Волшебная трубка капитана

– Ясно, – сказал капитан, оглянувшись на Марка, который навел на него киноаппарат, как пистолет. – Хотя, собственно, ничего не ясно. Какая торжественная встреча? По какому случаю?

– Как? Не знаете, какая сегодня дата?

– Какая же, если не тайна?

– Так вы забыли, что сегодня вам исполнилось…

– Как?! Мне?! Какое сегодня число?

Капитан огляделся, чтобы на что-то присесть, но в это время, улыбаясь, к нему подошла седая худенькая женщина и обняла его. Это была его жена Юлия Ивановна. Он уткнулся ей в плечо, а она гладила и ласково похлопывала его по затылку.

– Как же так получилось?

– Ну разве ты в первый раз забываешь о своем дне рождения?

– Да, но зачем весь этот парад?

– Тут уж я не виновата, поверь. Но ты не порть нам праздника, раз уж так получилось…

Вот когда раскрылась тайна гонки «Веселых пескарей»! Вот куда и зачем торопился Марк, действовавший по уговору с майором Охапкиной.

Капитан, красный и растрепанный, качаясь, как боксер после нокдауна, пошел вперед, а возле него суетился Марк, треща киноаппаратом. Он бесцеремонно заскакивал то с одной стороны, то с другой, снимая разные сценки: как капитан машет на него рукой, как он вытирает шею платком, как растерянно топчется перед строем, как тетя Варя подводит его к усатому богатырю с глазами, сверкающими как угли.

– Не узнаете? – спросила она.

Капитан растерянно топтался перед богатырем.

– Что-то у меня с головой нынче от жары… Какую погоду обещали на сегодня, а?

– Насчет погоды не беспокойтесь, – сказала Варвара Петровна, – с институтом прогнозов есть договоренность. Так кто же перед вами, капитан?

– Личность знакомая, но где же мы встречались? Я живу в Сорокоустинском переулке, дом тринадцать, на тринадцатом этаже, так вы, случайно, не из одного со мною подъезда?

На лице усача кочевала улыбка – то попадала в глаза, то перескакивала на губы, то дрожала на подбородке, а то прыгала на кадыке, будто усача щекотали, а он изо всех сил сдерживался, чтобы не разорваться на мелкие осколки.

– Ба, да это же Автандил!

Данька и Диоген сразу узнали своего учителя. И не очень удивились, увидев его здесь. Ведь капитана знали все на свете. И знал его, конечно, Автандил. Мальчики слегка сдрейфили, будто не выучили урока, а он их может вызвать к доске. Но Автандил Степанович даже не заметил их. Он так громко расхохотался от радости, что задрожали стекла и закачалась лампа на потолке.

– Ах, боже мой, так ведь и стены рухнуть могут, – сказала тетя Варя, затыкая уши, и Автандил Степанович тут же сконфуженно умолк и спрятался за женщину, до этого незаметно стоявшую сзади него. И это была Данькина мама!

Увидев ее, Данька страшно испугался. Он испугался, что она сейчас выскочит из строя и начнет при всех целовать его. И тогда он решил тут же загипнотизировать ее – внушить ей мысль, что это не он, Данька, а какой-то неизвестный мальчик. Но тут же понял, что маме, как и всем, теперь не до него, и во все глаза уставился на крупного седого кавказца в бекеше с газырями, в галифе и мягких сапожках.

Капитан смерил кавказца прищуренным взглядом с головы до ног, потом нажал большим пальцем в бок. Но кавказец и бровью не шевельнул. Тогда капитан чуть подвернул рукав на кителе и ударил кавказца в плечо. Кавказец крякнул, покачнулся, но устоял. Капитан ударил его в другое плечо. Кавказец качнулся в другую сторону, но устоял и на этот раз. Тогда капитан, нарушая строй, обнял кавказца ниже пояса и оторвал его от земли. Но кавказец и на этот раз не шелохнулся, словно это был гранитный памятник. Он даже и на весу держал ноги сомкнутыми, а грудь расправленной, как на параде.

Капитан поставил его на пол и поправил на нем бескозырку.

– А ты, Сандро, как сюда попал?

– Э, не спрашивай, комиссар! Чтобы такое важное событие не дошло до кавказских гор?! Плохо ты знаешь Гогелашвили, если думаешь, что такое событие могло пройти мимо него!

Кавказец перемигнулся с Александром, потом приветственно помахал рукой Рубику, желая всем показать, что узнал его, несмотря на то что Рубик потолстел и не был похож на того Рубика, которого он знал когда-то в Пицунде. И только после этого Сандро Гогелашвили увидел у самых своих ног Марка, лежавшего на спине с нацеленным на него киноаппаратом.

– Вай, он не убьет меня из своей пушки? Послушай, комиссар, когда мы с тобой воевали на Кавказе, нам как раз не хватало такой пушки! Было бы сейчас что показать, а им посмотреть! А помнишь…

– Это все очень интересно, – сказала тетя Варя. – Но вечер воспоминаний будет потом!

Тетя Варя подвела капитана к плотному человеку с круглым лицом и тонкими усами, спадающими вниз как две запятые.

Капитан пожал плечами: он не мог узнать, кто перед ним. Он беспомощно огляделся, ища поддержки у бывших своих воспитанников и старых друзей, но те с безжалостным добродушием следили за капитаном и не торопились на помощь. Юлия Ивановна отвернулась, чтобы не видеть его стра даний.

– Ну и жарко же нынче! – пожаловался капитан.

– Жарко тебе? А в пустыне тебе не было жарко? Жарко ему здесь!

– Подожди, подожди, дай подумать! – Капитан снял очки и стал рассматривать лицо толстяка. – Н-да, совсем дела мои плохи… Звать-то тебя как?

– Так что Султанов будем…

– Султанов… Султанов… Нет, не припоминаю. Простите меня, голубчик, виноват, не узнаю.

Капитан разволновался: он страдал от своей беспомощности и не знал, куда деваться от стыда. Толстяк же молодцевато расправил усы и ударил – крепко! – ударил себя кулаком по голове. Да так, что слетела бескозырка с лысой головы.

– Кто же тогда спас этот котел от басмачей?

За толстыми стеклами очков глааа капитана расплылись и помутнели.

– Стало быть, вот эту самую голову басмачи хотели снести?

– Как видишь! А ты меня не признаешь!

– Прости великодушно! Какие же мы старые стали с тобой…

– Зачем старые? Я еще молодой! И ты еще о-го-го!

Капитан всматривался в толстого лысого башлыка – председателя колхоза – и никак не мог представить, что тот был когда-то крохотным, глазастым малышом. Ведь это было в незапамятные времена, когда пустыни бороздили первые советские автомобили, а по кишлакам и аулам рыскали банды басмачей. Как время бежит!. Прошлое словно бы отделилось от них и жило самостоятельной жизнью, как прекрасная старая сказка, вызывая удивление и печаль, потому что вернуться в прошлое было невозможно.

– Насмотрелись друг на друга? – улыбнулась Варвара Петровна. – Теперь дальше пойдем, а то, чего доброго, и до вечера не кончим.

Капитан останавливался перед бывшими детьми, ворчал, жаловался на склероз, упрекал их в том, что они забыли его, хотя и знал, что это неправда, что все помнили и любили его.

Когда обход был закончен, распахнулась дверь в столовую – оттуда неслись вкусные запахи. Диоген схватил Даньку за руку и ринулся вперед.

– Это что за беспорядок! – остановила их тетя Варя. – А ну-ка встаньте в строй. А теперь слушай мою команду: налево! За мной шагом марш!

Марк стоял у входа и трещал киноаппаратом, потом вскочил на подоконник, чтобы схватить общий масштаб движения. Он не жалел себя и старался изо всех сил, чтобы сохранить для потомства торжественное зрелище, устроенное в честь капитана.

В столовой висела большущая – во всю стену – картина: веселые человечки, взявшись за руки, ведут хоровод вокруг великана в капитанской фуражке, а из трубки, которую он курит, дым выходит витиеватой надписью:

Нашему капитану – семьдесят!

Да здравствует капитан!