Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими

P.S. На этот раз я пришёл к профессору со своей женой. При молодой девушке профессор раздухарился. Всё время шутил, заливисто хохотал. Я спросил его, почему всё-таки приёмный отец забрал его к себе. Чем он ему так понравился? Почему приёмный отец назвал умненьким двухлетнего малыша, который даже не умел говорить? Профессор окончательно развеселился.

– Вы, – кричал он мне, грозя пальцем, – разгадали мой секрет! Только никому не рассказывайте!

И он заново поведал историю своего рождения и усыновления. Только теперь она приняла совсем другой оборот. Я не знаю, какой из вариантов правдивей. Но знает ли это сам профессор? Или его буйная фантазия так преображает реальность, что он сам не отличает правду от вымысла? На это я никогда не узнаю ответа.

Профессор Володя в наше время

Когда моя мама была молодая, она была студенткой. Вместе с другими соучениками она бросила университет и пошла в армию Гоминьдана в начале антияпонской войны. Тогда приёмный отец был их руководителем. И он заметил маму – такая стройная, красивая, воспитанная. И отец пригласил её к себе домой работать. Она работала начальницей всех служанок. А через некоторое время оказалась в положении. Первая, вторая и третья жены сердились. И отослал её далеко, чтобы она вышла замуж. А через два года он специально поехал к нам, посмотрел на меня и привёз к себе домой: «Это мой приёмный сын». Так я стал приёмным сыном генерала Лю Шана, правой руки Чан Кайши.

Вкус друга

Выше я писал про собак. Поедать их – в Китае дело, в общем-то, обычное и привычное. Тот же радетель образования Мэн-цзы ещё две с половиной тысячи лет назад говорил: «Пусть усадьба в 5 му будет обсажена тутовыми деревьями, тогда пятидесятилетние смогут одеваться в шелка! Пусть при разведении кур, поросят, собак и свиней кормят их в надлежащее время, тогда семидесятилетние смогут питаться мясом!». В одном из русских переводов, Л. И. Думана, «собаки», кстати, этично опущены.

Но вообще китайцы едят всё, что движется.

Туша собаки в ресторане. Дунгуань

Гуляю я как-то по парку. Рядом со мной приземляется горлица. Складывает крылья. Не успевает она пройти и пару шажков, как тут же рядом притормаживает мотоциклист, моментально откручивает птице голову, приторачивает её к поясу и уезжает. А наблюдающий эту картину охранник парка ему ещё так приветливо машет.

Или вот, в Москве мне как-то звонит знакомый китаец. Говорит:

– Я голубя поймал. Как вы их готовите?

Я ему:

– Что ты, что ты! Не вздумай есть наших русских голубей! Во-первых, многие у нас и так недолюбливают китайцев, что будет, если вы ещё всех голубей переловите? А во-вторых, у нас экология так себе, голуби отравлены вредными химикатами.

А он мне:

– Да нет, у вас экология куда лучше, чем у нас в Китае!

Так и не знаю, прислушался он к моему совету или нет.

Или вот, подарили мы племяннику моей жены котёнка. Передали через его родителей. Приходим к ним в гости на следующий день – никакого котёнка и в помине нет. Я спрашиваю малыша:

– Где котёнок?

А он:

– Какой ещё котёнок? Не видел никакого котёнка!

А родители отворачиваются в сторону и так воровато облизываются. Племянник продолжает:

– Котёнка не видел, зато суп вчера был вкусный!

Или: позвонил как-то нам дядя жены. Говорит, ехал по дороге, сбил случайно двух собак. Ну не пропадать же добру – подобрал их и зажарил.

Но всё-таки китайская психология остаётся для меня загадкой. Едят они собак – бог с ним. Но как может один и тот же человек есть собак и в то же время по-дружески играть с ними, гулять и возиться? Это всё равно что если бы я, скажем, дружил с неким Петей, гулял и играл, а потом взял бы и сожрал. В голове ведь не укладывается, правда?

Раньше я думал, что есть некое разделение. Одни китайцы поедают собак. Это их давняя традиция. Они даже не подозревают, что собака может быть другом человека.

Но есть другие китайцы, новомодные. Они чинно прогуливаются по паркам с собаками на поводках. И презирают тех, первых, китайцев. Пару лет назад у нас в Южном Китае стало популярным заводить северных собак – аляскинских маламутов, хаски и прочих. Произошло это после того, как китайцы насмотрелись американских сериалов типа «Игры престола», где подобные собаки играли роль сказочных волков. То, что климат для них, мягко говоря, не вполне подходящий, да и характер у этих собак трудный, местные жители как-то не учли. Те из них, кто побогаче и владеет частными домами, посадили собак во дворах на цепи и в клетки. А то, что маламуты и хаски непригодны к сторожевой службе, не умеют пугать прохожих, лаять и кусаться, им тоже невдомёк. В дом собаку пускать не хотят. Ведь она пахнет собачатиной, писает и какает повсюду. О том, что можно научить её справлять свои дела во время прогулки, эти люди тоже не догадываются. Иногда выводят собаку погулять, но не с воспитательной целью, а так, чтобы покрасоваться перед соседями: глядите, какой у меня пёс! За две тысячи американских долларов взял. Погуляют чуть-чуть – и тут же обратно в клетку заталкивают. Говорят, собака и сама гулять не хочет. Ведь на улице жарко. По двору бегать тоже не дают. Ведь северные собаки любят рыть землю. Не дай бог, ещё повредит какое-нибудь ценное растение. Оно тоже не просто так растёт, а чтоб соседи увидели. Не какое-то там обычное растение, а дорогое, за тысячу долларов! Растений этих немного, и высажены они, как правило, вдоль ограды. А сам участок устлан дорогой гранитной плиткой. Так что сидит бедная собака в клетке, гадит под себя и плачет с тоски. Дует ветер, шелестят листья кокосовых пальм. «У-у-у!..», – по ночам несётся со всех сторон по переулкам коттеджных поселков. Китайцы – люди суеверные. Волнуются: собака воет. Это к чему? К чему непонятно, но точно не к добру. Значит, нужно по-быстрому избавиться от такого питомца. Отдать его, скажем, в приют. Так что популярность северных собак пошла на убыль. Теперь их стало намного меньше. Можно спать спокойно. За воротами частных домов сидят тихие пудели и болонки.

Так вот, я полагал, что пожиратели собак и их содержатели – две разные субкультуры. Они абсолютно не пересекаются. А двоюродный брат моей жены содержит ресторанчик, где готовят пищу из собак и кошек. И в то же время ухаживает в своем доме за собакой, да ещё незрячей. Кормит её, поит, играет и возится. Всё как полагается.

Не пойму я этого, честное слово.

Ректор Вася [2]

С ректором было сложно поговорить.

2

Профессор Хоу Дэфу.

Он постоянно отказывался: – Не надо про меня писать.

Я не знаю, почему.

Может быть, он боялся. Считал, что разговор коснётся политики. Годы тюрьмы и ссылки не прошли даром. Намертво впечатались в подкорку сознания.

Моя жена понимала его.

– Конечно, он боится, – говорила она. – Он же известный.

Вот и профессор Володя, рассказав историю своей жизни, испугался.

– Не надо ничего публиковать, – говорил он. – Кругом шпионы. Они всё узнают, и вас вышлют из страны.

– Что узнают? – удивлялся я. – Вы же ничего страшного не рассказали. А «культурную революцию» давно уже осудили.

Но он всё равно боялся.

А может быть, ректор просто скромничал. Считал, что не заслуживает, чтобы про него писали.

Но сегодня он пригласил меня поехать вместе на встречу в какую-то очередную Ассоциацию русско-китайской дружбы. Бог знает, чем занимаются эти ассоциации. Целый этаж одинаковых кабинетов в офисном здании. Хозяин, лаобань, с прической бобриком и короткой массивной шеей. Низко кланяющиеся услужливые сотрудницы с пришитыми на лица улыбками. Таких ассоциаций в городе пруд пруди.

Медленным крабиком наша машина ползёт в пробках.

Ректор перестаёт говорить по телефону.

Замолкает.

Смотрит в окно.

За окном унылые блёклые коробки покрытых туалетной плиткой домов.

Я пользуюсь моментом.

И достаю диктофон.

Ректор вдруг забывает о прошлых отказах.

И начинает рассказ.

Моё русское имя Вася. Меня так назвали советские преподаватели. Каждому студенту обязательно давали русское имя. Я учился русскому языку в Харбинском институте иностранных языков. Я поступил в 1950 году, а окончил институт в 1953 году. После этого меня отправили сюда в Гуанчжоу, и я стал преподавателем русского языка в Педагогическом институте. (Сейчас – Южно-Китайский педагогический университет, по-китайски Хуанань шифань дасюе, поэтому китайцы сокращенно зовут его Хуаши. Один из наиболее известных в мире китайских вузов, отобран в специальную программу государственного финансирования «Проект 211». – И.Ф.) Работал три года. В 1956 году опять вернулся в Харбин и стал аспирантом у советских специалистов.