Волки и волчицы

Твои уроки сослужили мне пользу. Среди наших офицеров я, несмотря на мою юность, считаюсь одним из лучших фехтовальщиков. Другой бы на моём месте давно возгордился и забросил тренировку, но я не могу позволить себе такой роскоши и продолжаю ежедневно упражняться с кинжалом и мечом. Надеюсь, однажды моё мастерство пригодится мне.

Хочу поделиться с тобой удивительной историей, которая, пожалуй, достойна быть изложенной пером самого Гомера.

Недавно я встретил женщину по имени Браннгхвен. Это имя переводится с языка варваров как Белая Душа, но об этом я узнал позже, как и о многом другом.

Пожалуй, изложу тебе всё по порядку.

Увидев её на улице города, я поспешил следом. Я ехал на коне и быстро догнал и обогнал эту женщину. Она, как и все женщины варваров, совсем не была накрашена — ни свинцовых белил на щеках, ни румян, ни сурьмы и висмута на бровях. Но здоровый цвет её лица и правильность черт восхитили меня не меньше, чем изысканный слог славного Горация. Её облик поразил меня в самое сердце, хотя из-за своего возраста она не должна была заинтересовать меня. Окинув её взглядом, я решил, что она лет на десять старше меня. В Риме я бы не удостоил взглядом женщину её лет. Но тут я ничего не мог с собой поделать. Она была существом зрелым, свежим, притягательным. Таких красивых зубов, как у неё, я не видел никогда прежде. Глаза её были полны такой силой жизни, что хотелось немедленно испить из них, как из чаши, наполненной вкуснейшим вином.

— Остановись! — властным голосом приказал я ей.

Она задержалась не столько из-за окрика, сколько из-за вздыбившейся перед ней лошади.

— Какие глаза! Какая осанка! Кто ты, женщина?

Она стояла молча, прижимая к груди корзину.

— Кто ты? Как тебя звать?

— Браннгхвен, — ответила она наконец.

Тогда я ещё не знал, что за тайна сокрыта была за её необычным именем.

— Я хочу, чтобы ты отправилась за мной, — повелел я ей.

— Я не рабыня, римлянин, — она решительно повернулась и пошла прочь.

В ней было столько гордости и неподкупности, что я поначалу опешил, мой дорогой Теций. Но я быстро совладал с собой и выхватил меч, чтобы пригрозить ей.

Я снова преградил ей путь.

— Вооружённый мужчина против беззащитной женщины? — она мрачно улыбнулась. — Однажды меня уже преследовал римлянин на коне. Я была слишком молода, чтобы дать ему отпор.

— Странно, что тебя преследовали только однажды. Ты пробуждаешь огонь страсти, едва на тебе останавливается взор мужчины.

— Ты ещё далеко не мужчина, римлянин, — ответила она и язвительно расхохоталась.

Заметь, что мы общались на латыни. Это дало мне право думать, что она не принадлежала к простолюдинам, хотя одета была крайне просто. Здешние жители не жалуют наш язык и почти демонстративно отказываются учить его. Впрочем, вожди бриттов понимают, что сегодня латынь связывает все стороны света, и потому принуждают членов своих семей и своё окружение изучать его. И всё же Британия не столь латинизирована, как Галлия и Испания.

Но я вернусь к моей истории.

Я спрыгнул с коня и подошёл к женщине.

— Я разорву тебе лицо ногтями, если ты притронешься ко мне! — она готова была обжечь меня огнём своей ненависти.

Вокруг собралась толпа. Люди перешёптывались. Я впервые ощутил себя в центре внимания черни, и мне сделалось не по себе.

— Почему ты так враждебна ко мне? — спросил я.

— Что тебе надо от меня?

Я поспешил спрятать меч и попытался сделать добродушное лицо, чтобы смягчить мою собеседницу. В действительности я не собирался применять оружие, это был лишь инстинктивный жест солдата. Я бы не воспользовался мечом в такой ситуации, даже если бы она бросилась на меня и на самом деле изодрала бы мне лицо ногтями. Я хорошо помнил требование Фабия Страбона, нашего военачальника, — избегать малейших поводов для возмущения местного населения. Я помню, как он распорядился однажды казнить пять легионеров за то, что они украли и съели курицу. Он привёл бы свой приказ в исполнение, если бы весь легион не умолял его о пощаде так настойчиво, что он испугался возмущения. Он помиловал тех пятерых солдат. Но велел каждому из них вернуть собственнику той злополучной курицы сумму, в десять раз превышающую ее стоимость.

Так что я нипочём не осмелился бы применить силу в мирных условиях. Я лишь хотел привлечь к себе внимание той женщины

— Я не желаю иметь ничего общего с римлянами, — проговорила она.

— Я не причиню тебе зла, — заверил я её.

— Ты чужак на нашей земле. Ты и тебе подобные сеете только зло на земле Британии. Если ты думаешь, что я боюсь тебя, то можешь сейчас же пронзить мою шею мечом! Ты увидишь, что дочери Медового Острова умеют принимать смерть с высоко поднятой головой и открытыми глазами!

Если бы ты, Теций, мог видеть эту женщину в ту минуту! Сколь выразительно было её лицо! В каждой жилке моей запылало пламя! Я готов был броситься на неё и овладеть ею силой, но вокруг нас столпилось слишком много людей, и в руках многих я видел вилы.

И вдруг Браннгхвен сказала:

— Мне знакомы твои черты.

— Знакомы? Откуда? — удивился я.

Она не ответила и отвела глаза.

Но позже она призналась мне, что в ту минуту в её памяти возникла дождливая ночь, конный отряд римлян, короткая схватка, бегство и лицо свалившего её мужчины. Тот римлянин, как она сказала, носил имя Траян. Я склонен думать, что это был мой отец. Браннгхвен сказала также, что ещё в раннем детстве ей было предсказано, что первый её ребёнок родится от чужеземца, а второй родится от сына того чужеземца. Если пророчество не обманывало, то вторым чужеземцем был я. Но об этом я узнал позже.

— Что ты хочешь от меня, римлянин? — повторила она свой вопрос, но теперь голос её не был наполнен прежней непримиримостью.

— Ты понравилась мне, — ответил я.

— И что?

Она будто ждала от меня решительных действий. Боги предначертывают нам наши пути, но мы не сразу распознаём их. Я стоял возле коня и не знал, как мне поступить. Я не желал расставаться с Браннгхвен и не желал устраивать кровавой стычки на улице, а стычки, судя по выражению окружавших меня бородатых людей, было не избежать, если бы я попытался пленить ту женщину.

Она сама решила всё, сказав:

— Я пойду с тобой, если ты того хочешь. Но я не твоя рабыня, помни об этом!

При этих словах толпа всколыхнулась, тишина разом сменилась общим гулом, и гул тот не был добрым. Но Браннгхвен что-то громко крикнула варварам, и они постепенно замолкли.

Я пошёл рядом с Браннгхвен. Мне хотелось чувствовать её тело возле моего, я не мог оставаться в седле.

К тому моменту когда мы пришли в мой дом, я уже знал в подробностях историю того, как ею — ещё почти совсем девочкой — овладел римлянин.

— Он жил в пещере вместе со мной под надзором Блэйддуна, — сказала она.

— Кто такой Блэйддун?

— Великий друид, который слышит то, что не слышит никто.

— Этот друид охранял тебя?

— Да, он также следил за тем, чтобы римлянин не сбежал. Пророчество гласило, что чужеземец, лишивший меня девственности, должен был жить возле меня до рождения моей дочери. Когда я родила дочь, Блэйддун убил римлянина копьём, затем отрубил ему голову.

Когда я услышал это, мне сделалось не по себе. Теций, я никогда не страшился смерти. На меня произвела впечатление не кровавая расправа с тем римлянином, но внезапно появившаяся уверенность, что речь шла о моём отце. Мне показалось, что я даже увидел ту сцену в деталях, различил черты Траяна, хотя я вовсе не помню, как выглядел мой отец, ведь я был младенцем, когда он покинул Рим.