Волшебная нить

В городе стояла жара, и непривычная к столичной жизни Катя томилась по дому и лесу, по любимым озерам. Но более всего ее удручала картина страданий любимого юноши, которая рисовалась ей так ясно, словно она была там, в узилище. Верно, та нить, что их связала, имела свойство передавать и чувства и видения. И сны беспокоили бедняжку, не давали забыться в соблазнах и приманках столичной жизни.

Однако она с волнением ожидала своего первого появления в большом свете. Марья Власьевна явилась накануне, велела примерить все как есть и осталась довольна.

– Вот и ладно!
– хлопнула она ладонью по столу.

– Можно бы лучше, да нельзя. Утрем нос столичным гуриям! Наташенька, супруг-то твой вернулся? С кем едете в Павловск?

– С вами, Марья Власьевна. Пашков еще неделю будет в отъезде.

Наташа любовалась подругой и поправляла на ней жемчужные украшения, которые достала из своей шкатулки.

– Катя, ты подлинная греческая богиня!
– воскликнула она.
– Понимаю твоего Роб Роя!

– Наташа, опомнись, - осердилась девица.
– Что ты говоришь?

– Молчу, молчу!
– Наташа шутливо приложила палец к губам.

И вот настал день, от которого многое зависело в судьбе Кати и Левушки Бронского. С утра она была как в лихорадке. Марья Власьевна, приехав за ними, тотчас заметила:

– Трясешься, егоза? Ничего! Первую песенку зардевшись спеть. Привыкнешь...

Оглядев Наташу, наряженную в тяжелое шелковое платье, почтенная дама сурово покачала головой.

– Ты, мать, на купчих, верно, насмотрелась? Ко двору, почитай, едешь, а там принят самый что ни есть аристократический тон. Смекай!

Наташа до слез покраснела:

– Это парижское, по последней моде, - пролепетала она.

– Стало быть, у нас своя мода!
– Марья Власьевна была непреклонна.
– Тебя надули магазинщики, с них станется. Меня слушай! Я, хоть и стара, а в этих делах разумею. Показывай, что у тебя еще есть!

Переворошив весь гардероб молодой хозяйки, Аргамакова остановилась на чудесном платьице из светлого ситца с искусственной веткой репейника у лифа. Она велела Наташе примерить, и, когда та облачилась, всплеснула руками:

– Что я говорила? Глядите!

Наташа подошла к зеркалу и придирчиво осмотрела себя. Однако тотчас рассмеялась довольная:

– А я-то полагала его простоватым, деревенским!

– Аристократический тон, матушка, и есть строгая простота да изысканная скромность!
– назидательно подняла палец Марья Власьевна, но тотчас улыбнулась: - Ты и помолодела-то, душа моя.

– Верно, - кивнула Катя, любуясь подругой.
– Вовсе девочка.

– И бриллиантов навесила лишку, - добавила критически неуемная Марья Власьевна, и Наташа еще раз с сомнением осмотрела себя в зеркале. Нехотя сняла подвески, оставив серьги и фермуар.

Теперь все были довольны. Аргамакова спохватилась:

– Поторопитесь, поторопитесь-ка, сударыни! Кабы не опоздать на шестичасовой поезд.

– Мы едем железной дорогой?
– удивилась Наташа.
– Для чего?

Марья Власьевна вдруг смутилась, и лицо ее обрело детское выражение:

– А хочется проехаться: ни разу чуда этого не видела... Да и быстрее будет!

Подруги переглянулись, улыбаясь, и не стали возражать.

21.

Катя тоже не видела этого чуда и с любопытством озиралась кругом.

– Мы не испачкаемся?
– с сомнением покосилась она на паровоз, за которым змеилась цепь из двенадцати вагончиков.

Устроились в закрытом вагоне, чтобы прятаться от сажи и пыли, однако окна оставались открытыми. Поезд пестрел нарядными платьями дам, их кружевными зонтиками, косынками, яркими галстуками щеголеватых молодых людей. Среди путешествующих было много отцов семейств с женами и детьми, знатных семейств. Все ехали, верно, в Павловск на благотворительную лотерею.

Марья Власьевна устроилась возле окна и с восторгом следила за убегающими пейзажами, словно ничего подобного в жизни не видела. Наташа поглядывала на обеих спутниц с мягкой улыбкой.

Катя страшилась предстоящего, боялась все испортить и не достичь цели. Даже экзотическое путешествие не занимало ее. В другое время она бы насладилась им вполне, да кабы еще Левушка был рядом. Она представила его сидящим напротив, на мягкой скамье, с восторгом озирающим нарядную Катю. О, как нужен был ей теперь ласковый, заботливый взгляд любимого друга! "Только бы спасти его, только бы спасти, - твердила она про себя, как молитву, - иначе ..."

Катя силилась не думать о неудаче и отгоняла от себя страшные видения: Сибирь, рудники, больной, изнеможенный, рано постаревший Бронский. Если еще выживет... Разлука надолго, а то и навсегда!

– Что ты, Катя?
– с тревогой окликнула ее подруга.

– Ах, нет, - силясь справиться со слезами, качнула головой Катя.
– Подумалось мне...

– Ты поможешь ему, Марья Власьевна поможет, - шепнула Наташа ей на ухо.
– Вообрази, ее знает сам государь и с почтением к ней относится! Она непременно поможет!

Миновали Царское Село, оставив часть публики на платформе, а вскоре прибыли в Павловск. Марья Власьевна повела спутниц в вокзал, где все было устроено для благотворительного вечера.

Там их встретил распорядитель, который сообщил Аргамаковой:

– Государь не приедет, но прислал купить билетов на четыреста рублей, и государыня на триста.

Марью Власьевну тотчас вовлекли, закрутили, умчали, и подруги остались одни. Впрочем, Наташа не потерялась. Она отыскала светских знакомых, представила им Катю. Бедняжке казалось, что все глаза устремлены на нее. Оно и верно: появление нового лица произвело некоторое волнение в нарядной толпе. Лорнеты молодых щеголей нацелились в ее сторону. Дамы придирчиво оглядывали Катин наряд, однако ни слова не было сказано вслух.

В зале, куда ввела их Марья Власьевна, были устроены увитые плющом и лентами киоски, в которых кипела торговля. Светская знать за баснословные деньги покупала у хорошеньких девиц всякие милые безделушки.

– Матушка, случай!
– откуда ни возьмись вынырнула Марья Власьевна.
– Вон в том киоске не хватает барышни, ступай поскорее туда!

– Да как же, я не умею...
– пролепетала было Катя, но почтенная дама пихнула ее в бок.

– Поживее, мать моя! Счастья своего не ведаешь!