Волчья невеста 2

Мое тело горело, словно в огне. Словно я очутилась в костре, пламя которого сделало меня всю настолько чувствительной, что каждое прикосновение даже сквозь тонкую ткань ощущалось остро, как ожог. Я клеймила его, пока задирала рубашку, клеймила себя, когда касалась его руками и губами. Тео меня не останавливал: то ли сдался под моим же напором, то ли решил мне показать и доказать, что люди хуже вервольфов. Моей человеческой части хотелось думать, что второе, волчице – что ее волк теперь в ее власти и его можно дразнить. С ним можно играть.

Впрочем, она не особо церемонилась, эта наглая сучка, ей хотелось ощутить его внутри себя, сжать его могучий ствол. Поэтому она торопилась… Или это я торопилась, насаживаясь на альфу.

Боль отрезвила: было больно почти так же, как в первый раз. Ощущение было, что его естество сейчас разорвет меня на части. Я всхлипнула и дернулась, чтобы привстать. Теодрик не позволил отодвинуться, только приподнял меня за талию, заставив откинуться назад.

– Глупая луна, – пробормотал он, покидая мое тело, а затем снова входя в меня, но на этот раз нежнее и осторожнее. – Ты воюешь со мной, считая нашу связь наказанием. Но на самом деле она способна стать самым сладким удовольствием. Говоришь: «не хочу», но все равно приходишь ко мне, кусаешься, чтобы я укусил в ответ.

Он насадил меня на себя, наклонил вперед и поймал губами сосок. Укусил, зализал, и я задохнулась от смены ощущений. Пока хватала губами резко ставший холодным воздух, Теодрик принялся размеренно, в ему одному известном ритме толкаться в меня, то покидая мое нутро, то заполняя до отказа.

– Ты воюешь со своим единственным преданным союзником. Как ты не поймешь, Ева? Мы с тобой навсегда связаны. Тебе не надо мне ничего доказывать. Не надо сомневаться во мне. Я уже целиком твой, а ты моя.

Мир перед моими глазами подернулся желтой дымкой, чувства обострились, и мне хотелось еще и еще. Этой греховной сладкой боли. Этого звериного наслаждения. Особенно, когда он снова приподнял меня и сменил угол. Теперь его мужское орудие задевало во мне ту самую заветную точку, заставляя кусать губы, только чтобы сдерживать уже даже не стоны – крики. От ленивой размеренности не осталось и следа, он вонзался в меня, вышибая искры в моем теле. Но все было иначе, чем в прошлый раз. Я будто чувствовала все по-другому.

По-звериному.

Он врезался в меня очередной раз, и я закричала-зарычала, чувствуя, как все внутри меня сжимается и пульсирует, а перед глазами уже не желтая дымка, а черная. Мое тело мягкое и податливое, и альфа пользуется этим. Потому что мы вновь меняемся местами, а затем он переворачивает меня на живот, приподнимая за ягодицы, и приставляет естество к моему горящему, влажному входу. Толчок – и он снова присваивает меня себе, я же утыкаюсь лицом в тонкую, неудобную подушку, чтобы никто не слышал моих криков.

Теодрик вонзается в меня и не забывает гладить тело, теперь он меня клеймит, я чувствую его руки везде: на своей груди, спине, бедрах, между моих ног, когда он оглаживает меня снаружи и таранит изнутри. Я задыхаюсь от этих прикосновений, от того, как внизу живота раскрывается яркий цветок наслаждения. Животного, дикого, острого.

Я вскрикиваю на пике, и альфа вонзается зубами в мое обнаженное плечо: тунику я где-то потеряла, или ее с меня стянули. Меня всю повторно скручивает от желанной судороги. Мне сладко и больно одновременно. Я сжимаюсь, делая наше слияние еще более сильным, и он рычит в ответ.

А после подхватывает, не позволяя упасть на простыни. Ложится на постель, меня же укладывает на себя сверху. Я без сил, мои глаза слипаются, и в данную минуту я с трудом понимаю, где я и что мне нужно делать. Как и в прошлую ночь, я просто проваливаюсь во тьму, напоследок выхватив его слова, которые впечатываются в мой разум:

– В одном ты права, моя истинная, люди так не чувствуют.

Глава 5

Утро я благополучно просыпаю. Привыкшая вставать с рассветом, я разлепила глаза, когда солнце вовсю заглядывало в маленькое окно. То ли дело было в произошедшем ночью, то ли я просто дорвалась до постели с подушкой. В прошлом после таких ночей тело слегка ломило, я чувствовала усталость. Сегодня же ничего подобного не было: во мне появилось столько бодрости и сил, что я готова была прошагать двое суток без остановки. До самого Крайтона дошла бы!

Теодрика в комнате не было, но я обнаружила его в таверне на первом этаже. Он где-то разжился плащом и сапогами, а перед ним стоял роскошный завтрак: колбасы, сыр, яйца, ломти хлеба с маслом. Вокруг альфы вилась рыжая служанка: то новую тарелку притащит, то стол протрет. Теодрику она улыбалась, а вот на меня бросила недовольный взгляд.

– Кто-то собирался меня защищать, – напомнила я об открытой двери в мою комнату.

– Все гости постоялого двора уехали еще три часа назад, – хмыкнул альфа. – Мы единственные здесь задержались.

– А ты времени не терял, – поддела его я, кивая на стол. Служанка как раз перестала крутить рядом с ним задницей и убежала за молоком. – Кто за все это будет платить?

– Я уже заплатил, – удивил меня Теодрик.

– Чем? Натурой?

Мой сарказм вызвал у вервольфа искренний смех. Кажется, он я рассмешила его до слез, хотя ничего смешного в этом не видела.

– Рад, что ты высоко оцениваешь мои таланты в постели, – сообщил он мне, пока служанка не слышала, – но они только для единственной женщины. Так что не ревнуй, истинная. Я смотрю лишь на тебя.

– Не называй меня так, если хочешь дальше изображать из себя человека, – процедила я, чувствуя, как горят мои щеки. Слишком интимным шепотом было сказано его признание. Чтобы справиться со смущением, я опустилась на соседний стул и стянула с его тарелки ломоть хлеба, щедро намазанный маслом. Иногда лучше жевать, чем разглагольствовать. И чуть не подавилась, когда альфа со мной согласился.

– Ты права, для твоей же безопасности мне лучше продолжать играть эту роль.

– Ты хотел сказать, для твоей. Это ты у нас серый волк, который залез на территорию овец. Я по-прежнему человек, с меня все взятки гладки.

– Ошибаешься, Ева. – Ну хоть здесь мы снова начали спорить, а то страшно становится, когда начинаем сходиться во мнениях! – Сама видела, насколько люди умеют быть жестокими. В своей ненависти к моему племени они зачастую слепы. Если кто-то узнает, что ты мне помогаешь и кем ты была, разбираться не станут, объявят виновной. Стадо овец может и волка затоптать.

– Значит, твое присутствие рядом со мной угрожает моей жизни? – уточнила я с энтузиазмом. Может, здесь он признает, что нам пора пойти разными дорогами.