Волчий билет, или Жена №2
Шрифт:
Шакалов оправился на кухню к родителям, которые встретили его едва ли хлебом с солью, а я пошла в спальню. Не то чтобы мне так сильно хотелось быть услужливой Кириллу, просто скрыться ненадолго в спальне было мечтой этого дня. Странное чувство – будто постоянно лежишь в ванне с холодной водой, а подняться и укутаться в плед никто не дает.
Полчаса я стягивала с себя промёрзшую одежду и монотонно пялилась в шкаф, не в силах выбрать что-то подходящее для лжесемейного ужина. Играть – не моя прерогатива, но лучшего варианта заставить Шакалова потерять бдительность я не видела.
— Дочь, ты там живая? — дверь дернулась, но мама не смогла ее открыть, ведь я заперлась
С тоской посмотрев на себя в зеркало, я поняла, что уже больше получаса стою в одной комбинации. Повернувшись боком, впервые посмотрела на живот… Не могу сказать, что он вырос настолько, что беременность скрыть теперь казалось нереальным. Нет. Маленький комочек в сравнении с прошлым идеально ровным животом. Но теперь там была целая жизнь, ради которой я была готова на все.
— Мне плохо. Тошнит, голова кружится и слабость… — отчасти я, конечно, солгала. Если выйти к Шакалову и снова играть его невесту, то эти симптомы проявятся на самом деле. Сомневаюсь, что кто-то по-прежнему ждет от меня ответа на предложение руки и сердца. Наверняка, родители и Шакалов уже давно ответили за меня твердое «да». От этого моя «холодная ванна» становилась еще и замкнутой.
— Нет, так не пойдет! Либо ты быстро надеваешь платье и выходишь, либо я нахожу ключ от твоей комнаты и поручу это дело… Шакалову! Жениху-то уж точно лучше знать, как поднять настроение невесте! Правда, доча? — грозно отчеканила мама, приглушив голос. — Нам как раз с папой прогуляться не терпится… А вам пора бы помириться, а то ты какая-то напряженная постоянно ходишь…
Зная нрав мамы, я тут же судорожно достала первое попавшееся платье из шкафа и трясущимися руками натянула его, не глядя в зеркало. После открыла дверь, заставив родственницу едва ли не упасть на меня. Но кто заставлял маму подсматривать в щель?
— Вот я и готова. Как думаешь, он скоро уйдет?
— Надеюсь, нет… — мечтательно протянула она. — Грозный мужик, но хороший. С таким раз и на всю жизнь.
Мы вошли на кухню вместе. Удивительно, но Шакалов выдержал испытания моей семьей и, кажется, нашел общий язык с отцом. Наверняка мама оглушила его рассказами обо мне, а отец, как он любит, задал ценную тонну неловких вопросов, заставляющих краснеть всех моих прежних ухажеров.
Сейчас же Кирилл стянул пиджак, закатал рукава и пил с отцом на брудершафт какой-то алкоголь, о чем-то перешептываясь. Мама, не растерявшись, подсела к папе, заставив Шакалова подвинуться. Словно специально, трое расселись таким образом, что места на кухонном диванчике мне не было.
— Наконец-то, Черничка! — немного пьяно протянул Шакалов, а затем перевел взгляд с отца на меня. Его глаза тут же потемнели, загорелись, пока он рассматривал меня с ног до головы с легкой поволокой. Он облизнул губы, вязко сглотнул и хрипло прошептал: — Иди ко мне, я соскучился, маленькая.
Пропустив слова мужчины мимо ушей, тут же принялась оглядываться. Кухонный стул куда-то пропал, а тащить его из зала была нелегкая работа. Все же дерево ручной работы… Так что, опершись на подоконник, я сложила руки на груди, ощущая себя настолько неловко, что взгляд то и дело бродил по полу.
— Так не пойдет, — подал голос Кирилл и, схватив меня за кисть, потянул к себе.
Не ожидая такого поворота, я потеряла равновесие и буквально упала к нему на руки. Не будь хватка Шакалова такой крепкой, точно расшибла бы голову о край стола.
— У нее всегда были проблемы с координацией, — пробурчала мама себе под нос. — Думаю, в другом
она более хороша…— А как по мне, у Чернички все в порядке, — подмигивая, уверенно отрезал мужчина. Его рука скользнула вдоль тонкого шифонового платья, поглаживая талию, бедро и слегка приподнимая фиолетовую ткань, проникла под нее. Теплые пальцы опалили кожу, а я вздрогнула, тут же вытягиваясь и поднимаясь. Только встать с места Шакалов мне не дал… Удерживая за талию, прижал к себе так крепко, что одно неловкое движение грозило сломать таз. Пользуясь моей растерянностью и смущением, Кирилл уткнулся губами в лоб и едва внятно пробормотал: — По-моему, Черничка родилась, чтобы быть идеальной женой. Она такая правильная, что аж тошно. И тем не менее невозможно к ней не тянуться.
Я снова попыталась дернуться, оттолкнуть мужчину руками или хотя бы не дать ему укрывать мое лицо поцелуями. Но Шакалову было плевать… Он, словно обезумев, целовал меня повсюду, не обращая внимания на родителей и мое нежелание его прикосновений.
— Кирилл! Мама и папа… — прошептала я, тут же услышав слова мамы:
— Все хорошо, доченька. Мы ведь понимаем, что такое любовь. Первое время так тяжело себя сдерживать… Сами в свое время не могли…
— Хватит! Я поняла! — покраснев до состояния перезревшего помидора, воскликнула я, а затем шепнула вполголоса, чтобы слышал только Шакалов: — Дай мне сесть рядом, пож… пожалуйста. Это неприлично как минимум!
Несмотря на легкую полуулыбку, Кирилл так сильно сжал мою ногу под платьем, что глаза едва не выпали из орбит. Я думала принять это как ответ, но он нежно потерся виском о мою голову и тихо ответил на ухо:
— Одно твое слово против – сделка отменяется. Только попробуй пикнуть. Улыбайся и молчи.
«Улыбайся и молчи», — эти слова еще долго эхом повторялись в голове, вгоняя в депрессию и прострацию. Странно, но они больше походили на девиз моей жизни. Парень, подруга, родители и даже чертов Шакалов хотели лишь одного – услужливую куклу с улыбкой и сговорчивостью. И пусть я попаду в ад, но в тот момент хотелось забыть об обязанностях и подумать о себе. Скрыться, начать все заново и попробовать быть счастливой.
Но чертова щекотка в области сердца не позволяла бросить самых родных. Семья – мое все. Чтобы рушить такой фундамент, нужны боле внушительные причины, чем разногласия.
Вечер шел незаметно… Я просто сидела на руках у Шакалова, ощущая себя бесчувственным овощем. Он продолжал пить, о чем-то говорить с родителями, даже изредка смеялся. Его пальцы жадно прижимали к себе мое тело, словно он знал – больше такого не будет. Словно пытался насытиться, восполнить потерю и показать: «Она моя. Только моя!» Его губы скользили по шее, скулам, виску, мочке уха, а потом зарывались в волосы. Каждый раз я вздрагивала, слыша его ненасытный рык и твердость в районе паха под ягодицами.
— Черничка, ты беременна и должна много есть… — опалил меня Шакалов едким запахом дорогого виски с тонкими нотками сыра и оливок. Мужчина наколол на вилку кусочек мяса и огурец, а затем поднес к моим губам, осторожно поведя по ним едой. — Открой рот. Слушай, что тебе говорят.
— Мань, это так мило. Он с рук ее кормит! — вздохнула мама где-то на заднем плане, но я ее почти не слышала того, что происходит вокруг...
Перед глазами не было Шакалова, кухни и семьи... Только кабинет в ВУЗе, где мужчина поставил меня на колени, сжал горло, снова и снова вколачивая свой член мне в самую душу. Шакалов надавил на щеки, но губы я так и не открыла, смотря на него с ужасом, не понятным мне самой.