Волга-матушка река. Книга 2. Раздумье
Шрифт:
«Татьяна Яковлевна? Что-то обещала? — подумал Аким Морев, и вдруг в нем забилась радостная догадка: — Она, наверное, вызвала Елену». И вслух:
— Хорошо. Еду. Но надо переодеться, — и, посмотрев Пухову в глаза, мысленно произнес: «Ты, Александр Павлович, не согласишься ведь принять на себя обязанности секретаря горкома? То-то вот и оно».
— Вы что-то хотите мне сказать? Не пойму, — спросил Пухов.
— О чуде Петина думаю, — отшутился Аким Морев.
Они спускались к Волге по ступеням новой набережной, одетой в розовый мрамор. На набережной было гулко и
Аким Морев представил себе, как тут когда-то весь берег был изрыт окопами, блиндажами и как совсем недавно рычали экскаваторы, царапали грунт деррики, ревели автомобили-самосвалы, гудели каменщики… А вот теперь по проекту Романа Романовича Здешнего создана набережная.
«Чем-то приковывает она к себе, эта набережная», — подумал Аким Морев и посмотрел от пристани на сооружение, обрамленное мрамором, освещенное матовыми фонарями, и вдруг понял: это величавое сооружение с его фонтанами, площадками, тумбами, напоминающими древние светильники, с широкими ступенями, уходящими ввысь, — все вызывало печаль и преклонение перед теми, кто героически пал здесь, защищая город от гитлеровцев.
— Талантливый человек Здешний! — повернувшись к Пухову, проговорил он.
— Мужик с головой.
— Как он живет, Александр Павлович?
— Опарин, наверное, знает: его кадр.
— Почему мы его не пригласили с собой?
— О! Тут я отвечу: у него своя моторная лодка… и он, наверное, уже где-нибудь у костра.
Рассуждая так, они шли берегом Волги, утопая в непроглядной тьме ночи, то и дело спотыкаясь о гладкие, окатанные волнами камни.
Вскоре Аким Морев схватился за нос лодки, перекинул через борт ногу, влез и коленками уперся во что-то мягкое и огромное: то был невод.
— Аким Петрович! Сюда, в маленькую лодку, — позвал Петин.
— Ничего, я грести умею: волгарь.
— Грести — это вам не заседание вести.
Все рассмеялись, а Александр Пухов сказал:
— Командарму подчиняйся, Аким Петрович. Товарищ командарм, куда прикажешь мне? — со смешком в голосе обратился он к Петину.
— В большую лодку… И Николай Степанович туда же, а я с Акимом Петровичем. За руль! — приказал Петин Акиму Мореву. — Поплыли! Опарин-то нас там с женской половиной, наверное, ждет-ждет: все глазыньки просмотрел.
«Значит, они уже там… и Елена, конечно», — подумал Аким Морев, беря рулевую лопатку, не видя, но представляя себе, как Петин оттолкнул от берега лодку и, впрыгнув в нее, сел за весла.
— Враз веслами, товарищ директор, — послышался голос Пухова, затем легкий смех.
— Враз, товарищ секретарь, — ответил Николай Кораблев и тоже неизвестно чему засмеялся.
— Эй! Командарм! Чудо где показывать будешь? — умышленно басовито прокричал Пухов.
— Где попадется, — ответил Петин.
— А попадется ли? — спросил Николай Кораблев, тоже еще не зная, что за чудо хочет выловить Петин.
— Чудо не попадется, но от жен попадет, — произнес Пухов и снова захохотал. — Обещали быть в девять, а сейчас двенадцать… Так что ж, товарищ командарм, сначала к ним подплывем?
— Где уж там! — запротестовал Петин. —
И без заезда времени в обрез.Вскоре лодка зашуршала, врезаясь носом в разжиженный песок, и остановилась, раскачиваясь с боку на бок. Рядом причалила вторая, которую подвели Александр Пухов и Николай Кораблев.
— Куда привез? — тихо спросил Пухов.
— Эльдорадо, — смеясь, сообщил Петин.
Так когда-то купцы Приволжска именовали песчаный остров, расположенный километрах в двух от города, разрезающий Волгу на два рукава. Обычно в былые времена здесь, в зарослях ветельника, происходили гульбища с дебоширством, купеческим ухарством. Ныне название острова восстановлено старое — Рыбацкий. Сюда в выходные дни выезжают десятки тысяч жителей города — принимают солнечные ванны, купаются, а молодежь состязается в плавании, пересекая Волгу туда и обратно.
— Раздевайтесь, — приказал Петин.
За это время глаза присмотрелись к темноте, и Аким Морев увидел, как первым разделся Петин, но почему-то на нагое тело надел кожаный, как у кузнеца, фартук. Следом за Петиным разделись все, комочками укладывая на песке костюмы, ботинки, рубашки и подтягивая трусики, шлепая босыми ногами по влажному песку. Ежась от предутреннего прохладного ветерка, они направились по команде Петина каждый на указанное место: Пухов и Петин поплыли на лодке выбрасывать невод, а Аким Морев и Николай Кораблев, прикрепив на якорек конец невода, зашагали на крыло косы.
— Сюда, сюда, — говорил Николай Кораблев, идя впереди Акима Морева, хлюпая босыми ногами и поблескивая в темноте широкой спиной.
— Вы что ж, уже были тут однажды? — спросил Аким Морев.
— Да. В прошлом году. Лещей ловили.
— А теперь что же?
— Петин чудо обещает.
— А Татьяна Яковлевна тоже где-то здесь?
— Да. Там, по ту сторону рукава.
— Она у вас тоже чудо.
— Да. Чудо, — неопределенно произнес Николай Кораблев, и Акиму Мореву послышалась в тоне его голоса какая-то скорбная нотка.
«Неужели и у них что-то неладно? — подумал он. — Оба такие красивые… и трещинка?.. Не может этого быть. Тогда что же значат и тон и слова: «Да. Чудо»? — Но он тут же перестал об этом думать: из предутренней дымки выплыла лодка, ее вел Пухов, а Петин тянул конец невода. И лодка и Пухов на ней сейчас казались огромными: лодка — с барку, а человек — гулливеровский гигант.
Петин, увидав Акима Морева и Николая Кораблева, прикрикнул:
— Взяли! Ну-ка!
Войдя по грудь в воду и окунувшись, Аким Морев вцепился в верхний канат невода и вспомнил ту песенку, какую когда-то распевали рыбаки за Астраханью.
Песенка простая, немногословная:
Ну-ка! Ну-ка! Ну-ка! Наша! Наша! Э-эй! —вот и все слова. Но начинал ее каждый рыбак в тот момент, когда подхватывал лямкой невод, поэтому она получалась раздольной, широкой. Один затягивал «ну», другой уже пел «ка», третий «э-эй!»
Аким Морев запел песенку, и ее подхватили все, невод пошел быстрее… Но с каждой минутой он тяжелел, несмотря на то, что часть его, высвобожденная из воды, гармошкой складывалась на берегу.