Волкодав
Шрифт:
— Э-это уже моя вина. Я встретила Крыма на нашей с тобой границе, и мы решили с ним немного… Поговорить. Ну и мне удалось вынудить его отпустить тебя. Кстати! — Осторожно коснувшись обеими руками Ваниных плеч, Калуга вдруг начала довольно пристально его разглядывать. Вскоре на её губах снова появилась улыбка. — Как же ты возмужал! Какой стал большой и, знаешь, теперь ты не выглядишь таким доходягой!
— То есть раньше я им был? — Притворно обиделся Ваня. — А я думал, что ты меня любишь!
— Опять ты за своё! Привык в детстве, что я души в тебе не чаяла, аж до сих пор пользуешься!
— Борькой? — Ваня снова вспомнил тот красивый голос, что слышал недавно.
— А, точно, вы же друг друга, скорее всего, не знаете… Надо это исправить.
Она улыбнулась и громко позвала ещё одного своего гостя.
— Ваня, это Брянск, в миру — Борис. Брат твоего начальника, Курска, кстати. Он должен был помочь защитить меня от Крыма, но теперь это уже не нужно.
В дверном проёме уже стоял обладатель того прекрасного голоса.
— Борь, а это — Орёл. В миру Иван. Будь с ним поласковее и не гоняй так, как Курск.
— А откуда вы знаете о наших трени… — Ваня не успел договорить, как Калуга уже засмеялась.
— Мы просто знаем Курска.
Хоть они и говорили о Глебе, судьба которого всё ещё волновала Орла, сейчас же ему почему-то стало немного не до него. Да, Глеб, безусловно, был одним из самых дорогих олицетворений для Вани, но тот, кто стоял перед ним в этой небольшой комнатушке, казался ему улучшенной версией брата: то же телосложение, те же черты лица, схожий цвет волос… Вот только цвет глаз отличался кардинально, но улыбка, которой Борис затмевал всё вокруг и будто бы силой притягивал к себе, заставляла забыть об этом сразу и навсегда.
Следующие несколько часов все трое, будто возвращая Орла в реальность, разговаривали обо всём и ни о чём — как старые друзья, которые не виделись много лет, и во время обсуждения Ваня постоянно украдкой посматривал на нового знакомого.
Тогда же у него в голове и промелькнула та самая мысль, из-за которой ему сразу стало очень стыдно: «А что, если на одном только Курске свет клином не сошёлся?..»
Опомнившись, Орёл захотел выгнать её из головы. Возможно, поэтому он неосознанно потянулся к левой стороне тела — туда, где между рубахой и кафтаном у него всё ещё хранилась та самая самодельная карта, которую Глеб нарисовал для них обоих. Только теперь, после перенесённого сражения, она была местами изрезана и почти полностью залита кровью. Интересно, зачем Крым её ему всё-таки сохранил?..
— Кстати, Ваня, я думаю, что Крым Курска не тронул. — Заговорщически улыбаясь, сообщила, уже уходя, Калуга. И, отметив про себя слишком резко поднятый на неё удивлённый взгляд племянника, добавила: — Я предполагаю, что он его обошёл, иначе бы просто не смог так быстро оказаться так глубоко в стране. А на тебя время потратил потому, что захотел «познакомиться» лично и проверял на удачу, на месте ли
ты.— Откуда ты… — Не успел даже удивиться Орёл.
— Пока я перевязывала тебя, нашла кое-что интересное. А уж каракули Курска я везде узнаю, даже через твою кровь.
Улыбнувшись племяннику в последний раз, она, пожелав ему хорошо отдохнуть, вышла из комнаты. Брянск ушёл и того раньше, забрав свой по-особому мягкий и обволакивающий уют с собой.
А вскоре и сам Ваня снова закрыл глаза: слишком уж он устал в последнее время, и теперь ему было нужно лучшее лекарство, — по словам Калуги, конечно, — сон.
21 мая 1571 года, г. Чугуев.
— Итак, Лёш, — обратился Курск к Белгороду, когда они, наконец-то, остались наедине, — ты не хочешь мне ничего рассказать?..
Белгород хотел. Точнее, он понимал, что лучше сразу выложить все сведения о себе, чем и дальше продолжать вызывать подозрение, но… Что-то внутри Алексея болезненно ныло от мыслей обо всём, что произошло. Боль, которую он с таким трудом усмирял в себе, грозила снова поселиться внутри.
Он колебался. Белгород любил брата, бесконечно верил ему и, конечно, хотел помочь. Именно поэтому он и прибежал к ним сразу, как только узнал о грозящей опасности. Хотя то, что Курск и его своеобразный отряд находились вблизи, он знал с самого начала их прибытия в Чугуев.
— Белг, всё нормально, ты можешь довериться мне. — Курск улыбнулся. — Я пойму, я ведь твой старший брат.
— Это очень сложно, Глеб. — Сидевший рядом Алексей смотрел в стол и боролся с собой. — Но я попытаюсь.
Выдержав небольшую паузу, Лёша начал рассказ.
— Ты ведь помнишь, как меня отдали в рабство Глинску? — В его голосе уже чувствовалась грусть. — Я тогда был ещё довольно маленьким и ничего не понимал. Поэтому первое время на новом месте я часто плакал, да и вообще мне было очень одиноко. Я очень хотел увидеть ещё раз Борю, тебя и наших родителей…
Слушая брата, Курск поднялся со своего привычного места во главе стола и, пройдя к Белгороду, сел с ним рядом.
— А ещё я очень его боялся. Ну, ты сам, наверное, понимаешь: он же ордынец, был нашим врагом… И то, что он был гораздо старше меня, тоже отталкивало. Я думал, что я не смогу жить с ним, и что мы не найдём общий язык. — Белгород запнулся. — Но, со временем, я понял, что он не страшный.
Он остановился ещё раз, видимо, обдумывая, стоит ли говорить всё, как есть. В этот раз молчание длилось чуть дольше, но ведь и сам решаемый Белгородом вопрос был очень непростым…
— Более того, я его полюбил. — Всё же выдал он и, заметив, насколько ошарашен Курск таким заявлением, продолжил. — Насколько я знаю, он меня тоже. Он никогда не говорил мне это, но я всё чувствовал по его отношению ко мне.
Привстав со скамьи, Белгород налил себе воды из стоявшего на столе кувшина.
— Он многому меня научил. Например, драться. — Он медленно отпил несколько глотков. — А ещё он рассказал мне много интересного про свою прошлую жизнь и, особенно, про Крыма.
— И… — Наконец решился поддержать разговор севрюк. — Что же ты узнал?..