Воинство болот

Возникший словно из-под земли маркиз тут же повел ее к ближайшему костру, где му’аманы коптили над огнем изрядно надоевшую солонину и тушку свежеубитой восьмилапой ящерицы. При виде принцессы воины попытались вскочить, но Лучар повелительным движением остановила их и уселась рядом на услужливо брошенный в траву камзол маркиза.

— Только не надо предлагать мне солонину. Эта вот зверушка выглядит странно, но пахнет так восхитительно, — сказала она, щурясь на языки огня. Один из пехотинцев вскоре снял тушку с почерневшей тростниковой ветви, обжигаясь и морщась, руками отломил мясистый хвост и заднюю пару лап и протянул принцессе. Та, не жеманясь, взяла подношение и принялась перебрасывать его из одной ладони в другую, дуя изо всех сил. Вскоре ее крепкие зубы с хрустом впились в еду, при одном виде которой ее придворные дамы наверняка грохнулись бы в обморок.

Улыбаясь с набитым ртом, Лучар вспоминала, что Иеро во время их совместного путешествия вдоль берега внутреннего Моря кормил ее еще и не такой пищей. Сурового киллмена в Аббатствах учили питаться буквально всем подряд: кузнечиками, головастиками, какой-то тиной, вымоченными в соленой воде птицами-падальщиками, улитками и саламандрами. Убегая от вездесущих солдат Нечистого, воин-священник редко тратил время на охоту и рыбную ловлю и по многолетней походной привычке буквально пожирал все, что попадалось под руку, по ходу стремительного марша. Ему и в голову не приходило, что спутница, мягко говоря, не в восторге от его пристрастий и специфической кулинарии. Особенно до того, как пер Дистин узнал, что спас самую настоящую принцессу могущественного королевства, и не влюбился в нее. Не желая показать слабину перед северным крашенным дикарем Лучар несколько дней крепилась и молча ела странную стряпню спасителя.

Она сообщила о том, что хочет чего-нибудь, более похожего на человеческую еду, а не на лемутский корм, только на борту «Морской Девы» капитана Гимпа, да и то лишь после того, как старый эливенер, брат Альдо, чутко уловил волны отвращения, исходящие от девушки при виде того, как воин-священник заглядывается с борта корабля на каких-то водомерок, спросил ее о причине столь сильных эмоций. В дальнейшем именно старый эливенер следил за рационом аристократки.

Видя, с каким энтузиазмом и задумчивым выражением лица принцесса уплетает ящерицу, молодой маркиз сделался бледен и, отказавшись от предложенного му’аманами куска прокопченной солонины, попросил лишь разрешения выпить глоток вина из неприкосновенных запасов лекаря.

— Это же для раненых, маркиз? Впрочем, валяйте.

Барон, выполнивший с изрядным ворчанием служебные обязанности Герда, то бишь проверив головные караулы, застал маркиза с лекарской плетеной бутылью в руках и грозно нахмурился. Узнав, что на то есть разрешение ее величества, он пробормотал:

— Вот только фаворитов со всеми вытекающими нам и не хватает.

Под тяжелым взглядом ветерана юный аристократ поперхнулся глотком крепленого вина и поплелся к своему хопперу. Вскоре он растаял на опушке, направившись к своим подчиненным. Барон долго смотрел ему вслед, потом махнул рукой и отправился смотреть, как разместился двор.

Глава 4 Ночь в джунглях

Сон принцессы напоминал медленное погружение в топкий омут, где глохнут звуки и умирают жесты. Вокруг клубилась зеленая мгла, из которой высовывались оскаленные рожи, снабженные устрашающим арсеналом острых клыков, витых рогов и костяных ушей. При попытке повернуться к личинам демонические хари расплывались мутным облаком и вновь собирались где-то за пределами видимости, издавая мерзкое хихиканье.

Дух принцессы давно покинул поляну перед особняком и несся над просторами материка, над которым распространялась крылатая тень Нечистого.

Как это часто бывает в беспокойном сновидении, Лучар переживала целый букет чувств и эмоций, недоступных ее сознанию в бодрствующем состоянии. Ее душа сплелась с истерзанной войнами землей в единый клубок. Принцесса с отвращением и ужасом ощущала неземной холод, в который погружались целые области, которых касалась тень Нечистого, слышала, как дрожит и стонет земля от поступи многочисленных лемутских орд. Бесконечно долго ее сознание одновременно было в стадах баферов, в ужасе бегущих на север, в косяках рыб, устремляющихся из искрящихся водоемов в зловонные болота, чтобы лечь на илистое дно омутов и затаиться, пока безмолвные фигуры некромантов прошествуют мимо.

Омерзительнее всего показались ей земли несчастного Д’Алви. Даже столбы пыли, взметенные на дорогах сапогами солдатни Зеленого Круга, и те вопили о помощи и корчились, словно живые.

Пока одна часть разума принцессы созерцала картины мерзости запустения, воцарившегося на разгромленных землях, другая бодрствовала. Коротко звякнул серебряный колокольчик, знак опасности, и Лучар постаралась вынырнуть из кошмара.

Теперь она знала, что все увиденное ею есть лишь дьявольское наваждение, морок, нагнетаемый усилиями десятков чернокнижников и колдовскими машинами. В этой паутине черного отчаяния человек мог биться бесконечно, теряя всякую надежду, становясь обессиленной страхом жертвой.

— Свет да одолеет Тьму, — прошептал в голове знакомый, с характерной хрипотцой голос брата Альдо, и наваждение отхлынуло.

Парящий над континентом дух Лучар купался в лучах чистого звездного света. Под ней расстилались девственные просторы лесов, где билась ночная жизнь, многоликая и разнообразная, которой дела не было до войн двуногих. Порхали над вершинами деревьев причудливые тени, в лунном сиянии ветвистая сетка лесных рек казалась потоками расплавленного серебра, в которых сверкали алмазной россыпью косяки рыб.

Мир ночных шорохов и приглушенных звуков был океаном, вечным и мудрым, в котором жалкие клочки, отвоеванные Нечистым, тонули, словно бабочки-однодневки в пруду. Природа продолжала свое непостижимое бытие. Для нее свершения адептов Нечистого — не более чем легкая рябь на бесконечной толще воды.

Отчаянье отступило, уступив место безмятежности.

Пьянящий восторг охватил принцессу, и она понеслась над континентом к северу, куда дорога Нечистому заказана.

Переход от болот и лесов к водной глади показался внезапным. Внизу разверзлась незамутненная зеркальная гладь, в которой отражались гроздья крупных звезд и дрожала необычайно крупная луна.

Во сне Лучар громко вздохнула, захлебнувшись восторгом. Внутреннее Море казалось волшебным щитом древнего героя, отразившись в котором любая нечисть превращается в камень. Не существует оков, что можно наложить на эти воды, поняла принцесса. И действительно, призрачные крылья Тьмы, силясь распространиться над морем, таяли и умалялись, словно ночная дымка от столкновения с первыми утренними лучами.

По болотистому берегу брели маленькие фигурки, один взгляд на которые словно загипнотизировал принцессу. Ее сознание из поднебесья устремилось вниз, навстречу идущим вдоль полосы прибоя силуэтам.

Принцесса вскрикнула, да так, что рядом с палаткой послышался топот встревоженной стражи. Некоторое время гвардейцы шепотом переговаривались, не решаясь заглянуть в палатку, пока один из них, седой ветеран, не откинул полог клинком, и не убедился, что последняя надежда народа Д’Алви лежит на своем ложе, разметавшись по плащу, со счастливой улыбкой на губах.

Проглотив проклятье и утерев со лба холодный пот, стража разбрелась по углам палатки, а ветеран уселся у костра и воспользовался своей привилегией, дарованной еще Дэниелем за верную службу: находясь на посту, хлебнул пару раз из горлышка небольшого кувшина.