Вольные Мальцы

Думаю, я должна сию минуту положить этому конец. А с другой стороны, вреда не будет, если сперва во все бадьи наберется вода.

— И дров принести надо, чтобы ящик был полон, — сказала она вслух. Попробовать стоит, разве нет?

Она снова начала сбивать масло и не оглянулась, когда позади еще четыре раза послышалось хлюпанье воды. И когда раздалось шур-шур-шур, а потом стук падающих в ящик дров. Она повернулась только после того, как все стихло.

Дрова в ящике высились до потолка, все бадьи были полны, мука на полу сплошь испещрена маленькими следами.

Тиффани перестала работать. Она чувствовала, что за ней следят глаза — множество глаз.

— Э… благодарю, — сказала она.

Нет, не то. Это вышло как-то неуверенно. Тиффани отложила сбивалку, выпрямилась и сделала очень свирепый вид.

— Так что насчет барана? — сказал она. — Я не поверю, что вы хотите извиниться, пока не увижу, что баран вернулся!

С выгона долетело блеяние. Тиффнаи пробежала по саду и выглянула через изгородь. Баран как раз возвращался, задом наперед и с большой скоростью. Он рывком затормозил рядышком с изгородью и свалился в траву, когда человечки отпустили его ноги. Один человечек вдруг оказался у него на голове. Подышал на рог и потер его своим кильтом, а потом исчез во мгновение ока.

Тиффани медленно и задумчиво пошла обратно в маслодельню.

О, и обнаружила там, что масло уже сбито. Даже не просто сбито, а сформовано в дюжину толстых золотистых брусков на специальной мраморной доске, где Тиффани всегда это делала. И каждый брусок украшен веточкой петрушки.

Может, они — брауни? — подумала Тиффани. В «Сказках» говорилось, что брауни — это домовые, которые делают всякую работу по хозяйству, и в благодарность им нужно угощение, блюдечко молока. Но на картинке брауни были веселыми маленькими существами в длинных колпачках. А если эти рыжие хоть разок в жизни пили молоко, то по ним что-то не похоже. Но проверить стоит, разве нет?

— Ну, — сказала она, по-прежнему чувствуя, что на нее внимательно смотрят, — это пойдет. Благодарю. Я рада, что вы извинились.

Она взяла кошачье блюдце из пирамиды под мойкой, тщательно вымыла, налила свежего сегодняшнего молока, опустила блюдце на пол, отступила на шаг и спросила:

— Вы брауни?

В воздухе мелькнуло что-то размытое, блюдце закрутилось на месте, молоко брызгами разлетелось по полу.

— Стало быть, нет, — проговорила Тиффани. — Тогда что вы такое?

На этот вопрос было великое множество неизвестных ответов, какой хочешь — выбирай.

Она легла на пол и заглянула под мойку, потом в щель между стеной и полками для сыров. Оглядела все темные, паутинные уголки. Пусто.

И она подумала: мне надо купить образования на яйцо, быстро.

Тиффани ходила по крутому спуску из Фермы в деревню сотни раз. Это было меньше полумили. За века повозки превратили дорогу в одну сплошную глубокую рытвину, и в дожди тут бежал молочно-белый меловой поток.

Тиффани была на полпути вниз по дороге, когда начался сусуррус. Придорожные кусты зашелестели без ветра, жаворонки в небе перестали петь. Она не замечала их голосов, но когда они вдруг смолкли — это было как удар. Молчание громче грома, если обрывается песня, что всегда была здесь.

А когда она поглядела вверх, в небо, это было как смотреть сквозь бриллиант. Оно слепяще искрилось, а воздух так быстро становился холодным, словно ты опускаешься в ледяную ванну.

И тогда снег показался у нее под ногами, снег покрыл придорожные кусты. И послышался топот копыт.

В поле, сбоку от дороги. Лошадь скакала галопом по снегу — там, за кустами, которые теперь были как один высокий длинный сугроб.

Топот прекратился, миг тишины — и лошадь прыгнула на дорогу, оскальзываясь в снегу. А потом выровнялась, и всадник повернул ее, и теперь он был к Тиффани лицом.

Но он не мог быть к Тиффани лицом. У него не было лица. Негде быть лицу, когда нет головы.

Тиффани бросилась бежать. Ботинки скользили, ноги разъезжались, но ум вдруг наполнился ледяной ясностью.

У меня разъезжаются две ноги, а у коня — четыре. Я видела на этой дороге лошадей в снег и гололед. У меня есть шанс.

Она услыхала за спиной шумное свистящее дыхание и тонкое ржание. Рискнула оглянуться. Лошадь нагоняла, но медленно — то идя, то скользя. От нее валил пар.

Примерно на середине спуска деревья смыкались ветвями над дорогой, словно арка. Теперь, вся в снегу, арка выглядела как проломленное облако. Тиффани знала — дальше спуск уже не крутой. Безглавый всадник догонит ее. Неизвестно, что случится тогда, она лишь была уверена: это будет очень быстро и очень плохо.

Снежные хлопья посыпались на нее с деревьев, и она решила: бежать. Может, успею домчаться до деревни. Я хорошо бегаю.

Но если смогу — тогда что? Разве я успею добраться до двери? А люди будут кричать и метаться кругом. Разве этого всадника такое остановит? Нет, мне придется решать проблему.

Ох, если бы у меня была сковородка.

— Мальца карга! На месте стань!

Она вскинула глаза.

Из белой снежной шапки на кусте торчала голова синекожего человечка.

— За мной безголовый на коне! — крикнула Тиффани.

— На месте стань, осла-баранка! Зри ему в очи!

— У него нету оч!

— Кривенс! Карга ты есть али что! Зри ему в очи, коих нету!

Человечек исчез в снегу.

Тиффани повернулась. Всадник был под деревьями, лошадь уже шла трусцой. У него в руке был меч. И всадник смотрел на нее. Очами, которых нет. И звук сопящего, свистящего дыхания.

Эти человечки сейчас глядят на меня, подумала Тиффани. Бежать нельзя. Бабушка никогда бы не кинулась бежать от чего-то безголового.

Тиффани сплела руки под грудью и яростно воззрилась.

Всадник замер, словно в легком замешательстве, а потом снова направил коня вперед.

Нечто сине-рыжее спикировало из древесных ветвей. Оно было крупнее других человечков, которых Тиффани успела повстречать. Этот приземлился лошади на голову, как раз между глаз, и обеими руками ухватил ее за уши.

— Помни чудное мгновенье, кикимора! — услыхала Тиффани его крик. — Здоров Ян те челом бьет! — И человечек треснул коня в лоб собственным лбом.

К изумлению Тиффани, конь пошатнулся.

— Скусно? — заорал боец-малец. — Крутой ты? А еще раза, с чувством!

От второго удара лошадь неловко затанцевала, пятясь, тут ее задние ноги оскользнулись, и она рухнула наземь.

Снег на кустах так и взорвался: оттуда хлынули синие человечки. Всадник пытался подняться, но его тут же стало не видать под сине-рыжим орущим вихрем…

И всадник вдруг пропал, словно не бывало. И конь его. И снег вокруг.

Посреди жаркой, пыльной дороги на миг оказалась куча-мала человечков, кто-то из них сказал: «Авв, кривенс, я сам се пнул по главе!» — и они тоже исчезли. Но Тиффани успела заметить размытые сине-рыжие полосы в воздухе, которые пропали среди кустов.