Волшебный город
Шрифт:
– И чтобы костры не жечь и овец не резать! – строго добавила Вета.
– А что же кушать?! – растерянно переспросил джигит.
– Лапшу быстрого приготовления! – отрезала Вета и быстро захлопнула дверь.
– Как ты с ними ловко управилась! – уважительно проговорила Настасья Васильевна. – Только надолго ли? Ладно, зайдем ко мне в комнату, чаю попьем… а то у меня Витенька один брошен, как бы не нашалил чего-нибудь!
Это вполне входило в Ветины планы – она собиралась тщательно осмотреться в этой квартире.
В углу комнаты сидел на полу мальчик лет двух и отвинчивал
– На! Помомай, пожаста!
– Что? – переспросила Вета.
– Да все только ломает, – пожаловалась Настасья Васильевна. – Что сам не может – другим дает, просит, чтобы поломали. Любимое слово – «помомай», значит – «поломай»…
– Зачем же ломать? – спросила Вета малыша. – Лучше с ней поиграть!
– Поигать в пятки! – оживился тот.
– В пятки? – переспросила Вета. – Это как?
– Да в прятки! – ответила за внука Настасья Васильевна. – До чего любит прятаться – сил нет! Иногда так запрячется – по полдня его ищу! Иной раз и не найти, пока сам не вылезет…
– Раз, три, пять, иду пятаться! – заявил тем временем Витя и юркнул за шкаф.
– Ну, давай пока чаю выпьем! – Настасья поставила на стол чашки, сахарницу, вазочку с конфетами, разлила чай.
Вета отпила из чашки, незаметно оглядывая комнату.
Она была заставлена громоздкой и мрачной мебелью середины прошлого века, среди которой затерялся изящный дореволюционный туалетный столик. В дальней стене была ниша, завешенная темно-зеленой плюшевой портьерой.
– Ну та комната просто какая-то несчастливая! – говорила тем временем хозяйка, шумно прихлебывая чай. – Сперва Антонина, свекровь твоя, сдала ее Виталику. Хороший был парень, тихий, непьющий, да потом оказалось, что наркотиками он торгует. Как ночь – так все к нему ходят эти… наркомы. То есть наркоманы. Сами бледные, все трясутся, а глаза красные, как у кроликов! В коридоре встретишь – от страха можно окочуриться! Ну потом, слава богу, арестовали Виталика и посадили. Тогда Антонина этой сдала, как ее… Анжеле. Ну на той пробы ставить негде было! Мужики прямо в очередь выстраивались. Я ей говорю – шлюха ты, Анжелка! А она – сама ты шлюха, а я путана! Тьфу… а у нас, между прочим, ребенок маленький…
Ну потом Анжела свекрови твоей не заплатила, та ее и выгнала.
– Да она сама тайком съехала, еще за месяц не заплатила, свекровь жаловалась! – усмехнулась Вета.
– Этому сдала, прорабу, – продолжала Настасья Васильевна. – Так я думаю – лучше уж Виталик со своими наркоманами или путана эта, чем гость-арбайтеры… шашлык жарят, песни поют, не ровен час – зарежут! Или квартиру сожгут на фиг!
– Ну, я их немножко припугнула, – возразила Вета. – Может, теперь будут потише…
Она слушала Настасью вполуха, а сама тем временем напряженно думала.
Где могут быть в этой квартире большие часы?
Да где угодно, в любой комнате.
Или их давно уже нет – ведь с тех пор, как была написана шифрованная записка, случилось ни много ни мало три революции и две войны, блокада… так что очень может быть, что часы давно уже сгорели в печке или выброшены на помойку…
С
другой стороны…Вета вспомнила, как муж рассказывал ей про своих колоритных соседей по коммуналке. В частности, про старую барыню Варвару Генриховну, которую он-то сам не помнил, зато хорошо помнила свекровь. И называла ее «Варвара Генриховна Который Час». Этот вопрос соседи могли задать старухе в любое время дня и ночи, и из ее комнаты тотчас же доносился точный ответ – четверть седьмого или без двадцати пять… Может быть, она потому так хорошо знала время, что в ее комнате стояли те самые большие часы?
А ведь Володя говорил, что Варвара Генриховна жила именно в этой комнате, возле входа в квартиру! После ее смерти сюда въехала семья милиционера со смешной фамилией Дергунец, а уж потом Настасья Васильевна со своим хулиганистым Шуриком.
Значит, если часы сохранились – то они где-то здесь!
– Тетя, я спятался! – донесся из дальнего конца комнаты детский голосок.
– Спрятался? – переспросила Вета.
– Спятался, спятался! Иси меня!
Вета взглянула в том направлении – и увидела, как колыхнулся край плюшевой портьеры.
– Ну иси, тетя, иси! – нетерпеливо повторил Витя из своего укрытия. – Я холосо спятался!
– Ну, сейчас я тебя найду! – Вета поднялась и пошла к нише. – Сейчас как найду…
– Не найдесь, не найдесь! – радостно пищал малыш из-за зеленой портьеры.
– А вот как найду! – Вета отдернула портьеру в сторону и увидела за ней ужасно довольного мальчугана, а за его спиной – огромные напольные часы, занимающие всю нишу.
– Насла… – разочарованно проговорил Витя. – А теперь ты пятайся, тетя!..
– Тете некогда, – ответила за Вету Настасья Васильевна и взглянула на часы. – Надо же, так и не идет! А нам с Витенькой в детскую поликлинику пора, у нас талончик на полчетвертого…
– Кого вы ждете? – спросила Вета.
– Да Петю, сантехника нашего! Батарея течет, я его вызвала, сижу, жду – а он все не идет, балбес… а у нас талончик пропадет, я за ним рано утром ходила…
– Ну ладно, вы идите в поликлинику, а я подожду этого Петю! – предложила Вета.
– Правда, что ли? – Настасья Васильевна взглянула на Вету с недоверчивой радостью. – А ты что – никуда не торопишься?
И быстро засобиралась, пока Вета не передумала.
Перед уходом она показала на тазик, стоящий под стыком трубы с батареей, куда капала ржавая вода:
– Если наполнится, вылей, снова поставь, а то протечет вниз, скандал будет…
Вета пообещала следить за тазиком, закрыла дверь квартиры за Настасьей Васильевной и ее внуком и вернулась в комнату.
Отдернув зеленую портьеру, она внимательно осмотрела часы.
Часы были очень большие, из черного дерева, покрытые резьбой – ветки, листья, какие-то удивительные птицы…
И на самом верху сидел красивый черный орел с широко раскинутыми крыльями.
Да, несомненно, это те самые часы и тот самый орел, о котором говорится в зашифрованной записке.
Часы давно не шли, остановившись на одиннадцати часах неизвестного дня и года. Вета осторожно открыла стекло и перевела стрелки на четверть восьмого.