Вокруг света по меридиану

До нас дошла весть, что при посадке Жиль угодил в полосу заструг. Самолет запрыгал по гребням, и хвостовое рулевое перо получило повреждения. Как писал сам Жиль:

Пострадал не столько самолет, сколько я сам. Я пролежал без сна целую ночь. С моего первого полета, когда мне было всего шестнадцать, я не поцарапал ни одной машины. Налетав 4000 часов за семь сезонов в Антарктике (я не говорю тут о полетах в других частях света), я допустил промашку именно здесь. Будь обстоятельства несколько иными, например, если бы я шел с грузом, весь хвост, наверное, полетел бы к чертям. Да, я действительно почти не спал в ту ночь.

Джерри устранил повреждение; в тот же вечер они вернулись на базу у 80°. Экипаж «Оттера» и Анто сидели теперь на 80-й параллели, и я сознавал, что мы обязаны достичь 85-го градуса, прежде чем просить вылета самолета. Однако в первых числах декабря нас накрыла такая погода, что хуже не придумаешь даже здесь в Антарктиде. Крепления лыж и пружины отчаянно щелкали и гнулись. У Олли кончились некоторые запчасти, и ему пришлось импровизировать. Кое-где «канавы» с твердыми как железо гребнями были уже ширины «скиду»; мы то и дело хватались за ледорубы и перетягивали машины вручную, как это было на паковом льду в Арктике. Наша «езда» напоминала передвижение ползком.

С перерывами в один-два километра угрожающие поля с застругами тянулись почти 500 километров, иногда они были просто непроходимы — сомкнутые ряды волн, нагромождение ледяного хлама. Все чаще и чаще нас накрывало «молоко». Чтобы преодолеть даже невысокие заструги, нужно было хоть что-нибудь видеть, и мы, чтобы не искать приключений на свою задницу, всегда останавливались до прояснения погоды. Однажды, столкнувшись с застругой средней величины, я почувствовал что-то неладное и вскоре обнаружил, что один из ящиков на нартах провалился сквозь дыру в стальной сетке платформы. Отлетело много стоек, местами их не было вовсе. Я затянул дыру, пристегнул стропами болтающийся ящик и поехал дальше.

Главный недостаток наших стальных нарт — жесткость; они не «играют», когда едешь по неровному льду. Однако, хотя многие крепежные трубки на них исчезли, а длинные 3,6-метровые полозья все же гнутся, сообразуясь с поверхностью льда, нарты еще могут продолжать путешествие до тех пор, пока вертикальные стойки соединяют полозья с платформой.

А вот мои вторые нарты (модификация эскимосской конструкции) были изготовлены из дерева гикори и дуба. 4 декабря, когда я преодолевал очень неровный лед, одно из дубовых полозьев раскололось вдоль, на нем образовалась продольная трещина шириной 10 см. Пришлось бросить эти нарты вместе с грузом. Мы лишь разделили между собой жестянки с горючим, но оставили в поле трап для преодоления трещин, обогреватель для палатки и прочее не столь важное снаряжение.

Жизнь превратилась в непрекращающуюся ни на минуту борьбу с чудовищными застругами. Полюс казался недостижимой целью. Пришлось забыть обо всем и думать только о том, что было у нас под носом. Моя зубная боль мучила меня постоянно, превратившись в нечто гораздо большее, чем неудобство.

Пружина, подрессоривающая переднюю лыжу на «скиду» Чарли, сломалась, а у Олли не нашлось запасной. С помощью изоленты и проволоки он умудрился сделать нечто заменяющее, но оно смогло выдержать всего несколько часов. Не доезжая примерно 50 километров до широты 85°, лыжина вообще отказалась работать, и мы стали искать место для взлетно-посадочной полосы.

После суточных лихорадочных поисков нашлась свободная от заструг узкая заснеженная полоса, достаточно длинная для пробега самолета. Правда, пришлось поработать ледорубами. Затем мы разбили лагерь. Было 5 декабря.

Мы узнали, что пять дней назад девять южноафриканцев вышли со своей полевой геологической станции, направляясь в Санаэ. Им предстоял 100-километровый переход. Возглавлял группу босс Ханнес — суровый африканер с богатым полярным опытом. Они шли домой тем же маршрутом через Краевую зону, что и мы, когда пробирались к Ривингену.

Их подстерегала неудача — один из тяжелых тракторов провалился на 20 метров в трещину, и вдобавок его заклинило его же санями с горючим весом в одну тонну. Троих полярников, сидевших в кабине, спасли, они отделались лишь ушибами, но трактор и сани были обречены.

Кабины оставшихся двух тракторов оказались переполнены. Система демократического руководства, которой так восхищался Симон, все еще действовала, поэтому трое «бездомных» решили побыстрее вернуться в Санаэ, до которого оставался дневной переход по плоской местности. Погода была отличная, и они поехали на «скиду» без палатки с минимальным количеством продовольствия. Остальные продолжили путь, соблюдая чрезвычайную осторожность, а затем разбили лагерь на кромке Краевой зоны. Так получилось, что Джед Белл, молодой ученый, с которым мы часто говорили по радио, упал в трещину на глубину 30 метров и сломал себе шею.

Пятеро оставшихся в живых, достав его тело, связались по радио с Санаэ и узнали, что трое их товарищей на «скиду» еще не объявились. Не на шутку встревоженный Ханнес лично отправился на втором «скиду», чтобы разыскать их, и вскоре напал на след. Однако он не заметил, что запасная канистра с бензином от соприкосновения с шасси «скиду» получила пробоину и дала течь. У Ханнеса кончилось горючее, и он потерял радиоконтакт с Санаэ.

Тем временем погода ухудшилась и накрыла тех троих на «скиду». Они по ошибке приняли небольшой бугор на ледяном склоне, называемый Бласумне, за другой — Эскимо. Неподалеку от берега моря им пришлось пробираться в ледовых нагромождениях вдоль приливной трещины. Они не были уверены в том, где находятся — западнее или восточнее Санаэ, и решили остановиться на ночлег. Через несколько часов их спальные мешки промокли насквозь. У трех южноафриканцев осталось только восемь пакетиков с галетами, но не было примуса, чтобы растопить снег, поэтому наступало обезвоживание, которое сочеталось с переохлаждением — люди дрожали от холода уже несколько дней.

Оставшиеся в Санаэ были поражены случившимся, но они лишились руководства. Они не могли вызвать на помощь поисковый самолет, потому что не было нужной радиоаппаратуры. В то время такой оперативный самолет сидел на британской базе в более чем 6800 километрах от них. Американские «Геркулесы» на лыжах находились в 3600 километрах на базе Мак-Мердо, и было маловероятно, что они смогли бы приземлиться в районе зоны поисков или хотя бы поблизости.

Двухмоторный «Оттер» нашей «Трансглобальной» оказался ближайшим самолетом, однако в Претории, по-видимому, не решались обратиться к нам за помощью официально.

Всего через несколько часов после нашего прибытия на 85° Жиль оставил лагерь на 80° и вместе с Джерри и Анто доставил нам груз горючего. Был необходим второй рейс, прежде чем мы смогли продолжать путь, поэтому Жиль вылетел обратно на 80°. Уже в воздухе он получил радиограмму от Джинни, в которой говорилось, что из Претории скоро попросят наш «Оттер», чтобы совершить поисково-спасательный полет над побережьем. Наша база на 80° находилась в 1300 километрах от вероятного района поиска и в 1110 километрах от полюса. Максимальная дальность полета самолета без дозаправки составляла примерно 1800 километров.

Случись что с «Оттером» на этой стадии нашего путешествия при наших сильно растянутых коммуникациях, с минимальным количеством горючего, без этого основного средства обслуживания, при наличии между нами и полюсом еще двух районов с трещинами — и мы быстро оказались бы в еще более запутанной ситуации, чем наши южноафриканские друзья. Ведь, в конце концов, случилось же у них несчастье наподалеку от их собственной постоянной базы.

Не предвидя необходимости выключать моторы и ожидать чего-то перед возвращением к нам вторым рейсом, Жиль оставил у нас свой портативный генератор, чтобы облегчить самолет и сэкономить горючее. Теперь ему было нечем питать такой важный для самолета прибор, как обогреватель моторов, и заряжать аккумулятор. Оставалось ждать на 80° подтверждения спасательной миссии. Поскольку сообщения об этом все еще не поступало, Жиль решил запустить моторы немедленно, пока они не остыли, и перелететь в Ривинген, где остался другой генератор и откуда ему было ближе до района спасательной операции.