Волчья жена. Глава 3

– Да плевать я на него хотела!
– Я в грохнула простыней о мост.
– Не нужен он мне. Пусть катится синим вечерочком по болотцам зыбким! Тьфу!
– Плюнула и растерла. Как мне эта скотина рыжая надоела!

– Если не нужен, так отпусти, найдутся желающие, - прошептала Ольюшка.

– Я его не держу и не держала!

Слова повисли над водной гладью озера. Девушка вскинула голову, сжала кулачки и так зло глазами на меня зыркнула, что мороз по коже прошел. Никак крупица ведьмовского дара в ней есть!

– А тебе и держать не надо! Мужики вон, только взгляд кинут, так у них язык, будто у собаки свешивается! Глаза шальные, а в штанах пожар! Ты половину мужиков деревни вот где держишь!

– Она сунула мне крепкий кулачок под нос.
– Они ж по первому зову мчатся крылечко подновить, али дров наколоть, баньку растопить или еще чего наша травница возжелает, а ты ото всех нос воротишь! Уж выбери себе кого-нибудь тогда и все остальные успокоятся!
– Рявкнула девушка.

– Брешешь!
– Только и смогла выдохнуть я.

А она вперед шагнула и толкнула меня. Я вверх тормашками в озеро и сверзилась.

Вода сперва обожгла, затем охолонула. В голове сразу ясно сделалось. В один миг все перед глазами пронеслось. И улыбки заискивающие, и разговоры душевные, и подношения скромные.

Вынырнув, я отплевалась, на мост вылезла и села, обняв озябшими руками колени. Ветерок мгновенно пробрался под мокрую рубаху и давай орудовать ловкими пальчиками.

Половина деревни?

Я всмотрелась в успокоившееся озеро. Ну и что они такого во мне увидали? Всмотрелась и удивилась. Я ведь себя другой помнила, а теперь... Губы алые, дугой изогнутые. Брови черные вразлет. Нос прямой с веснушкой махонькой на конце. Глаза большие. Коса ниже плеч отросла, да густая какая! Вот так курица... Только фигура по-прежнему тощая, разве что ребра не торчат. Неужто и впрямь есть от чего языки свешивать? Хотя кто этих мужиков разберет! Князь тот вообще...

Князь...

Ох-хо-хонюшки... ведь в это лето возвращаться надо, разводиться. А не хочется. Нет, не разводится, а опять с ним видеться. Четыре лета не беспокоил меня Вацлав, даже во сне не снился, а теперь вот сердце сжалось, будто тронула его когтистая волчья лапа.

Я тронула скрытое под обрезанной перчаткой кольцо. Оно зажгло палец, потянуло. Поумнела я? А то ж! Оттого и ехать не хочется, ибо понимаю, что ничего хорошего не будет...

Но... лето началось только. Время есть, авось сладится что-то.

Достирав, я сложила белье в корзину, надела сарафан поверх почти сухой рубашки, закинула постирушки за спину и в обратный путь двинулась. В голове все мысли воротом колодезным крутились. И про мужиков Спотыкачки, и про Вацлава разлюбезного да понимающего, и про Ольюшку... Как бы не сглазила она меня. Агнешка меня в амулеты обрядила перед дорогой, только давно она над ними заговоры не читала. Может и стерлись все слова колдовские за давностью.

А в избе у меня хозяйничали. Такое себе только Вадимир позволить мог. По первой, я злилась, что он заходит порой без спросу, да в котелки лезет и посуду грязную оставляет, но после сжалилась. Охотник ведь мужик, одиночка. Кто ему готовить станет, а ежели он по лесу седьмицу шлялся, то поневоле к щам и борщу сердце с руками потянется! И ведь платы он с меня не берет, потому ворчать - ворчала, но рот попусту не открывала и человека зазря не хаяла.

– О, вернулась!
– Пробухтел хозяин, нарезая большими ломтями хлеб.

– А я думал куда запропастилась!

Пахло от Валимира плохо. В волосах листья запутались. В бороде сучья. Видать сам вернулся только. И сразу к столу! Вот жеж... Мужик одним нехорошим словом!

– А ты, я смотрю, время не теряешь! Мне хоть ложку оставил?
– Я сгрузила корзину с бельем в сенях. Молчание...
– Ясно...
– прошипела я змеей.

– Янэ, ты себе еще сготовишь, хочешь мясца принесу?
– Отозвался Вадимир.

– Мясца? Мясца ты мне и так принесешь, - вздохнула. Бросила косой взгляд. Интересно, а он тоже? Ну, из той половины, что языки свешивает?

– Принесу, конечно, принесу, - согласился охотник.
– Может чего другого надо?

– Надо, Вадь, надо. На вопрос ответить, да не простой, а заковыристый, - решилась я спросить. У кого как у него? Мы с ним давно дружим, а дружба, как известно, лучшая защита от мыслей навязчивых и желаний шальных.

– Так спрашивай!
– Огладил охотник бороду.
– Чего вокруг да около ходить.

– Вадь, вот скажи как духу, я красивая?
– И смотрю на него в ожидании то ли похвалы, то ли приговора.

Хозяин ложку выронил. Закашлялся. Щи рекой полились по усам, да на стол и одежду.

– Янэшка, ты что же без предупреждения такие вещи спрашиваешь? Да еще в обед! Так и до смерти подавиться недолго, - проворчал мужчина.

– Ты сам просил, как на духу, - пожала плечами.
– Вот отвечай теперь.

Владимир замолчал. Глаза спрятал. Тряпкой утерся и руки чинно на столе сложил.

– Красивая, - молвил он.
– Очень, - добавил.

– И правда ли что по мне половина Спотыкачек сохнет?
– Грозно сдвинула брови, показывая, что не потерплю лжи.

– Сохнет, - вздохнул мужчина.
– А что не сохнуть, когда ты такая...
– Он замолчал и голову еще ниже склонил.

– Какая такая?

– Ну такая...

– Так какая?!!!

Владимир грохнул кулаком о стол. Тарелка подпрыгнула и перевернулась. Остатки щей оказались на столе.

– Что ты ко мне пристала?! Я же сказал, красивая. Угомонись, ведьма!
– Рявкнул он.

– Сам угомонись!
– Бросила я, из-за стола встала.
– Чего взъярился или тоже из той половины?!
– Ляпнула не подумав.

– А коли так?!
– Хозяин встал.
– Я что же не человек что ли? Я, по-твоему не могу что ли по девке сохнуть?

– Ну не по мне же! Ты сам посмотри, - я повертелась.
– Тут смотреть не на что. Ни попы, ни груди. Доска стиральная и то под рукой глаже будет, а ваши бабы все округлые да мягкие. И ухватить, и подержаться приятно. Лицом румяные, косой богатые. Я-то на кой вам сдалась?

– Вот права ты. Во всем права, но стан у баб наших такой, что не всяк их обнять двумя руками сможет. Ты супротив них тростиночка. Тебя не обнимать, а носить на руках хочется! Да кормить, да защищать от всех! А ты...

– А я...
– Слушала затаив дыхание.

– Ты смотришь на нас и не видишь. Будто мы место пустое или сундук не особо нужный, - понурился Вадимир.

Ууу, так не они, а я завою.

За четыре лета я не только поумнела, но и ослепла заодно. И как массовое помешательство проглядела?