Воин Заката (Воин заката - 1)

Ниррен покачал головой:

– Ну и что он тебе сказал?

Ронин откинулся на подушки.

– Что Боррос действительно сумасшедший.

– Да? А он-то откуда знает?

Ронин взял подушку и вытер пот с лица. На подушке осталось темное пятно.

– Он вроде бы представил мне доказательства.

– И какие же?
– спросил Ниррен, не спуская с Ронина глаз.

– А что, если я скажу, что Боррос вовсе не сумасшедший?

– А ты скажешь?

– Не знаю.

– Так что насчет доказательств?

– Я сам разговаривал с Борросом.

– Ты мне не скажешь.

– Я уже говорю.

– Не скажешь насчет доказательств. Насчет того, что он тебе показал.

Ронин отшвырнул подушку.

– Откуда ты знаешь, что он мне что-то показывал?

– Не придирайся к словам.

– Ладно.
– Ронин поднялся с постели и открыл шкаф.
– Но я не уверен, что это действительно что-то доказывает.
– Он достал шелковую рубашку с широкими рукавами и без воротника.
– Как ты думаешь, что находится наверху? Над Фригольдом?

– Наверху?
– Ниррен пожал плечами.
– Ничего. Во всяком случае, ничего, что заслуживает внимания, если только тебя не прельщает километровый слой снега и льда. А почему ты об этом спрашиваешь?

Ронин надел рубашку.

– Потому что Боррос говорит, что там, наверху, есть жизнь. Цивилизация. Земля без снега и льда.

Ниррен уставился на него во все глаза:

– Он так сказал?

– Да.

– А ты его не спросил, над чем он работал?

– У меня не было возможности его расспросить. У нас разговор получился какой-то сбивчивый. Хорошо, что я хоть что-то узнал. Но в одном я уверен. Фрейдал знает не больше нашего, иначе Боррос просто не стал бы ни с кем разговаривать. Кроме того, колдун дал мне понять, что он не выдал им ничего важного.

Ниррен опять покачал головой:

– Ничего не понимаю. На поверхности просто не может быть жизни - там слишком холодно...

– Во всяком случае, так нас учат.

– И к чему мы в итоге пришли?

– Ты - ни к чему.

– Ронин...

– Я не желаю связываться с саардинами...

– И тем не менее ты постараешься поговорить с Борросом еще раз.

– Да, - Ронин поднял руку.
– Потому что я так хочу.
– Он снова сел на постель.
– А что там с твоим заданием?

Чондрин нахмурился.

– Похоже, что это загадка, у которой в принципе нет ответа. Может быть, я уже близок к решению. А может быть, наоборот. И все-таки я не могу отделаться от ощущения, что...

– Что?
– встрепенулся Ронин.

– Что что-то за всем этим явно скрывается. Что чего-то мы не знаем. Ниррен рассеянно взъерошил волосы.
– Иногда... иногда я почти уверен, что есть некая третья сила. Они себя не проявляют... выжидают, пока саардины не сделают первый шаг.

– А кто еще может быть, кроме саардинов?

– В том-то и дело, что никто. Поэтому мне и непонятно.

– И у тебя нет фактов.

Ниррен вздохнул:

– Были бы факты, я был бы сейчас с Эстриллом.

– Ты ему говорил об этом?

– Так, кое-что.

– А он?

– Он ничего не станет предпринимать, пока у него не будет фактов. Ниррен умолк на мгновение.
– Ладно, пойду. А то сейчас уже К'рин придет.

– А как твой "грызун"?

– Что?
– переспросил Ниррен, как будто очнувшись.
– А... им-то я сейчас и занимаюсь. Но пока ничего у меня не выходит. Хотя, может быть, я уже близок к разгадке.

– Он пожал плечами.
– Очень уж он капитально внедрился. Это, пожалуй, единственное, в чем я уверен на сто процентов. Ты не волнуйся, если в ближайшее время не сможешь меня разыскать... я сам с тобой свяжусь.

Ниррен ушел.

Ронин прилег на подушки и стал ждать К'рин.

Они пришли за ним после занятий - в первую смену, когда в коридорах почти нет народу. Он пошел с ними, не сопротивляясь, потому что он был человеком неглупым и знал, что рано или поздно это должно случиться. Что они лишь выжидают удобного случая. Потому что они ненавидят его.

Они, наверное, удивились, что он пошел с ними по доброй воле.

Они прошли весь коридор до конца, потом свернули на какую-то пустынную лестницу и поднялись наверх - в зал боевой подготовки.

Там было пусто и сумрачно. Пыль клубилась в лучах тусклого свечения, которые делили пространство на полосы света и тьмы. Ощущение было такое, что здесь незримо присутствуют души предков из ушедших в небытие тысячелетий, чьи кости давно уже обратились в прах... Ронин почувствовал некую странную сопричастность... вот только к чему?

– Давай, доставай свой меч, - процедил Корлик сквозь зубы.
– Из-за тебя рухнули все мои планы.

Остальные лишь молча наблюдали. То ли Корлик не мог обходиться без публики и позвал их с собой, то ли сами они захотели своими глазами увидеть, чем все это закончится. Ронин, впрочем, не стал задумываться об этом.

– Больше всего на свете я хотел поступить к нему в ученики. А ты...

Начало не хуже любого другого. Ронин молчал.

– Доставай меч, - осклабился Корлик.
– Ну давай.
– Он взмахнул мечом.
– Чего ты ждешь? Испугался? Ладно, я тебе покажу, для чего вообще эта штука.
– Он опять помахал мечом.
– На этот раз я тебя точно проткну!

Ронин вытащил меч из ножен. В течение доброй четверти смены он отражал яростные атаки Корлика, удерживая свою позицию, но при этом не предпринимая попыток контратаковать.

Наконец Корлик, явно разочарованный таким поворотом событий, взревел и швырнул меч на пол. Это, наверное, было условным сигналом, потому что приятели Корлика разом набросились на Ронина и сбили его с ног. Кто-то попытался наступить ему на шею, но он схватил негодяя за лодыжку и принялся с силой выворачивать ему ногу, пока не услышал характерный хруст. Они били его в живот, стараясь перевернуть. Он поднял ноги, чтоб защитить от ударов пах. Он знал: надо немедленно подниматься, иначе его перевернут на живот и он уже ничего не сможет сделать. Они раскусили его намерение и попытались прижать его ноги к полу, но Ронин все же сумел извернуться и встать.

С ним творилось что-то странное. Корлик и иже с ними как будто провалились куда-то. Рядом послышался чей-то стон...

Корлик тем временем быстро нагнулся, поднял с пола меч и пошел на Ронина, держа клинок перед собой.

Ронин попытался добраться до своего меча, который тускло поблескивал на каменном полу, но Корлик не давал ему подступиться к оружию. Выбора, стало быть, нет - чему быть, того не миновать... Странное состояние, когда тебе кажется, будто ты грезишь наяву, сменилось вдруг кристальной ясностью сознания.