Волчья свадьба

Через четверть часа, когда Вадим подал исписанный лист бумаги, зазвонил сотовый Петрухина. Голос Рудакова звучал сипловато и безрадостно:

– Бросай все дела. Надо срочно прибыть в управление.

– Не могу. Я веду допрос, оформляю чистосердечное признание. А что за спешка?

– Приедешь – узнаешь, – с тяжким вздохом уведомил Рудаков, и в телефоне зазвучали гудки отбоя.

Вызвав конвой и проводив Ежонова в камеру, Борис собрал в папку все уже наработанное и, положив в карман диктофон, на который также записывал показания задержанного, отбыл в ОблУВД. Он уже примерно догадывался, что за сюрприз его там ждет. Но теперь уже никакие «наезды» ему были не страшны.

В кабинет Рудакова он вошел с чуть заметной ироничной улыбкой, вполне конкретно представляя, кто сейчас там может быть. Его догадка оказалась абсолютно верна. Помимо хозяина кабинета, хмуря бровь, за столом сидели зампрокурора области – набычившаяся, крупнотелая дама в синем мундире – и двое мужчин в штатском. Как можно было понять, представители службы собственной безопасности.

– Здравствуйте, господа! – со все той же легкой иронией поздоровался Петрухин. – Я так понимаю, вы намерены сказать мне нечто весьма важное?

– Гражданин Петрухин, – вальяжно начала говорить зампрокурора, как-то механически двигая накрашенными губами, но Борис ее перебил.

– Как? – рассмеялся он. – Уже гражданин?! Однако вы слишком уж спешите, госпожа зампрокурора.

– Вы меня не перебивайте, а лучше послушайте, по каким статьям очень скоро будете отвечать перед судом! – раздраженно выпалила прокурорша.

– Прекрасно! Я потребую суда присяжных. И в их присутствии расскажу тако-о-о-е! О-о-о! Это будет сенсация.

– Потрудитесь не паясничать, а вести себя подобающим образом! – залившись свекольным румянцем, взвизгнула та. – Константин Федорович, в чем дело? Почему в вашем кабинете ваши подчиненные ведут себя столь развязно?

– Послушайте, подполковник Петрухин, вы прекрасно знаете, в чем дело, – поднялся с места один из мужчин в штатском. – В пансионате «Аттика» поздним вечером вы устроили пьяный дебош, нанеся тяжкие телесные повреждения отдыхающим там гражданам, в том числе представителю областного руководства. Поэтому кончайте-ка этот дешевый балаган и будьте добры положить на стол удостоверение и табельное оружие.

– Мне в обморок падать прямо сейчас или немного погодя? – Борис смотрел на эсэсбэшника с нескрываемой насмешкой.

– Борис, у тебя что-то есть? – уже поняв подоплеку его сарказма, прищурился Рудаков.

– Разумеется, – кивнул Петрухин, доставая из папки показания Ежонова. – Ознакомьтесь. Тут как раз и рассказывается, откуда «ноги растут».

– Что это? – Прокурорша недовольно скривила губы.

Эсэсбэшники обеспокоенно переглянулись, как бы говоря друг другу: пролетаем как фанерки над Парижем… Глуховато откашлявшись, начальник УВД взял лист с показаниями Ежонова.

– Д-да-а-а! – пробежав глазами по строчкам, Рудаков удивленно выпятил нижнюю губу. – Вот это, я вам скажу, кордебалет!..

– Константин Федорович, не могли бы вы сообщить, что это за бумага? – кисловато поморщился второй эсэсбэшник.

– Согласно показаниям задержанного Ежонова, – глядя на него, пояснил Рудаков, – начальника службы безопасности Хухминского, драка была специально спровоцирована с тем, чтобы устранить подполковника Петрухина. По замыслу ее заказчиков, в результате стычки Борис Витальевич должен был оказаться в реанимации. Для чего это им было нужно? Чтобы иметь возможность безнаказанно убить горничную Сольцову, обставив это как суицид. Но их задумка не сработала – подполковник Петрухин сумел дать негодяям отпор. Поэтому сразу же, когда убийство свершилось, он приступил к работе и не позволил «спрятать концы в воду».

– Но если он знал, что готовится убийство этой самой Сольцовой, что ж он не принял мер по его предотвращению? – встрепенулся первый эсэсбэшник.

– Борис Витальевич предполагал, что убийство возможно, но у нас не салон ясновидения. Ни он, ни кто-то другой не мог знать, кого именно преступники изберут в качестве жертвы. Тем более что и они сами в тот момент нам не были известны.

– Но вы, я так понимаю, хотите сказать, – прокурорша возмущенно замотала головой, – что виновник этой драки – главный аналитик областной администрации?! Чушь! Неслыханная чушь! Я этому никогда не поверю!

– Так же, как не поверили и пятнадцать лет назад в виновность Хухминского, убившего на Золотом Камне молоденькую спортсменку, совсем еще ребенка. Помните, как рьяно вы добивались моего отстранения? – уже совершенно серьезно Борис посмотрел на даму в мундире. – Вы тогда были начинающим следователем, но тем не менее к вам почему-то прислушивались даже очень важные чины. Ну да не о том речь. Вопрос о том, как вы распорядились своим влиянием. А его вы использовали исключительно для того, чтобы похоронить дело, объявив его несчастным случаем.

– Что вы несете?! Как вы смеете?!! – брызжа слюной, заверещала прокурорша. – Вы за эти слова ответите!

– И еще я вам скажу, что именно на ваших погонах кровь той несчастной женщины, убитой на острове. И слезы ребенка, который теперь уже не дождется своей матери. Ведь это же вы, невзирая на личную просьбу Константина Федоровича, распорядились выпустить из СИЗО Евгения Коцигаша? Только не надо отрицать. Я видел документ, подписанный вашей рукой.

– Да, я приняла такое решение, чтобы… исправить те искажения закона и злоупотребления властью, которые допустили вы!

Зампрокурора пошла пятнами, на ее лбу выступили капли пота. Судя по всему, она уже была не рада, что затеяла этот разговор.

– Это было не злоупотребление, а ход, нацеленный на то, чтобы дезинформировать бандитов, – убийственно глядя на нее, уведомил Борис. – Если бы Коцигаш остался в СИЗО, о чем у нас с ним была особая договоренность, горничная Сольцова и сейчас была бы жива.

– Кстати, я еще не все вам сказал, – требуя внимания, Рудаков поднял руку. – Согласно все тем же показаниям аналитик спровоцировал драку по просьбе некоего Барона, главаря крупного криминального сообщества, являющегося по совместительству вице-губернатором. Речь идет о господине Дрыгалове.

В кабинете повисла мертвая тишина. Прокурорша и оба эсэсбэшника замерли как в финальной сцене «Ревизора». Для чего-то пошарив по карманам, прокурорша неожиданно потребовала:

– Ну-ка, дайте мне взглянуть!

Кривя рот, она с показным пренебрежением молча прочла показания Ежонова, после чего небрежно бросила бумагу на стол.

– Я не понимаю, как можно верить словам какого-то уголовника? – наконец заговорила она. – А если бы он приплел в своем бредовом заявлении еще и руководителей каких-нибудь федеральных ведомств? Мы бы, что, и этому обязаны были бы верить?