Воины Света. Тайна Кранга

— А что ты делаешь, чтобы вложить туда рассказ?

Она поняла, что представляет собой этот блок. И Устеин заметила это.

— О, я не рассказываю старые истории, я создаю снова. У нас, злат, много их, очень много — о любви, о прекрасных рыцарях, героях, о далеких странах. Никто не может знать их все. Но их нельзя рассказывать без конца. Это очень опасно. Они парализуют разум, волю, уводят слишком далеко от действительности, и в конце концов человек сам может запутаться в этой паутине и уже никогда не выберется оттуда.

Она помолчала, глядя на лица окружающих, на которых уже появились признаки того, что они поняли суть происходящего. Устеин очень хотела, чтобы Хан все это постиг. Устеин продолжала:

— Хан, любовь моя, почему не работает твой блок? Он сломался? Может, он… — она показала на Хату —… попробует поработать с ним?

Хата смутился. Он сказал, что это выше его понимания.

Хан ответил девушке.

— Нет, блок работает нормально, но он не сообщает мне о том, что я хочу знать.

Как он мог объяснить Устеин, что пороговый уровень слишком низок и информацию никак не выделить из шумов? Или сказать, что имеющихся данных недостаточно для обнаружения аномалии? Он ответил:

— Я не могу правильно установить все ручки управления блока.

— Я сделаю это потом, — сказала она, довольная, что поняла, в чем затруднения у Хана. — Я злат, поэтому умею это делать. Твой блок выглядит очень странно, но это ничего. Я немного подумаю и выполню все, как надо. Жаль, что твой блок очень большой и его невозможно носить с собой. Но неужели так важно то, что ты хочешь услышать? Я немного поняла, что сообщает твой блок. Это о чем-то, что находится где-то.

— Ты можешь перевести рассказ моего блока в свой?

— О, это очень просто. Подожди.

Она взяла моток проволоки, встряхнула его.

Хан понял: она очищает память.

— А теперь, — сказала она, — покажи, что ты делаешь в первую очередь.

— В каком смысле?

— Ну, как появляются все эти огоньки и буквы?

Хан подчинился и проделал всю процедуру измерений снова. Он увидел, что результат остался прежним: по полученным данным невозможно было определить местонахождение аномалии. Устеин внимательно смотрела на мигающие экраны и табло. Она полностью отрешилась от окружающего. Наконец, посмотрела на Хана.

— Все? Это самая любопытная история. Я, пожалуй, сама могу воспроизвести ее.

И она снова взялась за блестящую паутину, сделала несколько еле уловимых движений, посмотрела на возникшую конфигурацию, снова на мерцающие экраны, затем на свой блок. Потом она перевела взгляд на Хана и рассмеялась:

— Очень интересно! Хан, ты должен рассказать мне истории, которые знаешь. Подобных я не слышала раньше, они короткие и легко воспроизводятся, но в них много загадочного! Я не понимаю все, что вижу…

— Что же ты видишь?

— Здесь три предмета. Каждый светится. Один — вот этот.

И она указала на звезду, свет которой проникал через фильтры в рубку. Видимо, она не узнала в этой звезде солнце планеты Рассвет.

— Он очень яркий. Другого предмета сейчас не видно… Он когда-то был на этом месте, где мы находимся сейчас, но движется очень быстро и часто останавливается. А третий предмет. Подожди… Он большой и в то же время маленький. Я вижу его и таким, и таким. Могу даже смотреть сквозь него.

— Это то, что я хочу видеть. Где этот предмет?

— Покажи мне планету, и я увижу, где он.

Хан щелкнул переключателем, на экране появилась проекция планеты Рассвет. Устеин смотрела на карту некоторое время, затем показала на южный полюс.

— Если хочешь найти его, иди туда.

Она внезапно хихикнула, как маленькая девочка.

— Извини. Это очень печальная история.

Хата прервал ее:

— О чем говорит эта сумасшедшая клеш?

Ему ответил Хан:

— Она объясняет, где находится корабль Эвинга. Оказывается, на южном полюсе!

Хата посмотрел на него, как будто он сошел с ума.

Устеин была возбуждена. Она сумела помочь Хану!

Лизендир посмотрела на блок, затем на Устеин.

— А ты можешь увидеть продолжение истории?

— О, да! Истории не имеют ни начала, ни конца, как и все в мире. Мы просто начинаем и кончаем смотреть там, где нам хочется. Но все увидеть нельзя. Наш мозг слишком слаб для этого. Я остановила эту историю, но могу продолжить ее. Подождите!

Она снова стала внимательно смотреть на блок и не отрывалась очень долго. Потом вдруг она отшатнулась и поспешно встряхнула паутину, очистив содержимое блока.

Затем она начала говорить, дрожа от ужаса, в который привело ее то, что она увидела.

— Там зло! Там плохо! Я остановила историю. Не хочу смотреть дальше. Они — как черви в мусорной яме. Шевелятся. Очень злые. Смотрят… на нас. Как-то они могут нас видеть. Я не знаю, как, но если мы приблизимся, они причинят нам вред. Белым пламенем. Они похожи на людей, но они не люди. Они видят меня и мой блок, но не могут достать.

Она оглядела всех широко раскрытыми глазами и прижалась к Хану.

— О, не отдавай меня им! — воскликнула она.

Но Хан не обратил внимание, что хотя она была почти в истерике, но свой блок держала крепко.

Хан погладил ее по голове, успокаивая, затем повернулся к Хате.

— У них есть оружие, Хата. Какое-то излучение. Они сожгут нас, если мы приблизимся.

Хата ответил:

— Наплевать. Летим туда, я уничтожу их камнями, которых не могут сжечь их лучи.

Лизендир подошла ближе, рассматривая блок и изредка поглядывая на Устеин. Она вздохнула с сожалением и сказала медленно и печально:

— Теперь я, наконец, вижу, кто она и что может. Но ни я, ни кто-либо из леров не сможет сделать этого. Тут нет никакой тайны, ничего сверхъестественного. У нее есть петля обратной связи с паутиной. Мозг человека приспособлен для такого общения. Паутина каким-то образом усиливает его биотоки.

Хан посмотрел на Лизендир, как будто она внезапно стала ему совершенно чужой.

— Что ты имеешь в виду, Лизендир?

Он никогда не видел такой печали на ее лице.

— Разве ты не видишь?