Вольер (сборник)
Шрифт:
Тем более он, император Джордан, совсем недавно закончил кровопролитную Индокитайскую кампанию – Пекин и Дели подписали отказ от своих притязаний на море. До поры суверенные, но это лишь до поры. Все же надо смотреть в оба, у него есть предчувствие – это еще не конец. Неплохо бы натравить их друг на друга. К примеру, конфликт из‑за спорных территорий. Нет таковых? Нет, так будут. Пока из двадцати околоземных информационных станций восемнадцать принадлежат Великой Америке, в сражении за умы невозможного для императора мало. Завтра они станут считать правдой ложь, которую он скажет сегодня.
Единственной занозой в мягкой части его трона по‑прежнему сидела Иудея, провинция Израиль. Клятые религиозные фанатики, что говорить – явление Христа оказалось их предкам нипочем! Взяли и распяли. Император Джордан, примерный понтифик Всебаптистской Конгрегации, с удовольствием доказал бы евреям даже то, что Бога нет совсем, случись подобное действие в его власти. Уж очень доставучий и вместе с тем воинственный народец. Нигде наместники‑прокуроры не бывают столь снисходительны, а полицейские генералы столь благодушны, как в этой консульской провинции. Но все равно не в коня корм, дай палец,
Придворный кабинет‑секретарь робко окликнул его. Пора. Надевать расшитый золотыми пальмовыми ветками мундир, не забыть сменить бриллиантовую кокарду на рубины, знак чрезвычайности сенатского созыва, на плечи – заветный плащ. Нет, завтракать он не станет, голод обостряет и чувства, и ум. Имперский Геликоптер‑истребитель ждал его посреди атриума Визитов. Прозрачная крыша уже была раздвинута для взлета…
Спустя два часа все было кончено. Император Джордан вернулся в свои рабочие апартаменты, где незадолго до его явления услужливая рука зажгла обзорный круговой экран – новости, облетающие в этот момент светлые и теневые части земной суши. «Во имя справедливости… по отношению к варварским народам… Ближней и Средней Азии… Центральной Африки…». Голос невидимого диктора звучал торжественно грозно. «Большинством сенаторов было одобрено… отмена тринадцатой поправки 1865 года… частично четырнадцатой поправки 1868 года… возобновления в полной мере действия девятого раздела первой статьи Конституции… с пересчетом ввозной пошлины на денежный эквивалент текущего года… в отношении лиц, НЕ являющихся гражданами Великих Объединенных Американских Штатов…». На предлоге НЕ диктор зашелся от восторга. И так далее. И так далее. Было уже неинтересно.
Он, третий наследственный император Джордан Лавгуд, совершил очередное благое дело. С отменой рабовладения покончено навек! Отныне любой американский гражданин и любой частично американский гражданин сможет покупать и продавать любое из лиц, таковым гражданином не являющееся. И, собственно, с нынешнего момента вообще не являющееся лицом. Ради процветания экономики и мира во всем мире.
С экрана продолжало грохотать историческое:
МЫ, НАРОД ВЕЛИКИХ ОБЪЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ, В ЦЕЛЯХ СОЗДАНИЯ БОЛЕЕ СОВЕРШЕННОГО СОЮЗА… ОБЕСПЕЧЕНИЯ НАМ САМИМ И НАШЕМУ НАРОДУ СВОБОДЫ… ИЗДАЕМ И УЧРЕЖДАЕМ ЭТУ КОНСТИТУЦИЮ…
Третий наследственный император Джордан откинулся в глубоком кресле, неблагородно и устало зевнул во весь рот.
Завтра, которое пройдет вчера
Послесловие Н.В. Кузнецовой
Нет и не будет демона, выбирающего нас, но будете вы, которые выбирают своего демона. И первый шаг ваш будет выбором жизни, судьба которой впоследствии связана с необходимостью.
Добродетель не имеет хозяина. Каждый, кто либо ее почитает, либо пренебрегает ею, обретает либо теряет что‑то от нее.
Выбор – источник вины. Вина принадлежит выбирающему. Бог неймет вины.
Платон. Государство
Всем нам в жизни выпадал шанс реализовать себя, но… использовали ли мы его??? Конечно, заманчиво сидеть на диване и рассуждать, как это важно достичь высоты самореализации и излагать тому подобную патетику в вербальной форме, но… как становится страшно, даже когда дело доходит до предания этой вербальной форме визуальных образов, не говоря уже о конкретных действиях для достижения цели. Как страшно потерять тот устоявшийся мирок, в котором мы живем, с его привычной атрибутикой, с принятыми и понятными с детства правилами, нормами, укладом существования. Меняя свою, годами для себя приспособленную реальность, мы переходим в другой непонятный, чуждый мир. И тут начинается иногда мучительный процесс адаптации к новым нормам, законам, ритму. Тина твоего болота не спасет тебя, хотя оно уже прогрелось и зацвело желто‑зеленым цветом…веселенькая раскраска. Кто‑то предпочитает ее всю свою жизнь, нежась в тепле своего желто‑зеленого болота. Однако для развития нужны… проблемы, тот рычаг, который заставит тебя двигаться из привычно теплой застойной воды в холодно‑освежающую воду новых условий, которая не всегда комфортна. Но… свежая вода жизни, она необходима для развития, для того, чтобы по‑новому посмотреть на привычные вещи. И на этом этапе, как правило, включаются наши адаптационные механизмы, физические и психические, которые и помогут нам без существенных потерь найти ресурс для нужного приспособления… если нам это надо, если для вздоха не хватает воздуха. Они эффективно адаптируют наше тело и душу, рационализируют все так, чтобы не было слишком больно, чтобы наша личность осталась целостна, а не распалась на множество маленьких человечков, суетящихся в одном большом теле. Что нам это напоминает? Ах да! Это же пресловутый кризис среднего возраста, восставшая из пепла птица Феникс. Но именно кризисами ознаменовываются все этапы нашего развития. Именно кризис говорит нам о том, что мы между двумя ступенями развития, что мы уже сошли с предыдущей, но еще не взошли на следующую. Пройти кризис с минимальными потерями нам может помочь наше бессознательное, с его защитными механизмами, которые блокируют то, что может нас разрушить. Но сейчас не об этом.
Что у нас одно из главных правил
в жизни – это чувство меры… живи так, чтобы не выделиться из толпы, как хамелеон, сливающийся с пространством, в котором он в текущий момент находится. Но если тебе «тесно» в шкуре хамелеона… Чувство меры: в нем, как и везде, существует дуализм, оно как две стороны одной монетки. Во многих восточных философских системах под чувством меры имелось в виду внутреннее ограничение от внешних соблазнов, тем не менее при внутреннем росте. Личность при этих ограничениях развивалась, как это ни звучит прозаично, духовно, так как не «отвлекалась» на внешний мир. Рост личности в этих системах был ориентирован на рост внутри себя, в то время как в западной традиции была важна внешняя экспансия. И понимание многих центральных понятий у нас различно. В восточной философии очень часто имеет место «уход» из внешнего мира для более полного пребывания во внутреннем, чтобы стимулы внешнего мира не отвлекали от развития. Например, в тантризме имело место разделение на правую и левую тантру. Для того чтобы понять мир нематериальный, нужно отвлечься от материального и пройти долгий, полный аскетизма путь правой тантры (полный отказ от внешних удовольствий и концентрация на внутреннем мире с постоянными медитациями, т. е. с постоянным обращением к своему образному бессознательному), чтобы понять мир праны. Восток с его иносказательностью, с его обращением к внутренним ресурсам и ценностям совершенно иначе мыслит, чем более прямолинейный, ориентированный на внешний мир запад. Если в том же тантризме в левой тантре – еще раз прошу заметить, следующей после правой, аскетичной, которая длилась десятилетиями, – идет соитие Шивы и Шакти виртуально, то вся философия тантризма, согласно извращенному пониманию западных авторов, сводится буквально к сексуальным трактовкам. Хотя как это может быть, если Шива – это чистое сознание, а Шакти – энергия, исходящая из сознания и разворачивающая материальный мир?Таким образом, мы пытаемся разделить чувство меры на две части: одну из которых мы с вами только что осветили и другую, которую накладывает общество, боясь чего‑то кардинально нового, и тормозит при этом полное развитие личности. Это превращение бутона отдельных индивидуальных черт в цветок индивидуальности. Я отнюдь не призываю утопать в гедонизме и разменивать свою личность по мелочам. Отсюда следует…что чувство меры должно быть во внешних удовольствиях, но оно должно отсутствовать во внутреннем росте, в раскрытии своей личности, чтобы чувство меры не было клеткой для индивидуальности.
Иногда мы бываем свидетелями генезиса жизни человека, который подает надежды в детстве, талантлив, сообразителен. Он был первым учеником в школе, в университете, но в какой‑то момент он испугался быть лучшим и решил стать как все, испугался насмешек и чрезмерной траты сил…а жизнь ведь давала ему шансы. Чтобы удовлетворить свое зудящее «чувство меры», он решил жить спокойной жизнью и ничем не выделяться из толпы. Он почти похоронил свой талант, свои амбиции стремлениями к общепринятым стандартам. «Чувство меры» съело все… и похоронило. Но потом появляется тревожный шепот внутри себя, предостерегающий – я что‑то не успел сделать в своей жизни, что‑то упустил… «Чувство меры» – лангольеры, поглощающие твою сущность, индивидуальность, твое растущее, еще не окрепшее внутреннее «Я». Сначала шло «всепожирающее время» Кронос, а за ним – лангольеры, которые пожирали и время в том числе. Оставляя за собой только вакуум. Поэтому нужно постараться как можно больше оставить позади посредством реализации себя в настоящем, использовать максимум возможностей, которые тебе посылает судьба. И…если тебя догонят лангольеры?
Здесь к месту вспоминается современная еврейская басня об Аврааме. «В Иерусалиме несколько часов подряд льет сильный дождь и вода начинает быстро подниматься, все улицы затоплены, люди пытаются покинуть этот город. И только Авраам сидит за столом и читает Тору. К его дому подплывает на лодке сосед и говорит: „Авраам, вода быстро поднимается, тебе нужно спасаться, поплыли на лодке со мной“. На что Авраам отвечает: „Я читаю Тору, Бог меня спасет“. Тем временем дождь не угасает, а только усиливается, вода уже достигла двухметровой высоты, все затоплено. Авраам сидит на чердачном окошке своего дома и читает Тору. К нему подплывают жители города на моторной лодке и говорят, чтобы он поплыл с ними, иначе он утонет, на что Авраам отвечает, что он читает Тору и ничего плохого с ним быть не может, Бог его спасет, потому что он читает Тору. Через несколько часов весь город затоплен, торчит лишь несколько печных труб. На одной из них сидит Авраам и читает Тору. К нему на вертолете подлетают спасатели с одним только желанием спасти Авраама. На что он, как всегда, отвечает, что ему, читающему Тору, Бог не даст умереть. Как итог: город затопило, Авраам утонул и умер. Очнувшись в загробном мире, он увидел Бога и спросил, почему его, читающего Тору, Бог не спас. На что Бог ответил: „Авраам, я тебе лодку посылал? Посылал. Моторную лодку посылал? Посылал. Вертолет посылал? Посылал. Авраам, так где же ты был? Ты не использовал ни одного шанса на спасение, который я тебе предоставил“. И какой вывод напрашивается, исходя из этой притчи? А то, что жизнь нам постоянно посылает шансы, возможности для более полной реализации своей личности, но видим ли мы их? Или мы решили, даже если увидели, будто шансы на нас станут сыпаться как из рога изобилия: ушел один трамвай, дождемся другого. И в итоге не реализовали ни одной из данных нам возможностей. Испугались, было лень встать с постели или придумали другие отговорки, чтобы сделать это завтра. А завтра все поменялось, сегодняшняя актуальная ситуация не всегда останется таковой. Завтрашнюю потенциальность мы поймем только, когда она станет актуальностью сегодня.
Что еще нас может отвлечь от растущего чувства индивидуальности, так это чувство общности, когда оно перерастает в чувство толпы. Да, оно помогает нам не испытывать одиночества, субъективно ощущать какую‑то защищенность. Но что оно у нас отбирает нашу самость. Кто‑то возразит, зачем нужна ему эта свобода, что он будет с ней делать. Свобода расширяет коридор, в котором мы живем, до уровня большой темной комнаты, где больше возможности для действий, но в то же время больше возможности сделать ошибки. И многим ничего, кроме дискомфорта, это не несет.