Вольные хлеба
Шрифт:
5. Два одиночества
Как-то вечером пришёл Виктор, в длинной серой шинели с полковничьими погонами, подтянутый по-военному, высокая серая папаха в руках.
Я так обрадовалась ему – он был наш, ростовчанин, поэт одного со мной поколения! Правда, в Ростове мы были едва знакомы, два-три совместных выступления.
Наверно, ему было очень одиноко в холодной осенней Москве, если он разыскал меня. Почему-то меня, а не Толю, с которым можно было и выпить, и пообщаться, и поговорить по-мужски.
Наверно, мне тоже было одиноко в холодной осенней Москве, если мы просидели весь вечер. Говорил он, я слушала, как у него всё рухнуло на отличной престижной службе, и семья рухнула
– Прихожу на службу, сажусь за пустой стол, и ни одного звонка.
– Ты приходи, приходи, у меня тоже ни одного звонка. А уж чаем – я тебя всегда напою. Ты давно не был в Ростове?
– Давно, больше года. У тебя более свежие впечатления.
– Да не меняется там ничего! Я им привезла стихи прекрасной поэтессы, нашей, здесь учится. И смотреть не стали, ни в журнале, ни в издательстве. Даня говорит – хватит открывать новые таланты, тут со старыми не знаешь, что делать. А в издательстве вообще разговаривать не стали.
– Болото.
– Болото! Ты приходи, Витя!
– Я тебе ещё надоем!
Шота спросил на переменке:
– Что за полковники к тебе ходят?
– Наш ростовский поэт.
– Он что, до двенадцати ночи тебе стихи читал?
– Знаешь, стихов мы друг другу не читали, просто поговорили «за жизнь», как говорят в Одессе и Ростове.
– Конечно, с полковником и за жизнь можно поговорить.
– Ну, какая разница, полковник, не полковник. Ты же сам говорил, поэты – высшее сословие.
– Но когда поэт ещё и полковник…
Виктор не пришёл больше никогда. На каникулах я узнала, что он выбросился из окна. Я в это до сих пор не верю. Или помогли, или…
Шли глухие разговоры про так называемое кодирование, когда человек по контрольному слову кончает с собой.
6. Лиляна
Однажды вечером в мою дверь постучали, и вошла незнакомая девушка. Она была полненькая, симпатичная, с обаятельной улыбкой— из тех редких, что освещают лицо как будто изнутри.
– Вы Светлана? Наконец, я вас нашла. И как хорошо, что застала дома! Я Лиляна, знакомая Златы. Вы помните Злату из Болгарии?
– Помню, конечно. Мы не один год переписываемся.
– Она мне показывала ваши стихи. И всё просила найти вас в Литературном институте. Вот, она просила вам передать, это болгарские сладости, я ездила домой на несколько дней.
У меня это бывает – события не выстраиваются по прямой, не уходят в никуда, а возвращаются как бы по спирали.
Много лет назад в ответ на какую-то журнальную публикацию я получила письмо из Болгарии.
И попросила разрешения в нашем Первом отделе ответить и послать стихи. Мне разрешили!
И теперь, как ответ на очередное письмо – Лиляна. Сияет всеми своими ямочками!
– Как жалко, что мы так поздно познакомились. Я кончаю аспирантуру в МГУ, весной защита, и прощай, Москва!
– Почему же – прощай. Я тоже весной кончаю курсы. Но Москва открытый город, всегда можно приехать.
– Вы правы, у нас конференции бывают. Но это уже другое дело. Как у вас уютно! Комната просторная, а мы вдвоём с соседкой, и всё маленькое – комната, кухня. Общежитие есть общежитие. А вы всё устроили, прямо как дома.
– Так это же и есть дом, на целых два года. Я, когда приехала, и в гостиничном номере наводила уют, и на съёмной квартире. А уж здесь – сам Бог велел. Я так благодарна Судьбе и за этот мой дом, и за курсы, и вообще за Москву. Столько нового…
Мы встречались ещё несколько раз – то театр или концерт, то интересная лекция в МГУ. Я была у неё в гостях.
Меня восхищала её собранность, целеустремлённость. Такая молодая – и уже почти готова диссертация, и никаких зигзагов в жизни, всегда знала, чего хочет и добивается же!
7. Зима
Как только у нас совпадает пара свободных часов, я у Саши, вернее, у Темы Исааковны. Мы работаем у инструмента. По правде говоря, так и надо
работать, чтобы стихи и музыка подстраивались друг к другу, подлаживались, и начинали жить и дышать в унисон.Так из короткого стихотворения получилась песня «Зима». Саша был очень доволен. Показал её на телевиденье, и её приняли!
Зима
– Знаешь, – сказала я ему, – я больше за тебя рада, мне для работы не нужен допинг успеха!
Он доволен по макушку, счастлив и горд, и Тема Исааковна зовёт меня к своему щедрому столу:
– Садитесь, садитесь же, знаю я, как питаются студенты!
– У меня в общежитии холодильник, полный еды! И борщ фирменный!
– Не верю я в хозяйственных поэтесс.
И вдруг, когда Саши нет в комнате, говорит мне доверительно:
– Он дотянул песню своей музыкой, в песне главное – музыка!
И я понимаю, как ей самой важен этот успех, ещё важней, чем ему, и не спорю.
– Саша, кто будет её петь? Хорошо бы Пугачёва.
– Я не могу ей звонить, я её боюсь.
– Давай, позвоню я. Чего бояться-то!
Мне отвечали:
– Она занята, или – она нездорова, или – она уехала.
Саша спросил через несколько дней:
– Ну что Пугачёва?
– Не хочет разговаривать со мной.
– А что я тебе говорил? Не хочет, и не надо. Ротару послушала песню, и сказала, что хочет её петь на Новогоднем огоньке!
– Правда?! Здорово! Мы с тобой молодцы. То ли ещё будет!
8. Благодарю прошедший год
Ко мне приехали Люся с Элей, мои школьные подруги. У них обоих семьи, налаженный быт, мужья, дети. Обе кандидаты, как полагается в нашем возрасте. Это только я опять начинаю жизнь сначала, с чистого листа.
Но как здорово вдруг оказаться втроём в комнате студенческого общежития! Сколько смеха, сколько воспоминаний! Они остаются у меня ночевать. В моей комнате одна узенькая кровать, мы долго спорим, кто будет спать на ней, а кто – на полу. В конце концов, укладываемся на полу втроём.