Волчица. Тварь Пустоши
Шрифт:
Упреки сыпались один за другим, и Меррель беззвучно расплакалась. Да, она оказалась плохим адептом учения Согдума. Матушки еще не знали о самом страшном ее грехе, - что она больше не верит в победу над Злом путем непротивления ему. Но сейчас не время начинать самый важный разговор, придется отложить его до утра.
Ее отослали ночевать в гостевую каморку, а девочку – к остальным детям. Матушки пообещали утром подумать, что с ней делать дальше. Меррель тоже решила дождаться утра, чтобы заговорить о необходимом сопротивлении Злу.
В холодной гостевой каморке на топчане метался во
– Если угодно богам, он выздоровеет! Если не угодно, - умрет. Нельзя вмешиваться, все будет так, как угодно богам.
– Матушки, не могли бы вы дать мне немного вина, согреться?
Матушки с возмущением переглянулись, поджав губы, но выдали Меррель маленькую склянку с вином.
В каморке Меррель накрылась плащом невидимости и вышла из храма в джунгли за корой кинного дерева, помогающей от жара и трясучки.
На джунгли уже пала ночь. Кинные деревья ярко светились в ночи голубыми соцветиями, привлекая благоуханием огромных ночных бабочек и летучих мышей. Меррель осторожно, чтобы не задеть светящихся ядовитых лягушек, срезала со ствола немного коры и бережно залепила рану на дереве влажной глиной.
Вернувшись в каморку, она измельчила кинжалом кору и залила вином. Через час лекарство было готово, оставалось самое трудное – влить хоть немного этой горечи мальчишке в рот. Тот в горячке отбивался от лекарства изо всех силенок, но сколько-то зелья все же проглотил. Скоро жар немного спал, мальчишка перестал метаться и крепко заснул.
Меррель тоже заснула, но ее тут же разбудили, грубо тряся за плечо. Матушки набросились на нее с такой ненавистью, что она не сразу поняла, в чем ее обвиняют.
– Ты рассказывала кому-нибудь, где находится храм? За тобой следом пришли солдаты!
– Я никому не рассказывала!
– Значит, ты была неосторожна, и дала себя выследить! Иди, посмотри, что ты наделала!
Они побежали в потайную комнату, из которой был виден главный, - украшенный резьбой и скульптурами, - зал храма. Под сводом бродили солдаты, сбивая небольшие фигурки и разбивая монументальные скульптуры.
– Имперцы! – прошептала с ужасом Меррель.
– Имперцы! – прошипела матушка Огель, больно ткнув ее в бок острым локтем.
– И они пришли следом за тобой! Как ты добралась до храма? Кто тебе помогал? Только не лги! Согдум все видит и слышит!
Меррель пришлось показать тук и плащ невидимости:
– Меня никто не мог выследить! И никто не мог прийти по моим следам! Я даже не показала храм другу, которому верю больше, чем себе!
Меррель прикинула, что мощности тука хватит на трех маленьких хрупких женщин и еще тринадцать детей, и решилась:
– Матушки, мы можем переместиться в другое безопасное место вместе с детьми, и переждать опасность там! Если всем крепко обняться, тук за один раз перенесет нас в то место, которое будет ему четко представлено, и мы все спасемся!
Тук и плащ у нее тут же отобрали, как дьявольские поделки, нарушающие волю богов.
– Мы и
без дьявольских игрушек спасемся! Боги не оставят нас! Все будет, как должно быть! Нельзя сопротивляться злу! Или ты забыла, чему тебя учили здесь до десяти лет? – матушкам было не до споров, но Меррель первый раз в жизни потребовала себя выслушать.– Может быть, сам Согдум послал меня, чтобы помочь вам! И тогда вы – нарушаете сейчас его волю! Против зла нельзя бороться непротивлением! – Прошептала она в отчаянии.
– Это тебе сам Согдум сказал? – потрясенно осведомилась Настоятельница Храма. – Уж не хочешь ли ты сказать нам, что Согдум ОШИБАЛСЯ?
– Да! Согдум ошибался! Он увидел, что не борясь со злом – мы увеличиваем зло в мире! Мимо зла нельзя равнодушно проходить! Со злом необходимо бороться всеми силами, уничтожать его всеми способами, - и только тогда зло исчезнет!
– Святотатство! Вон из храма! Вон! Вон!!! – завопила Настоятельница Храма, забыв обо всем на свете.
Солдаты в храме обернулись на ее крики и как по команде подошли к стене тайной комнаты. Это со стороны джунглей никто бы не вошел в школу, даже если бы и выследил учеников храма. Там в месте потайного входа скала была толщиной с три телеги, установленных бортом к борту. А разобрать стену между тайной комнатой и главным залом храма не составило никакого труда.
Скоро весь улов рабов был пересчитан:
– Двенадцать детей, еще один больной мальчишка, еще одна девка лет пятнадцати и две старухи, коммандер!
– Маловато будет, но все лучше, чем ничего! Девку – ко мне в палатку!
– А больного мальчишку? Солдаты давно не были в борделе, коммандер!
– Ну, попользуйтесь им, если не боитесь заразы, и бросьте тело в реку. И старух – туда же! В джунглях – никаких следов не оставлять! Может, сюда еще кто-нибудь заявится, нельзя спугнуть добычу!
Меррель в отчаянии прошептала Настоятельнице: «Матушка Огель, отдайте мне тук, я спасу и вас, и детей!», и протянула к ней руку. Монахиня со злобой ударила по протянутой руке, крепко стиснула тук и исчезла.
***
Меррель без Насти отправилась в свой Храм в поисках приюта, и должна была вернуться в этот же вечер назад. Но она не вернулась.
Настя ругала себя, что отпустила ее одну. Нужно было оказаться вместе с ней в Храме хотя бы в первый раз, когда Меррель мысленно представила туку изображение храма. Тогда бы она, Настя, сейчас спокойно курсировала с туком между Крепостью и Храмом. И исчезла бы из Крепости навсегда, если бы с Каартом начались проблемы.
Но Меррель твердо решила отправиться в Храм без Насти, только с девчонкой в ягдташе, - чтобы подготовить адептов учения Согдума к очень важным изменениям в этом самом учении. Где теперь ее искать без тука? В каких непроходимых джунглях, в каких затерянных храмах?
Была и другая проблема: очищение мира от зла только началось, а Настя уже устала казнить нелюдей. А ведь в том числе и от мерзкой работы палача она хотела сбежать из Арены. В Арене она казнила приговоренных преступниц не так уж и часто, а теперь приходилось работать палачом чуть ли не каждый день.