Вылетевшей фельдшерице жена вручила свёрток с вопившим пацанёнком, почти вырвав у неё чемодан с крестом — откуда только сил нашла столько. В руках у неё блеснул зажим. Ого, Бильрот, удачно, что нашёлся! Она протянула его мне, держа браншами к себе. Пальцы моей правой руки сами собой нашли кольца. Зажим нырнул в рану. Чувствуя онемевшим указательным левой руки стальной клюв инструмента сквозь кожу, завёл его за артерию и защёлкнул кремальеру. Вторая женщина из «скорой» быстро написала на лейкопластыре время и налепила на плечо раненой — так не будет вопросов, когда снимать, и со швами тянуть не станут, когда доставят. Крепкие тётки в синей униформе, одна из которых взяла у жены новорожденного и умостила на груди у матери, подхватили плед за углы и отнесли ближе к скорой, из которой пожилой водитель выкатывал носилки. Раненая, так и не пришедшая в себя, смотрелась маленькой и беззащитной. Не знаю почему, но чувства были именно такими. Ей бы грудь ребёнку дать — вон как развопился, бедный. И тут за спиной что-то заскрипело и хрустнуло.