Волхв

Ведун решил не останавливаться на обед, а двигаться дальше, перекусив прямо на плоту. Так и сделали. Дождались более-менее спокойного участка реки и разложили нехитрую снедь прямо на бревнах. Еще оставались сухари и кусок вяленного мяса. Впрочем, до него охотников не нашлось — сиг подоспел. Белогост нарезал его крупными ломтями.

— Ух, вкусный какой! — с полным ртом проговорил парень.

— Точно, — согласился ведун, осторожно выбирая крупные кости из куска рыбины.

Прожевав, Гор не удержался от вопроса:

— Светлый, а ты же вроде, только то, что растет, ешь?

Белогост захрумкал сухарем:

— Обычно так. Но в дороге Велес не запрещает животную пищу. Тут силы надо. А без мяса, или хотя бы рыбы, где ее возьмешь? А если дома, то, конечно, не ем животного.

— А мне, что, тоже придется от мяса отказаться?

— Это как сам решишь. К ограничению в пище, как и к Богу, придти нужно. Понять и, главное, почувствовать, что можешь без мяса жить. Многие на зерноедство переходят не готовые еще внутренне, и оттого только вредят себе. А тело человека — это, как ты знаешь, храм божий. Бог сам даст тебе понять, что есть надо, а что не надо.

— А как он даст понять?

— Просто. Что тебе хочется слопать в такой-то момент, то и лопай. Тело само знает, что ему сейчас надо. Так что прислушивайся к себе, мысли свои проверяй почаще на наличие в них недоброго и, если найдешь — сразу избавляйся. Все ответы в тебе самом. Не ищи их у других.

— И у тебя тоже не искать?

— И у меня не ищи. Я ничему тебя научить не могу, как и никто не сможет. Могу только ключики подсказать, как открыть твои способности. А уж как ты ими воспользуешься — то только твой выбор.

Доедали молча. Гор надолго задумался над словами ведуна. Как понять все сказанное волхвом? Что значит, все ответы в тебе самом? Так ли это? Как все сложно и просто, одновременно. Может быть, для того, чтобы понять, что подразумевал ведун, придется прожить не меньше самого Белогоста.

После обеда Гор подтянул под голову котомку и развалился на подсохших бревнах. Ведун устроился рядом.

Свежий ветерок гнал серые тучи в попутном направлении — на юг, заодно подгоняя и плот. Ни комары, ни мошки не досаждали путникам. Высокие берега ограничивали реку с левой — уральской стороны красно-серой гранитной стеной, высотой выше любого леса, по противоположному берегу тянулись голые галечные островки.

— Хорошо. — Гор блаженно прикрыл глаза.

— Хорошо-то хорошо, но внимания терять ни к чему. А вдруг враг, — ведун задрал голову на высокий берег.

Гор мгновенно открыл глаза и смел довольную улыбку с лица. Растерянно потерев ладошкой лоб, он рывком сел:

— Прости, деда.

Белогост усмехнулся:

— Бог простит, если успеет.

Приближался следующий поворот и Гор подскочил первым и ухватил вагу:

— Я сам справлюсь, Светлый. Ты отдохни.

Ведун пожал плечом и незаметно усмехнулся в бороду:

— Добро. Веди, если сладишь.

Гор с силой уперся шестом в мелкое каменистое дно.

К вечеру небо слегка прояснилось, и даже где-то впереди в разрыв облаков выглянул серебристый солнечный луч, высветив враз раскрасневшиеся, словно разрумянившиеся девицы, скалы. Река начала плавно разворачиваться на запад, и ведун скомандовал парню править к берегу.

Глава 18

В первый же выходной Никита Дубинин собрался в слободу. Почти неделю держалось в городе тревожное положение. Дружинники измучились на дежурствах, да был бы толк и ясность, а то одни загадки вокруг. Ни кто бы не роптал, если враг у ворот стоял, или дозорные сообщили, что чужая рать на подходе, или сами в поход готовились. А тут ни того, ни другого, ни третьего, а на постах стой за себя и того парня. Тут еще как назло сотню, что в начале лета на полевые сборы на заставу отправили, назад не возвращают. Говорят, гоняют их там до седьмого пота. Причем, вести какие-то подозрительные доходят из стана. Будто готовят их не к бою с ворогом, а к захвату селений. Как окружать, как правильно заслоны ставить. Ну, и рубка, и стрельба, конечно. Не иначе, как на Коломны собираются. И еще непонятно, куда два десятка дружинников с Тагром отправились? Никому не слова, прямо тайна за семью печатями, как и его товарищи из десятка вместе с Микулой? Какие тати такие объявились, что на гораков напали? Разбойники в лесах есть, то верно, но они в основном на торговых людей охоту имеют. «Хотя, — вспомнил Дубинин, — как-то, пять сроков назад, был такой же случай — тоже гораки пропали. Так и не нашли. Может, те же тати и были». — Никита повесил на пояс фляжку с водой, кинул в сумку на поясе кусок овечьего сыра — на всякий случай. Может, заночевать придется. Отпросился на пару дней, хотя вернуться рассчитывал к вечеру.

И вообще эти гораки в городе не понятно с чего на особом счету — на посты их не ставят, службу какую тоже не тянут, лишь пятерками на облавы ходят, по два-три дня где-то пропадают — на кого только охотятся? Если на родноверов, то почему никого в город не приводят? Неужто, на месте разбираются? Если так, то это очень нехорошо — в честь чего русичей на Руси какие-то приезжие смерти предают? По какому такому закону? Даже если они приказ от Никифора получают, все равно без княжьего суда нельзя. Хотя, сейчас и среди своих — дружинников, такие же появились — увидят старика в длинной белой рубахе и сразу за меч хватаются. Что они им сделали? Никифор, конечно, за каждого ведуна серебром платит, но есть же и честь воинская, — Никита горько качнул головой и, приветливо махнув рукой часовому у выхода, толкнул калитку воинского городка. — Князь странно себя ведет — из терема носа не кажет. Раньше, бывало, и не застанешь его за городскими стенами — то он на охоте, то рыбу с рыбалями промышляет, то к соседскому князю в гости отправится. Сейчас же сидит. А вот сынок его Любояр — отличный парень растет, простой, спокойный, тот целыми днями шустрит. И с робятами деревянными мечами рубится, и стрелы мечет по мишени, и дротики бросает. Видно, решил в военном деле самого воеводу Бронислава обойти. Он упорный, такой обойдет. Сейчас уже, поди, на равных будут, а через годик-два далеко уйдет. Способный паря.

Вышел через ворота, еще трава не просохла. Утро стояло пасмурное. Последние дни дождь лил почти не переставая, и промозглая сырость после последнего ночного дождя висела в воздухе и никак не добавляла настроения. Знакомые стражники, прочитав при свете фонаря берестяную увольнительную, извинительно улыбаясь, приподняли ворота. Никита махнул рукой, мол, не тушуйтесь, служба, есть служба, сам такой и нырнул под поднявшуюся аршина на полтора массивную створку ворот.

Дорога до слободы заняла у Никиты все расчетное время. К полуденному солнцу, скорее угадываемому в мутном небе, он уже подходил к первым пряслам поселения.

Вавилу он знал давно, с самого того дня, когда он, испуганный и исхудавший в долгой дороге появился у дальнего поста дружинников. Тогда они еще дежурили на подходах к граду в секретах. Это только пару лет спустя князь отменит посты — мол, никто на нас войной не ходит. Мордва присмирела, зыряне вообще поклялись в вечной дружбе, после того как волхвы спасли их народ от суровой болезни, косившей людей, как лесной пожар сухостой.

С юга, запада и севера-запада кругом свои, русские княжества. И хоть дружбы меж князей нет, но и ссоры никто заводить не хочет, предпочитая по поговорке, худой мир хорошей войне.

На секрете Никита тогда и стоял с товарищем. По дорогам, как начали греческую веру принимать, народу много ходить стало, одним больше, одним меньше — пропустили дружинники Вавилу. И осел парень в слободе. Мастерство с собой принес — хороший кузнец оказался. За последующие годы Никита помог Вавиле с домом — сам пришел и друзей привел на стройку. За неделю построились. Так и подружились. Потом если не каждую неделю, то хотя бы раз в месяц выбирались друг к другу погостить. А как друг поженился, так и с женой стал захаживать. Уважал и любил своего друга Дубинин. «Широкой души человек, — говорил он про него, — и отваги. Если бы не ремесло, быть бы ему в княжьей дружине, не меньше как сотником». Вспоминал частенько случай, что в лесу произошел, лет пять назад.

Вышли тогда в дальний лес за речкой посилковать. Решили раздобыть свежей зайчатины. Никтита захватил и лук — при везении можно и чего посерьезней добыть — вепря там, козочку лесную или копылуху. Ставили ловушки и целый день от одной до другой переходили. Пару косых уже взяли, как вдруг попалась им навстречу — выскочила прямо из кустов на них молодая серна. И с испугу так шибко рванула в сторону, что Дубинин даже оружие поднять не успел, не то, что стрелу на тетиву наложить. Погоревали охотники, что такую ценную добычу упустили, и пошагали дальше. По дороге забрались в густой малинник. Ягода на кустах уже почти вся опала, лишь кое-где еще попадались переспелые пурпурные горошины. И тут шедший первым Вавила замер и насторожился. Никита решил, что опять дичь увидел, и тоже застыл, как соляной столб. Только лук из-за плеча начал потихоньку стягивать. Не успел и наполовину снять, как совсем рядом раздался чудовищный рык. «Медведь», — вздрогнул Никита и быстро сдернул лук. Стрела сама уже выскочила из колчана за плечом. А Вавила по-прежнему стоит и не шевелится. Только длинный волос на затылке, как показалось Дубинину, чуть приподнялся. Тут косолапый показался, да во всей красе — саженях в трех перед ними на задние лапы встал. Здоровый медведь, матерый аршина на четыре во весь рост. Орет и лапой машет. Потом собрал лапой слюну, бегущую из пасти по клыкам на грудь, и вдруг бросил ее в Вавилу. Тот даже не пошевелился. Никита потихоньку потянул лук вверх. Но топтыгина спина друга загораживает. А зверь снова собрал тягучую слюну, да в Вавилу. А кузнец и руки не поднял, потихоньку так заговаривает медведя: