Воин Заката (Воин заката - 1)
Шрифт:
– Ты идешь?
Саламандра встал у Восса за спиной и положил руку в перстнях ему на плечо.
– Ты все-таки молодец, что решил задержаться, - сказал он, обращаясь к Ронину.
Он повернулся, и глазки ящерки у него на шее сверкнули черным, отразив зеленые блики. Сама ящерка при таком освещении казалась темной и тусклой, как мутная пленка на затхлой, стоячей воде.
– Так он в своем уме, этот колдун, или нет? Или ты сам еще толком не понял?
Сенсей поднял руку. На фоне черных одежд ладонь его смотрелась мертвенно-бледной. В тусклом мерцании странных точек даже алый кушак Саламандры казался черным.
–
Он стиснул плечо Восса.
Сначала Ронину показалось, что это раскрылся потолок. В темноте засветился какой-то мутный овал, вращающийся над головой. Но потом Ронин понял, что это всего лишь проекция луча, исходящего из цилиндра линз.
Под потолком замелькали перламутрово-серые и нежно-сиреневые пятна. И вдруг беспорядочный их рисунок принял отчетливые очертания. Ронин застыл в изумлении. "Быть такого не может, - мелькнула мысль.
– Так не бывает".
Над ним клубились пунцовые тучи, окутанные серебристой дымкой. Через мгновение картинка исчезла, и вместо туч возник свет - холодный, рассеянный. Казалось, он изливается из бесконечности.
– Да, - сказал Саламандра несколько, может быть, патетично.
– Мы видим небо над нашей планетой. Это, Ронин, не что иное, как внешняя оболочка мира.
Пятна света поплыли куда-то в сторону - это линзы сменили фокусировку. Свет, уходящий из поля зрения, становился все тоньше, прозрачнее и яснее.
– А теперь посмотри на поверхность нашей планеты.
Ослепительная белизна. Ужасающая замороженная пустота. Пелена снега и льда, по которой скользят продувные ветра, покрывала замерзшие горы. Кругом только лед, снег и камни. И кроме этого - ничего. Потому что никто там не выживет... просто не сможет выжить...
– Вот он, наш мир, - продолжал нараспев Саламандра.
– Мир, разрушенный Древними. Опустошенный без всякой надежды на возрождение. Пустой, умирающий и никчемный. Ты видишь то, что находится прямо над нами, Ронин. Вот почему мы сидим под землей, на глубине в три километра. Выйти наверх означает погибнуть. Там нет ни еды, ни тепла, ни крова. Там нет никого.
– И так вот везде?
– спросил Ронин.
– Колдун говорил о земле, где почва коричневая, а растения на ней зеленые.
Саламандра еще сильней сжал плечо Восса. Перстни на пальцах его сверкнули. Картинка над ними сдвинулась, переместилась. Но везде было одно и то же: только снег и лед.
– Диапазон линз ограничен. Однако для нас это более чем достаточно. То, что ты видишь сейчас, находится на расстоянии в пятьдесят километров от нас. А теперь...
– линза опять поменяла фокус, - сто пятьдесят километров.
– Новая смена фокуса.
– Более пятисот. И ничего не меняется, как ты видишь. В мире нет никого, кроме нас. Мы - последние. Остальные Фригольды давно погибли. С ними нет связи уже несколько веков. Колдун сумасшедший. Может быть, он помешался уже после того, как они им занялись... эти крутые ребята на что угодно способны. А может быть...
Ронин резко повернулся к нему:
– Что вам об этом известно?
Саламандра улыбнулся.
– Дорогой мой, я знаю лишь то, что ты сам счел нужным мне рассказать. Но я знаю и нашу доблестную службу безопасности. И их методы иногда... гм... плохо сказываются на здоровье. Все зависит от того,
чего хочет Фрейдал.– Но они не имеют права...
– Мальчик мой, власть - вот единственное право, - жестко оборвал его Саламандра, но тут же смягчился.
– Хотя все зависит от человека, в чем ты, наверное, сам уже убедился.
Он убрал руку с плеча своего чондрина, и окно в пустой мир наверху закрылось. Снова зажегся зеленоватый свет.
– Вообще-то с этим твоим колдуном всегда были проблемы. С самого начала. В чем его только не обвиняли! И в инакомыслии в том числе. Хотя они все, колдуны, через это проходят.
Зеленые точки гасли одна за одной. Все окутала мягкая бархатная темнота, в которой звучал тихий и вкрадчивый голос сенсея:
– Надеюсь, мой мальчик, впечатляющее это зрелище рассеяло все твои сомнения.
– Сейчас у нас двадцать девятый цикл.
Крепкий, широкоплечий мужчина, инструктор был ростом чуть ниже среднего, с каковым обстоятельством как поговаривали, он так и не смог смириться. Короткие темные волосы начинали расти очень низко, едва ли не от бровей, что придавало его лицу выражение грозной свирепости, которое он тщательно "культивировал" с целью производить впечатление на окружающих. Глубокие морщины тянулись вниз от уголков его всегда плотно сжатого рта.
Одетый во все белое - он всегда одевался в просторные белые балахоны, видимо, полагая, что в таком одеянии он смотрится выше ростом, - инструктор стоял на небольшом возвышении и обращался к своим ученикам: меченосцам, выстроившимся перед платформой стройными рядами. Его зычный голос гремел, многократно усиленный эхом, под гулкими сводами зала боевой подготовки.
– В этом цикле меч должен скреститься с мечом, - тарабанил он явно заученный текст, и при этом его голова смешно покачивалась на тонкой шее. Это цикл Руки и Меча. Боевая труба призывает нас к бою.
Инструктор закончил. В тишине, воцарившейся после того, как замерло эхо, послышался шелест движения - это меченосцы быстро и четко перестроились, расступившись в четыре стороны, так что посередине зала образовалось открытое пространство идеальной квадратной формы. Они стояли навытяжку, ожидая команды.
Раздался сигнал к бою. Оглушительный и резкий звук горна. Эхо разнесло его по всему залу. Звуки, отскакивая от стен, меняли тональность и перед тем, как затихнуть совсем, становились как будто громче. Сигнал повторился еще два раза.
– Это двадцать девятый цикл, - продолжил инструктор.
– Боевая труба отзвучала. Сигнал этот - напоминание и предостережение. Напоминание о нашем прошлом. О том, что призваны мы сохранять до последнего вздоха. И предостережение нашим врагам, настоящим и будущим. Пусть они знают: мы всегда начеку. Мы готовы исполнить священный наш долг и защитить Фригольд от тех, кто стремится его разрушить...
Инструктор все бубнил и бубнил слова, предписываемые Традицией. Одно и то же, подумал Ронин, на протяжении целых столетий. Одни и те же слова. Для него лично они давно уже утратили всякий смысл. Если вообще изначально его имели. Но в одном Саламандра был прав: все действительно зависит от человека. Проникновенные речи Фрейдала о великой Традиции были таким же обманом, как и его объяснения по поводу "изоляции" колдуна. Однако Ронин не сомневался в том, что вера саардина по безопасности в эту самую великую Традицию непоколебима. Все зависит от человека.