Вокруг крючка

Любование продолжалось недолго. Через несколько мгновений мы уже стояли неподалеку друг от друга и бороздили блеснами дно небольшой каменистой ямы под самым берегом. На втором забросе рука моя, державшая комель удилища, почувствовала хорошо знакомый тупой удар. Затрещал тормоз катушки.

А приятель рядом уже тащил хорошую щуку. Не отставал и Двадцать Два. Вот это была ловля!

И к тому времени, как ослепительное майское солнце вошло в зенит, у нас оказалось очень много рыбы. Только к полудню поклевки прекратились.

Теперь Двадцать Два начал подробно рассказывать нам о злоключениях этой ночи. Начало событий мы давно угадали. Уставший, он задремал в лодке и не заметил, как коварные боковые волны, подмыв ялик, повернули его и вынесли в широкий проток между островами.

Очнулся он уже вдалеке от берега.

Шторм был в разгаре. Невольному путешественнику удалось кое-как отодрать одну из лавочек ялика и использовать ее в роли кормового весла. С величайшим трудом он направил нос отяжелевшей, полузалитой водой лодки наперерез волне. Но это была еще только малая доля победы: ялик стремительно выносило из протока в самый хаос бушующей Волги. Сопротивляться дальше уже не было сил. И вдруг резкий удар чуть не выбросил его из ялика. Но с этим ударом пришло спасение. Лодка налетела на небольшой травянистый «пятачок», случайно встретившийся на пути. Как Двадцать Два рассмотрел потом, это была верхушка скрытого под водой холма, опоясанного глубокой ямой. Всю ночь провел он на этой крохотной площадке, заливаемой водой, придерживая лодку окоченевшими руками.

Порой ялик начинало стаскивать, волочить боком, Двадцать Два выбивался из сил, но все же выдержал. Как только стало светать, бедняга дотащился до ближайшего острова. На счастье, сохранились спички, предусмотрительно завернутые в резиновый чехольчик. Рыбак разложил костер и начал сушиться. Но не довел дела до конца: мощный всплеск хищника под самым берегом заставил его схватить спиннинг, оставленный в ялике. Через минуту Двадцать Два уже тащил первую щуку. Он отрывался от ловли только для того, чтобы подкинуть в костер веток свежей хвои, надеясь дымом вызвать нас к себе. Он говорил, — конечно, мы понимали его всем сердцем, — что забыл в это время переживания тяжкой ночи и теперь уже благодарил судьбу за неожиданное приключение.

Мы слушали эту удивительную историю, сидя на прогретом солнцем сухом песке около небольшой тощей сосенки. Тихо потрескивал костер, на закопченных ухватиках был подвешен неизменный спутник охотников — котелок; в коричневой бурлящей воде кружились распаренные хлопья чая. Постепенно блаженная дремота охватила нас. Напившись чаю, мы решили часика два поспать. Так или иначе, мы успевали к поезду.

Разбудил нас незнакомый голос. Облитый солнцем, перед нами стоял пожилой коренастый мужчина.

— Рыбачки! Помогите бакен снять, одному несподручно, — попросил он. — Ишь, куда пригнал, проходимец! — ругнул он вчерашний ветер.

Мы пошли за ним к берегу. Дружно налегли на белый дощаник, но тот ни с места.

— Погодите, его что-то держит внизу, — определил Двадцать Два.

Мы наклонились и увидели, что бакен плотно сидит на большом черном камне.

— Гляди, нарочно так не угадаешь! — подивился бакенщик.

Когда он уехал, увозя на своей длинной лодке белую громаду бакена, нас осенило. Камень! Черный камень!

Теперь он был отчетливо виден в воде. Мы оглянулись на остров. По сторонам от сосны, где мы только что отдыхали, возвышались другие. Их было четыре. Конечно, это «письмо».

— Друзья! Мы на острове Переживаний! — воскликнул Двадцать Два.

…На обратном пути судьба, видимо, решила больше не донимать Двадцать Два. Впрочем, нет, пожалуй, совсем о нем она все-таки не забыла. При посадке в поезд он потерял билет. Больших трудов стоило убедить бесстрастного контролера в отсутствии злых умыслов у нашего друга. Потом, уже в Москве, в трамвае у него лопнула лямка рюкзака, и он чуть не раздробил двухпудовым мешком ногу случайного соседа. Хорошо, что тот тоже оказался рыболовом, и скандал был ликвидирован в самом зародыше.

На другой день, к вечеру, Двадцать Два пришел к нам и принес план, забытый им дома в прихожей на столике. Но этот клочок ватмана имел для нас уже только архивную ценность: мы и без него всегда нашли бы дорогу к острову Переживаний.

Затянувшуюся дружескую беседу прервал резкий нетерпеливый звонок. Это явился Неустойчивый. Позорно отступив тогда, он не разделил с нами горестей и радостей не совсем обычной экскурсии. Когда же узнал о результатах, то изменился в лице, нервно заходил по комнате и, наконец, подойдя вплотную к нашему герою, каким-то дрожащим голосом спросил:

— Опять поедешь? Возьми с собой! Очень прошу!

— Но ведь со мной всегда «чертовщина»! — усмехаясь глазами через очки, ответил Двадцать Два.

Однако, увидев молящий взгляд приятеля, не стал долго мучить его и просто сказал:

— В субботу поедем. Приходи к поезду.

Ущемление психолога

Знакомство это возникло под выходной день в очереди за мотылем. Один из нашей компании, наиболее завидущий, подмигнул стоявшему поодаль высокому незнакомому гражданину. Гражданин недоумевающе приблизился. Завидущий, таинственно пошептав что-то, тут же втиснул его впереди себя. Удачно замаскировав нарушение общественного порядка, ловкачу удалось отхватить этим маневром лишнюю двухрублевую порцию дефицитных пунцовых червяков.

Сам незнакомец мотылем явно не интересовался. Оказалось, что попал он сюда случайно, привлеченный горластой толпой рыболовов, сгрудившихся у входа в спортивный магазин.

Это был унылого вида долговязый мужчина с висячими сивыми усами и бритой головой. Уже прощаясь с нами, Игорь Петрович как-то снисходительно спросил адрес рыболовного общества и… стал с тех пор завсегдатаем шумных рыбацких «четвергов».

Что привлекло этого человека в коллектив людей восторженных и экспансивных, так и осталось загадкой. Словно все его чувства были погребены под пеплом равнодушия, откуда никогда не мерцала искорка страсти… А манера его обращения с нами? Да вот послушайте.

— Здравствуйте! — приветствовали мы его. — Значит, опять к нам потянуло? Ну, уж сегодня скучать не будете! Разбирается актуальнейший вопрос: какого живца предпочитает налим — ерша или лягушку?

— С детства любознателен, — с некоторой конфузливостью начинал Игорь Петрович. — В последние же годы очень тяготею к психоанализу… Ей-богу, первый раз в жизни наблюдаю столь законченную коллекцию одержимых.

Мы обескураженно замолкали, а он со скучающим видом забирался в дальний угол комнаты, усаживался поглубже на стул, клал ногу на ногу, обхватывал руками колено и застывал в скрюченной позе. Но лишь только это сплетение конечностей начинало шевелиться, все уже знали — жди опять ехидной реплики!

В конце концов мы притерпелись к его хроническим колкостям, блеску бритого черепа и слегка оттопыренной нижней губе.

К осени мы с приятелем собрались в отпуск на Рыбинское море. Увязался с нами и Игорь Петрович…

С погодой в то утро повезло. Было тепло, тихо и чуть туманно. Отчалив от мозаичной каменной дамбы, мы взяли направление к группе ярко-зеленых, словно покрытых озимью, островков.

Игорь Петрович сидел на носу лодки, сонно поглядывая по сторонам. Изредка он смотрел на нас, и тогда его взгляд оживлялся знакомой иронической улыбкой.