Волгарь

Всякое случалось с семейством Васильевых в дороге. Иногда удавалось им без опаски добраться до деревеньки под защитой стрелецкого отряда, начальные люди с радостью оказывали поддержку вдове с малыми детьми. Но трудностей на пути все ж выпало им поболее. Не взяли в разумение ни Дарья ни Николка, когда отправлялись в дорогу, что время сейчас смутное и страшное. Рыскали повсюду голодные и оборванные беглые, уцелевшие после встречи с ратными людьми, посланными к усмирению бунта. Так что очень часто приходилось надолго застревать Дарье в каком-нибудь малом городке, ютясь на постоялом дворе.

Старалась вдова дождаться крепких попутчиков, после того как чуть было не загнали они с Ануш свою лошадку, удирая от лихих людей. Не за себя боялась женщина, за малых сыновей. Особливо за Николку, что волчонком глядел на всех казаков, попадавшихся им на постоялых дворах, а дорогой все чистил покойного батюшки саблю. Страшилась Дарья, что кинется сынок защищать ее и брата меньшего, не разумея по малолетству своего бессилия супротив заматеревших в боях мужиков, да и пропадет, зарубят его казаки в горячках, как сбесившегося щенка.

Из-за всех непредвиденных задержек таяли деньги, утекали, будто песок меж пальцев. Да еще холода изрядные нагрянули, приходилось кутаться так, что и не повернуться в тесном возке. Спешить нужно было, быстрее добраться до Москвы, поэтому решились все ж как-то раз Дарья с Ануш выехать без попутчиков. Невелик вроде был переход – часов за восемь должны были добраться от городка до крепкой деревеньки. Выехали затемно, лошадка бежала резво по укатанному тракту. Да вот незадача вышла: сломалась оглобля у возка, чуть было лошадь не искалечилась.

Покуда вырубили новую оглоблю да на место приладили, упрели и бабы, и ребятишки и времени потеряли изрядно. Сумерки уж опускались, а до деревеньки еще далече было.

Возком правила Ануш, более всех страдавшая от холода. После возни с колесом, распаренная, напилась она студеной воды из припасенной баклажки, а вот теперь холод забирался ей под тулуп, заставляя ежиться. Да не беда, ежели б токмо мороз досаждал едисанке: выпитая вода не давала ей покоя. Наконец терпение Ануш иссякло, и она обратилась к Николке, чтобы тот сел на облучок и подержал вожжи, а сама углубилась недалече в придорожный лесок по малой надобности.

Николка держал вожжи и разглядывал заснеженные деревья, являвшие собой в сгущавшихся сумерках весьма причудливое зрелище. Утомленная Дарья высунулась из возка, желая узнать, что за заминка такая случилась и как скоро они тронутся дальше. Сердце было не на месте у вдовы, когда поняла она, что не поспеют они засветло добраться до деревеньки.

Вдруг раздался отчаянный крик Ануш:

– Николка! Гони! Ско...

Страх подстегнул мальчика, он дернул вожжи и с криком «Пошла! Пошла!», принялся нахлестывать ее кнутом. Ошалевшая кобыла понеслась с места галопом. Не думая о том, что впотьмах возок может перевернуться, Николка гнал бедную лошадь до тех пор, пока не показались огни деревни. Лишь тогда страх отпустил и его, и Дарью, которая все время, пока длилась эта лихая скачка, побелевшими губами шептала молитву.

Переведя дух, Николка обратился к матери:

– Господи, матушка, а как же Анушка-то? Мы ж ее-то бросили...

– Что ж теперь, сынок, видно так было Богу угодно, чтоб спасла она нас, собой заслонила. Да и, может, жива она еще. Помолимся за нее. Хоть и басурманка, а все душа Божья.

Николка присоединился к материнской молитве, но успокоения ему это не принесло. Мальчик сильно переживал из-за того, что не поспешил на выручку Ануш, поступил, как не должно поступать мужчине.

Когда ж добрались они до деревеньки, то хлопоты по обустройству на ночь помогли Николке отрешиться от тягостных дум.

ГЛАВА 15

...Казаки страсть как обрадовались, когда увидали, что вошла в лес баба, да еще, по всему видать, молодая. Эдак до ночи успеют они на заимку возвернуться, в деревеньку-то теперь вовсе нет нужды тащиться. Кинулись они разом на девушку, только и успела она крикнуть Николке, чтоб уезжал скорее. О себе нисколь не думала едисанка, лишь старалась задержать подольше лихоимцев. Вот и пришлось им с ней изрядно в снегу побарахтаться: как дикая кошка сопротивлялась Ануш, расцарапала одному всю рожу, а другому прокусила руку. Но где ж было сладить девчонке-невеличке с двумя дюжими мужиками? Скрутили они ей руки за спину, чтоб не царапалась, и потащили к избушке.

Поначалу едисанка сопротивлялась, поливая казачков проклятиями на родном языке, но после пары увесистых тычков в спину, решила, что лучше ей пока идти своей волей. Убивать ее пока никто не собирался, хотя мужик с прокушенной рукой весьма злобно косился на девушку, ворча себе под нос при этом что-то про черномазую ведьму. Другой же спокойно умыл снегом расцарапанное лицо и со смешком сказал товарищу:

– Не ворчи, Михася, такие-то завсегда слаще.

...Казачки в ожидании посыльных изрядно нагрузились вином и пребывали в весьма подогретом состоянии. Когда же послышался на крыльце шум, упреждающий о возвращении «охотничков», то вся честная компания радостно загомонила, предвкушая новую потеху.

Ануш чуть не вывернуло на изнанку, когда ей в нос ударила волна удушливой вони из распахнувшейся двери. Мужики, что привели ее сюда, подтолкнули девушку в спину, и она, едва устояв на ногах, оказалась в большой, плохо освещенной избе. Едисанка несколько раз сглотнула, пытаясь побороть дурноту – смрад стоял в избе ужасающий. Дым от плохо слаженной печи смешался с табачной застоялой вонью, кислый запах давно немытых человеческих тел мешался с запахом испорченных остатков пищи. Заросшие бородищами сальные рожи огромного, как с перепугу показалось Ануш, числа мужиков уставились на нее похотливо блестящими глазами.

Словно затравленный зверек переводила девушка взгляд с одного мужского лица на другое, пытаясь уловить хоть малость сочувствия, но ее надежды пропадали вотще. Один из приведших ее, тот, кого называли Михасем, разрезал веревку, стягивающую запястья девушки за спиной, и сдернул с нее тулуп вместе с прочей теплой одежонкой, оставив лишь полотняную тонкую рубашку, которая, взмокнув от пота, прилипла к телу Ануш, обрисовав все изгибы ее стройного юного тела. Изголодавшиеся без баб, мужики встретили столь соблазнительное зрелище восторженными криками:

– Эк, ребяты, подвезло вам!..

– Славненькая басурманочка!..

– Поцелуй, красавица, перстенек подарю!..

– Глазищами-то вон как зыркает! Хоть тоща, да видать, горячая!...

– Спляши, черноглазенькая, потешь душеньку!..

Ануш, прижавшись к стене, широко раскрытыми от страха глазами смотрела, как надвигается на нее толпа мужиков, и каждый протягивает ей кольцо, ожерелье, браслет или богатую шелковую шаль, а один потрясал невесть откуда взявшимся бубном. Постепенно в душе ее зародилась надежда на спасение, девушка улыбнулась, превозмогая отвращение, игриво выгнула бровь, повязала бедра алой шалью и, выхватив из чьей-то протянутой руки бубен, подняла его над головой и звонко по нему ударила.