Вокруг красной лампы

Было от чего прийти в дурное расположение: министру предстояло многое обдумать, а он не мог собраться с мыслями. Взять хотя бы вопрос о Добрудже и навигации в устье Дуная - пора улаживать это дело. Русский посол прислал мастерски составленный меморандум, и министр мечтал ответить достойнейшим образом. Или блокада Крита. Британский флот стоит на рейде у мыса Матапан, ожидая распоряжений, которые могли бы повернуть ход европейской истории. Потом эти трое несчастных туристов, которые забрались в Македонию, знакомые с ужасом ожидали, что почта принесет их отрезанные уши или пальцы, поскольку похитители потребовали баснословный выкуп. Нужно срочно вызволять их из рук горцев хоть силой, хоть дипломатической хитростью, иначе гнев возмущенного общественного мнения выплеснется на Даунинг-стрит. Все эти вещи требовали безотлагательного решения, а министр иностранных дел Великобритании не мог подняться с кресла, и его мысли целиком сосредоточились на больном пальце правой ноги! В этом было что-то крайне унизительное! Весь его разум восставал против такой нелепости. Министр был волевым человеком и гордился этим, но чего стоит человеческий механизм, если он может выйти из строя из-за воспаленного сустава? Он застонал и заерзал среди подушек.

Неужели он все-таки не может съездить в парламент? Доктор, наверное, преувеличивает. А сегодня как раз заседание кабинета. Он посмотрел на часы. Сейчас оно, должно быть, уже кончается. По крайней мере он мог съездить хотя бы в Вестминстер. Он отодвинул круглый столик, уставленный рядами пузырьков, поднялся, опираясь руками на подлокотники кресла, и, взяв толстую дубовую палку, неловко заковылял по комнате.

Когда он двигался, физические и духовные силы, казалось, возвращались к нему. Британский флот должен покинуть Матапан. На этих турков надо немного нажать. Надо показать грекам, что... Ох! В одно мгновенье Средиземноморье заволокло туманом, и не оставалось ничего, кроме пронзительной, нестерпимой боли в воспаленном пальце. Он кое-как добрался до окна и, держась за подоконник левой рукой, правой тяжело оперся на палку. Снаружи раскинулся залитый солнцем и свежестью сквер, прошло несколько хорошо одетых прохожих, катилась щегольская одноконная карета, только что отъехавшая от его дома. Он успел увидеть герб на дверце и на секунду стиснул зубы, а густые брови сердито сошлись, образовав складку на переносице. Он заковылял к своему креслу и позвонил в колокольчик, который стоял на столике.

– Попросите госпожу прийти сюда, - сказал он вошедшему слуге.

Ясно, что о поездке в парламент нечего было и думать. Стреляющая боль в ноге сигнализировала, что доктор не преувеличивает. Но сейчас его беспокоило нечто совсем другое, и на время он забыл о недомогании. Он нетерпеливо постукивал палкой по полу, но вот наконец дверь распахнулась, и в комнату вошла высокая, элегантная, но уже пожилая дама. Волосы ее были тронуты сединой, но спокойное милое лицо сохранило молодую свежесть, а зеленое бархатное платье с отливом, отделанное на груди и плечах золотым бисером, выгодно подчеркивало ее стройную фигуру.

– Ты меня звал, Чарльз?

– Чья это карета только что отъехала от нашего дома?

– Ты вставал?
– воскликнула она, погрозив пальцем.
– Ну что поделаешь с этим негодником! Разве можно быть таким неосмотрительным? Что я скажу, когда придет сэр Уильям? Ты же знаешь, что он отказывается лечить, если больной не следует его предписаниям.

– На этот раз сам больной готов отказаться от него, - раздраженно возразил министр.
– Но я жду, Клара, что ты ответишь на мой вопрос.

– Карета? Должно быть, лорда Артура Сибторна.

– Я видел герб на дверце, - проворчал больной.

Его супруга выпрямилась и посмотрела на него широко раскрытыми голубыми глазами.

– Зачем тогда спрашивать, Чарльз? Можно подумать, что ты ставишь мне ловушку. Неужели ты думаешь, что я стала бы обманывать тебя? Ты не принял свои порошки!

– Ради Бога, оставь порошки в покое! Я удивлен визитом сэра Артура, потому и спросил. Мне казалось, Клара, что я достаточно ясно выразил свое к этому отношение. Кто его принимал?

– Я. То есть мы с Идой.

– Я не хочу, чтобы он встречался с Идой. Мне это не нравится. Дело и так зашло далеко.

Леди Чарльз присела на скамеечку с бархатным верхом, изящно нагнувшись, взяла руку мужа и ласково похлопала по ней.

– Ну, раз уж ты заговорил об этом, Чарльз...
– начала она.
– Да, дело зашло далеко, так далеко, что назад не воротишь, хотя я - даю слово - ни о чем не подозревала. Наверное, тут виновата я, да, конечно, прежде всего виновата я... Но все произошло так внезапно. Самый конец сезона да еще неделя в гостях у семьи лорда Доннитор-на - вот и все! Право же, Чарльз, она так любит его! Подумай, она ведь наша единственная дочь - не надо мешать ее счастью!

– Ну-ну!
– нетерпеливо прервал министр, стукнув по ручке кресла.
– Это уж слишком! Честное слово, Клара. Ида доставляет мне больше хлопот, чем все мои служебные обязанности, чем все дела нашей великой империи.

– Но она у нас единственная.

– Тем более незачем мезальянс.

– Мезальянс? Что ты говоришь, Чарльз? Лорд Артур Сибторн - сын герцога Тавистокского, его предки правили в Союзе семи. А Дебрет ведет его родословную от самого Моркара, графа Нортумберлендского.

Министр пожал плечами.

– Лорд Артур - четвертый сын самого что ни на есть захудалого герцога в Англии. У него нет ни профессии, ни перспектив.

– Ты мог бы обеспечить ему и то, и другое.

– Мне он не нравится. Кроме того, я не признаю связей.

– Но подумай об Иде. Ты же знаешь, какое слабенькое у нее здоровье. Она всей душой привязалась к нему. Ты не настолько жесток, чтобы разлучить их, Чарльз, правда ведь?

В дверь постучали, Леди Чарльз встала и распахнула дверь.

– Что случилось, Томас?

– Прошу прощения, госпожа, приехал премьер-министр.

– Попроси его подняться сюда, Томас... Чарльз, не вздумай волноваться из-за служебных дел. Держи себя спокойно и рассудительно, будь умницей. Я вполне полагаюсь на тебя.

Она накинула на плечи больному легкую шаль и выскользнула в спальню как раз в тот момент, когда в дверях, сопровождаемый слугой, показался премьер-министр.

– Дорогой Чарльз, я надеюсь, вам уже лучше, - произнес он сердечным тоном, входя в комнату с той юношеской порывистостью, какой он славился: Почти готов снова в упряжку, а? Вас очень не хватает и в парламенте, и в кабинете. Знаете, из-за этого греческого вопроса разыгралась целая буря. Видели, "Таймc" сегодня разразилась?

– Да, я прочитал, - сказал министр, улыбаясь своему патрону.
– Что ж, пора сказать, что страна пока еще не целиком управляется с Принтинг-Хаус-сквер. Мы должны твердо держаться твоего курса.

– Конечно, Чарльз, именно так, - подтвердил премьер-министр, не вынимая рук из карманов.

– Хорошо, что вы зашли. Мне не терпится узнать, что делается в кабинете.

– Ничего особенного, рутина. Между прочим, наконец вызволили туристов, которые застряли в Македонии.

– Слава Богу!

– Мы отложили прочие дела до вашего прихода на следующей неделе. Правда, пора уже думать о роспуске парламента. Отчеты с мест спокойные.

Министр иностранных дел нетерпеливо заерзал и тяжело вздохнул.

– Нам давно пора навести порядок в области наших внешнеполитических дел, - сказал он.
– Нужно вот ответить Новикову на его ноту. Умно составлена, но есть шаткие аргументы. Затем я хочу определить, наконец, границу с Афганистаном. Эта болезнь действует мне на нервы. Столько нужно делать, а голова как в тумане. Не знаю, то ли от подагры, то ли от этого снадобья из безвременника.