Волчья жена. Глава 3
Шрифт:
– Последний раз повторяю - травница я. Тетка моя, да, ведьма, а у меня дара нет. К добру или к худу - не знаю, но нет!
– Рубанула жестко.
Не знаю чем проняла бородача, но дрогнул он. Остыл и спросил, уже не зло, но все еще неприязненно:
– Чем докажешь?
– Ну, хочешь, прокляну...
– сказала я неуверенно.
– Всё равно ведь не подействует...
– Давай, - легко согласился мужик и напрягся всем телом.
И чем бы таким его приласкать?
Я перебирала в уме варианты, пока не решилась на простое и безобидное:
– Да чтоб ты провалился, образина лесная!
–
Мужик стоял. Еще постоял. И еще. Я успела и ворон сосчитать, и на крыжовник спелый облизнуться. Вот тут желудок свело от голода. Жадюга староста только воды предложил испить. Червячок-то утоп, родной, но вскоре поднялся упырем и с новой силой нутро грызть принялся.
– Ну? Не провалился? Долго мы еще по сторонам глазеть будем в ожидании?
– Смотри-ка, не ведьма, - отмер хозяин.
– Коли так...
– Он шагнул вперед, протягивая мне руку...
И ступенька под ним просела.
И хрустнула.
И рухнул он аккурат к моим ногам всем прикладом.
– Ик!
– Дыхание сперло. Я на цыпочках отошла назад, пока здоровяга в пыли с боку на бок ворочался, но не побежала. Меня леса и болота по самую печень достали! Пиявки подружками задушевными стали...
– Нээ йаа это!
– Выпалила, на всякий случай зажмурилась и руками голову закрыла.
Тишина. Тревожное сопение. Решилась и один глаз открыла. Сквозь пальцы посмотрела. Синеглазое чудо с прищуром смотрело на меня, кажется, убивать не собираясь. Выдохнула.
– Не боись, мелкая, знаю что не ты. Ступени еще весной сгнили, все недосуг поменять было, - отозвался хозяин. Он сел, выпростал ногу из дыры и потер ее.
– Весной меня тут не было!
– Быстро выпалила я, а то как бы меня и в этом не обвинили!
– Да ты меня совсем пнем считаешь?!
– Мгновенно рассвирепел мужик.
– А то я без твоей подсказки не соображу, что твоего носа в этой дыре и в помине нет! Сам я виноват, сам! Ленился, вот и обломился! Сиди тут!
– Рявкнул он, поднимаясь.
Ушел в избу, прогремел чем-то, поругался, потом снова вынырнул из темного нутра дома и бросил мне увесистый ключ. Тот шлепнулся в пыль у моих ног. Я смотрела и не могла поверить. Хватать надо, бежать и изнутри засовы запирать, пока медведь не передумал, а я сижу и глазею дурная от счастья!
– На вот. Замок старый, потому осторожно открывай. Дом посмотри, ежели чего надо - подсоблю, - напутствовал меня хозяин. Он махнул на прощание рукой и ушел, плотно затворив дверь.
Только тогда я схватила ключ, выбежала за калитку и вприпрыжку понеслась по улице к старосте.
Ой и очумел мужик, когда я к нему с заветным ключиком ворвалась! Его лицо красными пятнами пошло, а горло перехватило, будто душил кто. Видать, сильна жабка на шее сидит и влюбчива, раз чужое добро своим считает. Ну да не с такими бок о бок жили, авось притремся!
Изба была в прекрасном состоянии. Хоть сейчас заселяйся, но... пауки, тараканы и мыши давно и плотно облюбовали сие обиталище и на меня смотрели как на незваную гостью. Пришлось развязать войну.
Первым делом я пауков выселила. Веник против них лучшее оружие. Дом кругом обмела, травку от пауков и моли по углам разрешала. Отныне только крестоносцев в своем пороге привечала,
ибо вестники эти были от Лешика.Далее сварила зелье от тараканов. Ох и вонючее! Половина Спотыкайки ко мне сбежалось узнать в связи с чем я их потравить решила. Нет, я конечно не их, но объяснять это пришлось долго. И неудобно. Дерево высокое, толпа снизу гомонит... и пока до них докричишься! А ведь еще и переживать приходиться, как бы не спалили дерево вместе со мной, ибо особо надышавшиеся предлагали костерок разжечь...
Как ни странно, но тараканы оказались живучие. Они еще и забалдели, как я дом опрыскала! Захожу, а в избе пол густо усеян тараканьими тушками ножками в припадке удовольствия дрыгающими! Будто пляшут, а не мрут кабаны усатые! Ну, я их веником и вымела. В кучку сгребла во дворе и сожгла.
А потом...
Три дня то вверх попой, то вверх головой. Все отдраила, начистила и блеск навела. Попутно периной обзавелась, подушками и занавесочками плетеными. В деревне ведь постоянно что-то случается, вот и потянулись ко мне люди.
Хозяин меня приютивший, Вадимир заходил, подивился дому своему, в бороду хмыкнул и ушел. А я что? Я ничего. Я жить начала, да кольцо прятать.
В Спотыкайке оборотней раз, два и обчелся живет, но за невестами из соседних сел и деревень бегают и углядеть могут побрякушку на пальце, А мне шепотки за спиной совсем ни к чему. Итак говорить много и не по делу будут: кто такая, откуда взялась.
Жара...
Я прошла через некошеный луг по узкой тропинке, спустилась по крутобокой деревянной лестнице к мосткам и добралась до озера. Его круглое темное от торфа тело плыло обманчивым маревом. Так и тянет нырнуть, но я знала, что под парным верхним слоем зимняя мерзлота скрывается. Я холод терпеть не могу, деревенские же дети плескались, не замечая своих синих губ, кожи в пупырышках.
Я ушла на дальний мост, где бабы обычно постирушки затеивали. Он пустовал. Красота! В такую жару неохота локтями с кем-то еще толкаться. Я белье разложила, сарафан сняла, нижнюю рубаху подоткнула, косу в пучок собрала и к делу приступила. Не успела и половины сделать...
– Янэ...
– раздался за спиной нерешительный девичий голосок.
– Здорова будь, Ольюшка, - я обернулась, оттерла пот с лба тыльной стороной ладони.
– Утоп кто или замерз?
– Не, - она мотнула головой, - я по делу к тебе...
Ну да, разве ж ко мне кто просто так зайдет отварчику хлебнуть?
– Так приходи вечером, я занята, - показала на разложенное белье.
– Не могу, - все также нерешительно отказалась девушка. Казалось, гложет ее что-то, но вот что?
– Тааак, - протянула я.
– Выкладывай!
– К тебе Смирн ходил...
– Ходил?! Носили его, ходить это горе не могло, усмехнулась я.
– А тебе что до Смирна?
– Прищурилась.
– Мне не до Смирна, - тихо отозвалась девушка.
– Брат его младший по тебе сохнет...
– сказала и голову опустила. Стоит, косу теребит и более слова молвить не решается.
– Ага, поди высох весь!
– Брякнула я зло. Правильно я лису эту в рыжий перекрасила! Пусть не к лицу, зато по сердцу краска пришлась.
– Может и высохнет. Он же окромя тебя более никого не видит, - совсем стушевалась девка.