Вокруг крючка

Юрка, Игорек и Васятка ловят ершей. Очень занятная ловля! Только опустится до дна свинцовая «мормышка» с кисточкой мотылей на крючке, как леску немедленно потянет в сторону. И как он успевает так быстро ухватить приманку, этот пучеглазый колючий обжора?!

Юрка невысок, кареглаз, курнос и часто улыбается. Загорел он до черноты, смахивает на арапчонка. Вот только волос таких, наверно, у арапчат не бывает — светлых, как свежая солома.

У Игорька нос длинный, трубочкой, облупившийся на самом кончике, а узкие губы поджаты. Выражение лица значительное, будто он хранит какой-то важный секрет. Тем не менее Игорек очень разговорчив, а еще больше суетлив. И сейчас он беспрестанно ворочается, отчего ведро, на котором сидит, глубоко въелось в толщу льда.

Васятка моложе своих приятелей. У него круглые голубые глаза, крутой лоб мыслителя и короткие толстые руки с очень красными пальцами. Говорит он мало, больше любит послушать. Сидит Васятка поодаль. Рыбак он еще начинающий: на льду всего второй раз.

— Ты веришь в приметы? — спрашивает Юрку Игорек, круто поворачиваясь на ведре. — Все рыбаки верят. И я тоже верю.

— А я нет!

— А я верю. Если, например, на мотыля три раза поплевать, никакая рыбина не сорвется. Неужто не знаешь? Я видел — все рыбаки плюют. И вообще, как поплюешь — крупней рыба берет.

— А ты сегодня плевал?

— Неужто нет? Я еще с утра плевал. Только я на всю банку сразу. Чтобы по одному не канителиться. Но это, между прочим, все равно.

— А крупную поймал?

— Неужто нет? Гляди, у меня ерш какой! Отборный.

— Сказал тоже — отборный! У всех одна порода.

— А еще нет лучше на чужую мормышку ловить, — дипломатично меняет тему Игорек. — На некупленную. Ну, например, если подарит кто или найдешь. Уж тогда обязательно будет удача. Это и все рыбаки говорят. Я вот в прошлом году нашел одну. Наверно, городские рыбаки оставили.

— Ну и что же, счастливая?

— А у ней крючок был поломанный. Без бородки. Разве на такую поймаешь? Я думаю, ее кто-нибудь так бросил. За ненадобностью. А был бы крючок хороший, тогда другое дело.

— А чего ж ты новый не припаял?

— А я не умею.

— Эх ты, безрукий! А я сам мормышки делаю. Возьму у отца кислоты, паяльник и делаю. Ни одной еще не покупал.

Раздается звук, значение которого собеседники определяют не сразу. Он повторяется трижды, через равные короткие промежутки. Оказывается, это Васятка с ожесточением плюет на мотыля.

— Один сказки рассказывает, а другой уши развесил! — хохочет Юрка. — Эх вы, темнота!

Совсем низко начинает заливисто щебетать жаворонок. Ребята жмурятся и задирают головы. Вдруг Васятка вскакивает с ведра и вопит неожиданно густым голосом:

— Ой, чего-то здоровое село! Ой!

Удилище у него гнется, леса натянута.

— Не тащи сразу! — нестройным дуэтом орут Юрка и Игорек. — Упустишь!

Игорек пружиной срывается с ведра, подбегает к Васятке, садится рядом на корточки и начинает глухо бубнить:

— Сойди! Сойди! Сойди!

Закусив пухлые губы, Васятка резко поднимает руку, и… леса лопается. Некоторое время он так и держит удилище поднятым, озираясь по сторонам выпученными глазами, в которых ужас смешивается с восхищением.

— Шляпа! — накидывается на него Юрка. — Разве так тянут? Почему ты ей ходу не дал?

— Рыбак! — ехидно вторит Игорек, от возбуждения пританцовывая на льду. — Какую рыбину упустил! Тащит тоже — она к себе, а он к себе!

Васятка внимательно рассматривает обрывок лесы и вдруг разражается могучим ревом.

— Эх ты, нюня!

— Растяпа!

Рев усиливается, и Васятка сквозь слезы выкрикивает:

— Чего дразнитесь? Мне небось и так обидней всех!

После этого убедительного довода ребята успокаиваются и Игорек примирительно заключает:

— А ведь верно сказал. Конечно, ему обидней всех. И мормышки у него больше нету… С чего это мы на него накинулись? Прямо непонятно. Получается как бы — бей лежачего!

Все молчат. Все тише всхлипывает Васятка. Потом подходит вплотную к Игорьку и спрашивает:

— А зачем ты шаманил — сойди, сойди?

— А примета такая, — конфузливо отвечает Игорек, и вдруг с лица его сходит выражение обычной таинственности. — Неужто не слыхал? Рыбаки всегда кричат: «Сойди, сойди!» Это они нарочно, чтобы, значит, не сошла. А на поверку выходит — врут рыбаки!

— Ага! Что я тебе говорил? — прыская от смеха, кричит Юрка.

Потом он выделяет Васятке из своего запаса самодельную мормышку, и ловля продолжается…

Приключения деда Стулова

От рассказчика

Без малого семь десятков деду Стулову, а еще на все руки мастер. Косит так, что не каждый за ним и угонится. И стожок сметать сможет. Крышу дранкой покроет. Да что крышу — надо, так избу и ту поставит. Валенки сваляет не хуже фабричных. О слесарном деле имеет понятие. И в кузне не растеряется. Зимой капканы ставит на зверя. Летом таких лещей на удочку выхватывает, что зависть берет! А уж что по клюкве, что по рыжику — первый добытчик.

До всякой малости деду дело есть. Всюду нос сует. Поговорить, поспорить — это его хлебом не корми. Хоть о политике, хоть о колхозных делах. А уж как сцепится с кем — тогда ему все едино. Пусть свой брат колхозник, пусть начальство какое. Как шум на собрании — значит, он. Значит, чего-нибудь ему да не по нраву. Не угодили. За колхозное добро строг очень. Но, между прочим, ни разу еще не бывало, чтобы и от своего упустил.

А вообще с различными старик странностями…

Вот тут случай был. Племянник дедов подсмотрел, а потом и рассказывал. Летом дело произошло. В июле месяце. Вот-вот, хлебушко зацветет.

Вышел зачем-то дед к полдням на речку. Медведица у нас река. Может, слыхали? И тропочка от деревни идет до самой воды. А по обеим сторонам тропы — рожь. Густая в тот год рожь стояла, высокая. И день выдался тихий. Сверху солнышко палит. По реке рыба плавится. Пчелы вокруг хлопочут: пасека-то рядом. Стрекозы крыльями стригут. Через реку в лесу кукушка поздняя года кому-то отсчитывает. А вдали мотор шумит. Это колхозный механик Заботин Иван крупорушку пустил. А воздух кругом такой легкий — и от ржи, и от речки, и от леса…