Воинствующий мир
Шрифт:
В сущности, мирный договор выглядел, как величайшая победа России, которая в один момент прирастала большими и перспективными территориями. Для русской общественности и императорского двора подобное представлялось несомненным успехом. Вот только для Суворова и иных офицеров Кавказской армии мирный договор считался недостаточным. Они-то знали, что Персидская держава нынче полностью подчинена России, и можно выторговать намного больше: Тегеран и даже персидские земли южнее его.
В тот же день был подписан и Урмийский союзный договор. По нему Иран обязался не привечать у себя иные иностранные посольства без согласования с послом Российской империи. Также устанавливалась обоюдная беспошлинная торговля. При этом, что было важно для русской финансовой системы, торговать разрешалось либо русскими бумажными ассигнациями без права игнорировать такой способ оплаты или же серебром. Также Иран при необходимости
Может быть, военным и казалось, что Россия допускает слишком значительные уступки персам, однако, на деле всё было не столь однозначным. Мало того, что Российская империя получала новые территории, на которых можно развивать перспективную хозяйственную деятельность, так ещё Иран входил в финансовую систему России, определённым образом обеспечивая стабильность российского рубля через свои товары и производства.
Немаловажным фактором становилось то, что, видимо, не до конца осознанно русскими дипломатами. Если северокавказских горцев не будут поддерживать большие державы, такие, как Иран или Османская империя, то и их сопротивление новой власти кратно снизится. При умеренно-жёсткой с возможностью компромиссов политике остаётся вероятность не допустить большой войны на Кавказе, которая стоила Российской империи огромных средств и людских ресурсов, но в иной реальности.
Александр Васильевич Суворов не отличался особой дипломатичностью, его гений заключался в ином, потому оценка договора с персами была однозначной — это ошибка, допущенная императором и его приближёнными.
Глава 3
Глава 3
Москва
14 марта 1797 года
Пришлось ехать в Москву. Первопрестольная оказывалась наиболее компромиссным местом для встречи всех наших управляющих. Из Петербурга в Москву была наезженная дорога, из Белгорода и Луганска не так чтобы трудно добираться. По крайней мере, до Нижнего Новгорода ехать более сложно, нежели до Москвы. Кроме того, именно сюда приедут люди, которых вызывал Кулибин.
Уже установилась своего рода система, когда вся команда собирается в преддверии посевной для решения остаточных перед полевым сезоном вопросов. Тут и взаимовыручка, когда Надеждово может помочь Белокуракино или державинским имениям, и обмен опытом, создание системы, при которой можно планировать развитие всех земель, исключая конкуренцию.
Если высаживать подсолнечник, то это лучше делать в Белокуракино, там же и выжимать масло. Надеждово становится центром по производству свекольного сахара. Лён — это уже под Москвой следует сажать. И так далее по всем позициям и с цифрами.
Однако, сегодняшнее собрание — это нечто большее. Мы планируем создавать серьёзное производство, и сейчас приехали почти все люди, которые будут в этом участвовать. Также в Москве находятся и с большим трудом купленные мной выпускники демидовской школы мастеровых Выйского завода.
Я отправлял в Нижний Тагил одного из бывших студентов. Использовал, так сказать, служебное положение. Впрочем, не перестаю это делать и сейчас, и одна из задач, которая стоит передо мной, это найм выпускников Московского университета.
Так вот, Михаил Шабловский, закончивший университет не без моей помощи, так как я, пользуясь всё ещё действующим Указом императора, привлёк к делам Уложенной комиссии молодого шляхтича. Он был в столь бедственном положении, что с трудом находил средства на покупку одежды, не то что на иные.
В бывшей Речи Посполитой было много обедневшей шляхты, больше, чем в какой иной державе. Но не все они были безграмотными, несмотря на то, что порой мало отличались от крестьян. И не всегда эти люди стремились возрождать Польшу от моря до моря, а частью стремились войти в российское общество. А как это сделать, если нет серьёзных связей или денег? Учиться, так как образование в Московском университете позволяло по окончанию получить чин.
Шабловский, не будь идиотом, понял, что я — его билет в будущую не самую бедную жизнь, потому более охотно, чем иные, выполняет дополнительные поручения, да и с основными старается. Не талант он, не гений, а старательный исполнитель, и уже за это постараюсь привить ему и гибкость в решении поручений и заданий, и чувство законотворчества, которое появляется у опытных чиновников.
И привёз-таки мне Михаил Шабловский тех, кого
я просил, а главное — мастерового Черепанова. Ефим Алексеевич Черепанов нынче ещё далеко не «Алексеевич», а крепостной при заводе, пусть и мастеровой. И вот не знаю ещё, повезло мне или нет, но пока Черепанов ничем существенным, кроме как отличной учёбой и успешным началом трудовой деятельности, не отметился. Не было его стажировки за рубежом, как и наработанного опыта. Как бы это не оказалось решающими для формирования создателя русского паровоза. Однако, того, выученного не мастерового, а уже инженера-изобретателя, было бы сложно перекупить, или даже невозможно. А этот обошёлся всего в четыреста рублей. Много для одного крестьянина-бабыля, но не сильно завышено для выученного мастера. Если ещё знать, что Ефим будет создавать паровозы, и не только их, то, скорее всего, я выиграл. А что до учёбы, так и сам парня подучу, да и Кулибин также не откажет, уже не откажет, когда увидел, что проекты могут заработать.Самым же странным гостем, вернее гостьей, была Груша, получившая от меня фамилию Найдёнова. Та самая беременная, но уже родившая девчонка, что из подростков. Мотивация при гибком уме — вот главная составляющая успеха. Груша читала, изучала написанную мной брошюру по ведению коммерции, когда была возможность, засыпала меня вопросами. Работает она и с учителями, в математике определённые успехи имеет, а в коммерции без этой науки, ну, никак. Нет, она не готовый специалист и станет таковой ещё не скоро. С ней ещё нужно заниматься, но я уже собираюсь давать молодой маме некоторые расчёты по предприятиям, как и участвовать на третьих ролях в их управлении. Девчонка бойкая, есть шансы пробиться через домострой и заскорузлое понимание роли женщины в современном мире. Но для этого она должна быть на голову выше всех в знаниях и обладать несравненной коммуникацией. Многое для успеха — это дело наживное, вот пусть и наживает, пока с её дочкой возятся проплаченные мной мамки. Посмотрим, может, не без моей помощи рождается легенда для эмансипированных женщин будущего. Ну, а мне нужны грамотные управляющие, лично преданные.
Но прежде всего я встретился с Камариным Карпом Милентьевичем, тайно, так как у него было сверхсекретное задание. Как мне кажется, не слишком сложное в исполнении, если сорить деньгами, но такое, что может повлиять на многое, даже на международную обстановку. Англичанка гадит? Ну, так некий Сперанский попробует нагадить в ответ.
— Карп, ты нашёл, с кем передать письма? — спросил я, когда позвал казака прогуляться по вечерней Москве.
Ох, не та это романтика, гулять по Первопрестольной в потёмках. Но лучше перебдеть, как говорится. Не думаю, что за мной следят, даже почти уверен, что слежки никакой нет, но сколько агентов в будущем засыпаются на сущих мелочах! Вот и я не хотел, чтобы наш с Карпом разговор был кем-то услышан.
— Да, вашбродь, несложно было найти английских купчин, кабы передать письма, — отвечал Камарин.
— Лик свой и того, кто передавал письма, изменил, как я учил? — задал я следующий вопрос.
Не умеют здесь докладывать кратко и содержательно, чтобы у принимающего доклад не возникало множество вопросов. Однако, работаем с тем, что имеем. И не сказать, что плохо работаем.
Два письма требовалось передать нужным людям, причём, чтобы эти люди не поняли, от кого именно те письма. Одно письмо так и вовсе должно было быть от англичанина. У Карпа с английским плохо, потому сработал один из подростков, уже не такой уж и недоросль. Архип, восемнадцатилетний парень, который проходил обучение среди подростков, но и до появления в моей школе парень был грамотным и сносно, конечно же, с ошибками, но изъяснялся по-английски. Он был из банды, промышлявшей в порту. Жизнь заставит, и не так извернёшься, потому Архип немного знал голландский и английский языки. Ну, а при правильных учителях за полтора года смог неплохо поднатореть в изучении разных наречий, с упором как раз на английский. Вот он под видом некоего англичанина, молодого аристократа, опоздавшего на недавно ушедший корабль, и передал письмо из Ревеля в Лондон.
То письмо, которое было отправлено при помощи Архипа, адресовалось Ричарду Паркеру, пока ещё простому матросу, или уже не простому, но вскоре должному стать лидером крупного восстания английских моряков.
Я не успевал серьёзным образом повлиять на ход того восстания и сильно рисковал. Если Паркера, как и в иной реальности, путём обмана смогут арестовать, и он выложит содержимое письма, то англичане будут рыть. Ниточки приведут в Ревель, но дальше, как я рассчитываю, они оборвутся. Обвинять Россию будет не в чем, да и любой чиновник Российской империи сможет хоть поклясться на кресте, хоть дать честное слово в своей непричастности к восстанию Ричарда Паркера. В этом времени ещё принято порой верить в честное слово.