Волчий дурман. Не моя луна

Если бы только я мог забраться в ее головку и понять, о чем она думала всё это время! Потому что впервые я не мог сказать совершенно ничего об ее эмоциях.

Я был настолько в растерянности, что даже не поднялся вслед за ней в свою комнату, потому что чувствовал нутром, что Деве нужно дать больше свободного пространства. Дать возможность переварить всё то, что она увидела и услышала сегодня.

Страшно было только одно — что я не смог доказать ее особенность и неповторимость для меня.

Я просидел в темноте на первом этаже нашего особняка, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате Девы, до тех пор, пока не вернулся папа с девочками.

Малышка Кирти уже спала, и папа нес ее на руках, а Катрина выглядела уставшей, но крайне довольной.

— Всё в порядке? — папа чуть изогнул брови и заглянул пытливо в мои глаза, когда я осторожно взял из его рук сестренку, чтобы отнести ее в комнату и уложить спать.

— Сам понять не могу, — пробормотал я, на что папа мягко улыбнулся и сжал мое плечо:

— Ложись спать, сынок. Утро всё расставит на свои места и покажет, как поступать дальше.

Я смог только кивнуть в ответ, подозревая, что меня ждет бессонная ночь. Очередная.

Скоро в доме снова стало темно и тихо.

Семья спала, и, кажется, всё было как прежде.

Но я ворочался и постоянно подскакивал, чтобы приоткрыть дверь, ведущую в ванную, и в тысячный раз за последний час убедиться в том, что Дева свою дверь не запрела на замок.

Какой там сон!

Кажется, я забыл, как можно расслабляться, спать и отдыхать, с тех пор как чуть не потерял Деву и ее доверие из-за выходки Селин, которая одним своим появлением умудрилась перечеркнуть так много!

Никогда еще до этого я не занимался спортом именно ночами.

Причем так бурно и активно, чтобы сбить свое долбаное возбуждение хоть немного с помощью дикой усталости.

И не сказать чтобы у меня всегда это получалось.

Но когда ноги начинали трястись от перенапряжения, а мышцы пресса скручивало от передоза физической нагрузки, ломиться в двери Девы становилось немного сложнее.

Даже если сейчас я мог войти в ее спальню без особых проблем.

Но не делал этого, чтобы не нарушить нашего хрупкого и такого нестабильного перемирия.

Я всегда слышал, спит Дева или нет.

Но сейчас, когда услышал ее легкие шаги, которые выпорхнули из комнаты и устремились вниз, я поднялся с кровати, тут же нахмурившись.

Было ощущение, что она не просто шла на кухню, а куда-то бежала.

Я тут же подскочил и устремился за ней без лишних раздумий, с удивлением поймав Деву у входной двери, которую она даже умудрилась открыть.

Облаченная в спортивный костюм и тонкую куртку. С бейсболкой на глазах.

Это явно не было приступом лунатизма!

— Ты куда собралась?

Девушка вздрогнула и опустила руку, давая мне возможность захлопнуть дверь прямо перед ее носом.

То, что я почувствовал в ней, мне вовсе не понравилось.

Было чувство какой-то обреченности.

Усталости даже.

— Я ухожу.

— Куда?

— Не знаю. Обратно домой. Или в ближайшую гостиницу. Я просто не хочу больше оставаться здесь.

Я медленно моргнул, тут же почувствовав, как в груди заныло.

— Не говори глупости, Дева…

— Я больше не могу! — вдруг выдохнула девочка с дрожью, а я сделал порывистый шаг к ней.

И замер.

Потому что понял отчетливо и страшно, что всё это из-за меня. Снова.

В очередной гребаный раз я сделал ей только хуже, стараясь прорваться в ее сердце и мысли так настойчиво, что только испугал!

— Килан, ты везде! Куда бы я ни пошла, что бы я ни сделала, я знаю, что всё закончится тобой и тем, что я буду вне себе от эмоций! — сжав кулачки, она подняла голову, заглядывая мне в глаза своими голубыми глазищами, заставляя меня задохнуться. — Я хочу быть дальше от тебя, понимаешь? Хочу, чтобы тебе было хоть немного так же больно, как было мне! Я хочу наказать тебя и не думать о том, что я снова тону в тебе, как глупая трусиха! Но вместо этого я понимаю, что ты цветешь и сияешь, а я начинаю медленно сходить с ума от своих мыслей и эмоций!

Я не знал, что ответить на это.

Потому что Дева была абсолютно права.

Я не давал ей прохода в надежде на то, что смогу доказать, что ее ненависть ко мне ничто по сравнению с любовью, от которой она по понятным причинам так сильно хотела отказаться.

Я не давал ей возможности сделать выбор.

И вот итог всему.

Вместо того чтобы приблизиться к ней и стать ближе, я снова откинул себя в этом деле на тот же уровень, когда отказался от нее.

— Я никогда ни о чем тебя не просила. Но сейчас. Пожалуйста. Дай мне уйти.

Если бы сейчас она взяла револьвер и выстрелила мне прямо в грудь, эффект был бы таким же.

Дышать я не мог.

И заговорить сразу не получилось.

Но когда она снова потянулась к двери, я хрипло выдохнул:

— Дева, подожди. Я… Я клянусь тебе памятью своей матери, что не прикоснусь к тебе больше, пока ты не захочешь этого сама. Но не уходи. Пожалуйста.

Впервые за очень долгий период времени я говорил настолько серьезно и с полным осознанием того, что выходит из моего рта, что самому стало не по себе.

Мама была для меня самым близким человеком.

Ее неожиданная смерть подкосила меня настолько, что я до сих пор не мог полностью оправиться от этого.

И Дева знала это.

Поэтому она остановилась и задержала дыхание, глядя в мои глаза не моргая.

Словно могла увидеть мою бешеную обожженную волчью душу.

Я не знал, что бы сделал, если в эту минуту она бы всё равно развернулась и закрыла дверь за собой.

Умер бы, наверное, от тоски и безысходности.

Но Дева застыла, обдумывая мои слова, и неожиданно тихо кивнула, не говоря вслух ничего.

Она поверила мне.

Поверила!

И больше не было права на провал!

Скованно и заторможенно я сделал шаг назад, давая ей больше пространства, и девушка прошла мимо меня, чтобы подняться в свою комнату.

Дева была в комнате и даже переоделась и легла в кровать снова, а я всё никак не мог пошевелиться.

Стоял, глядя в дверь, и чувствовал, как внутри меня вместе с дрожью поднимается комок в горле.

В последний раз я чувствовал такое на похоронах мамы, когда понимал, что больше ничего не будет как прежде… что ее не будет рядом с нами. Никогда. Что мы потеряли ее и, что бы ни сделали сейчас, уже не сможем вернуть.