Волков. Гимназия №6

Восьмиклассников мы буквально снесли. Двоих я свалил сам, а остальных затоптали однокашники. Налетели толпой и колошматили так, что клочья летели. Били крепко, так, чтобы поднялись нескоро — оставлять врага за спиной я не собирался.

— Давай! — заорал я, впечатывая носок ботинка в чьи-то ребра. — Открывай!!!

Фурсов прыгнул вперед, едва успев увернуться от распахнувшейся двери. Восьмиклассники с руганью ломились наружу, но больше мешали друг другу — так, что застряли в узком проходе. Я заехал одному в скулу, отпихнул второго, а третьего выдернул на себя и встретил коленом под ребра. И чуть не поплатился за самоуверенность — здоровяк не только выдержал мой удар, но еще и повис на шее, грозясь утянуть вниз, на пол.

Выручил Петропавловский: он закончил дела в коридоре и первым бросился на помощь. Завопил, как бешеный, и с разбегу влетел в дверной проем обеими ногами вперед. Кто-то жалобно крякнул, хватка на моих плечах ослабла — и вся куча-мала с грохотом повалилась в темное нутро гимнастического зала. Я кое-как удержался на ногах, переступил через извивающиеся на полу тела — и с кулаками встретил остатки Кудеяровского воинства.

Восьмиклассники тут же окружили меня — зато места вокруг оказалось достаточно и для маневра, и для полноценных рукопашных выкрутасов. Налитое под завязку мощью Таланта и веселой злобой молодое тело работало, как отлаженный и смазанный механизм, доставая откуда-то из глубин памяти мышц движения, которые в другое время я едва ли смог бы вспомнить. Пригибалось, сжимаясь в пружину — и тут же выстреливало ударом, способным переломить надвое дубовую доску… или чьи-нибудь ребра. Вертелось волчком, раскидывая со все стороны пинки и зуботычины.

А когда я изящно подхватил с пола забытую кем-то швабру, дело пошло еще веселее. Мокрая тряпка задорно щелкнула по чьей-то сердито перекошенной щекастой морде, и деревяшка не выдержала: с хрустом переломилась, оставив в моих руках кусок около метра длиной. Легкий и хваткий — самую настоящую дубинка, которой я тут же прошелся по беззащитным мягким местам наседавших со всех сторон врагов.

Беднягам оставалось только с воплем валиться на пол, зажимая отбитые конечности. Но и мои силы понемногу уходили — все-таки сражаться в одиночку с целой толпой оказалось не так уж просто. Кто-то повис на плечах сзади, а руку с обломком швабры обхватили крепкие пальцы. Третий восьмиклассник бросился прямо в ноги, и я едва не свалился…

И вдруг все закончилось: подоспела помощь. Наши разобрались со свалкой у двери и теперь беспощадно гнали Кудеяровскую шушеру вглубь зала. Жирную точку в побоище поставил Фурсов — подскочил ко мне и смачным пинком отправил какого-то толстяка на пол.

И все, наконец, стихло — никто больше не ругался, не гремел ботинками и не хрипел, получив удар под дых. Только негромко постанывали побитые восьмиклассники, на всякий случай расползаясь от меня подальше.

— Мой генерал! — Петропавловский выскочил неведомо откуда и встал со мной рядом. — Мы победили! Силы врага повержены!

Вид у него при этом был совершенно дурной. Изрядно помятый: китель лишился половины пуговиц и свисал краем ворота чуть ли не до пупа, а почти оторванный левый рукав болтался на трех нитках. К утренним ранам добавились ссадины на щеке и здоровенный синяк: левый глаз заплыл так, что превратился в узенькую щелочку… Зато в правом ярким пламенем сияла радость победы, от которой в полумраке зала как будто становилось чуточку светлее.

— Господа хулиганы и шутники! — рявкнул я. — Довожу до вашего сведения, что с сегодняшнего дня мы все дружно начинаем вести себя прилично. К любому товарищу, на котором надета форма нашей славной гимназии, обращаемся уважительно — вне зависимости от класса, возраста и происхождения. Искореняем в себе порочные привычки и последствия дурного воспитания… А те, кто не понимает хорошего отношения, — Я легонько стукнул себя обломком швабры по ноге, — будут иметь дело со мной лично, судари. Есть вопросы?

Ответом мне было тишина. Не то, чтобы гробовая — но вполне торжественная. Можно сказать, триумфальная. Восьмиклассники с кряхтением поднимались на ноги и ковыляли к скамейкам у стены. Кто-то уже успел убраться за дверь или спрятаться в раздевалке, зато остальные слушали меня буквально с раскрытыми ртами.

Похоже, воспитательная работа удалась.

— Вопросов нет. Замечательно, судари, просто замечательно. Приятно видеть столь понятливую публику. В таком случае, все свободны. — Я неторопливо вышел в самую середину зала. — А господина Кудеярова я попрошу остаться. К нему у меня разговор особый.

С самого начала победной речи я пытался отыскать глазами своего недруга — и не находил. Кудеяров не укрывался за спинами товарищей, не прятался в подсобке и не сбежал — уж его бы наши точно не выпустили. И все же главаря поверженной шайки нигде не было.

— Иди-ка сюда, — негромко позвал Петропавловский, когда восьмиклассники осторожно потянулись к выходу из зала.

Раздевалка опустела. Кто бы тут ни отсиживался — он уже ушел. То ли через дверь, то ли еще как-то — не оставив и следа…

Впрочем, нет — кое-какой след все-таки остался: крохотный клочок синей ткани, повисший на гвозде на подоконнике. Тот, кто вылезал здесь наружу, сумел каким-то чудом прикрыть за собой створки — и все же зацепился. Выбрался на улицу, а оттуда… Оттуда, похоже, сиганул прямо вниз — идти по карнизу было попросту некуда.

Кудеяров предпочел рискнуть и прыгнул со второго этажа, лишь бы не попасть мне в руки. Не знаю, чего ему это стоило, но даже хромая на обе ноги он, похоже, все-таки успел убраться куда подальше — пока мы лупцевали его банду.

— Удрал, зараза такая, — вздохнул я. — Ну, ничего. Никуда он от нас не денется.

Глава 21

Васильевский встретил меня привычной вечерней тишиной. В густеющем полумраке один за одним зажигались фонари, спешили по своим делам прохожие на тротуаре, катились автомобили и запряженные лошадьми повозки. Неторопливо постукивали колеса по рельсам под полом вагона, и под их монотонную песню часть пассажиров даже начала клевать носом.

Но не я. Обострившееся за последние сутки чутье проснулось минут десять назад — и с тех пор тревога только нарастала. Будто что-то острое и холодное кольнуло в желудок, как только трамвай спустился с моста на Восьмую линию. Погода, как и последние дни, радовала теплом ранней весны, но вместо туч над домами повисло кое-что посерьезнее. Невидимое обычному человеческому глазу, но такое же тяжелое, серое и плотное. Уже готовое обрушиться на остров грозой.

— Ты смотри-ка… — пробормотал кто-то с передней части вагона. — Чего там такое творится?

— Никак, георгиевцы. Неужто опять какая-то дрянь вылезла?.. Тьфу!

Усатый господин на скамье по соседству прижался щекой к стеклу так, что чуть не уронил шляпу. Видимо, очень хотел рассмотреть что-то впереди, по курсу трамвая. За его изрядной фигурой я не видел ровным счетом ничего — так что просто поднялся и зашагал к выходу. Все равно моя остановка уже приближалась.

И, похоже, сегодня оказалась для трамвая последней. В полусотне метров впереди прямо поперек путей стоял здоровенный армейский грузовик, вокруг которого сновали силуэты в фуражках — и почти все вооруженные винтовками со штыками. Знаков отличия я разглядеть не мог, но усатый дядька наверняка не ошибся: для городовых развернувшаяся на Малом проспекте суета выглядела чересчур уж масштабной — а гвардейским полкам или жандармерии тут делать нечего…

Наверное.

Солдаты перекрывали дорогу. Или вовсе оцепляли весь квартал — на уходившей в сторону Смоленки Княгининской улице уже выстроился кордон: часовые, собаки и ограждения. Чуть подальше я разглядел еще одну машину, из которой вытаскивали что-то грозное и увесистое… изрядно напоминающее пулемет Максима.

Серьезная техника. Такую не станут таскать почем зря.

Я задумался — но лишь на мгновение. Здравый смысл подсказывал, что вояки и грозные георгиевские капелланы разберутся и без меня. Что на этот раз благородную и опасную работу — если придется, конечно же — сделают профессионалы, и бестолковому гимназисту не придется бросаться с сабелькой на зубастое чудище. Или ползать по сырым и темным подвалом в поисках людоедов из Прорыва. В конце концов, приключений на сегодня хватило и так. Эпическое сражение прошло успешно, и я заслужил отдых. Да и ссадины с синяками от кулаков восьмиклассников изрядно побаливали, намекая, что лучше бы вернуться к себе в мансарду под крышей, повозиться с примусом, перекусить — и ложиться спать. Что завтра меня ждет очередной день в гимназии, классы, перемены, драки…