Волшебный камень

Но вот Нестеров сказал о том, что англичане и американцы отказались снабжать Россию алмазным сырьем.

Удивление и гнев увидел он на лицах товарищей.

Даша резко подняла руку. Палехов, добродушно улыбаясь, предоставил ей слово. Даша встала, одернула куртку, помолчала и вдруг выпалила:

— А мы все пойдем и найдем! Все коллекторы, вот нас осталось шесть человек, пойдем на зимний поиск, мы так решили и просим Сергея Николаевича записать нас первыми и вызываем геолога товарища Меньшикову пойти с нами. Я все сказала!

Отрапортовав это единым духом, она села и спряталась за подруг, которые аплодировали ей в пять пар рук.

Варя не смотрела на девушек. Она сидела, кутаясь в большой платок, словно ее все время пробирал озноб. Пальцы ее нервно двигались, скручивая кисти шали.

После Даши попросил слова Евлахов. На этого человека Нестеров надеялся, как на себя. Он бил разведывательные шурфы чуть ли не во всех концах страны. Принимал участие в открытии Мончегорских никелевых руд, добывал образцы апатитов в Хибинах, выбил из песчаных холмов Каракумов первый образец промышленной серы.

Евлахов погладил усы, глянул на Сергея исподлобья и проговорил кротким, смирным баском, который никак не соответствовал его славе землепроходца и первооткрывателя:

— Конечно, Сергей Николаевич поднимает не легкое дело, нет, не легкое! Но мы с Сергеем Николаевичем уже бывали в переделках. Кто из молодых не знает — скажу, в тысяча девятьсот тридцать восьмом году мы ходили в Заполярье искать выходы медного колчедана. Мы прошли с тяжелыми горными работами маршрут в восемьсот километров и вернулись живы-здоровы, да еще получили премию за успех…

— Это не алмазы искать, — сказал Суслов.

— А что же алмазы? Сергей-то Николаевич в первый же раз привез три кристалла, — а долго ли он на Ниме был? Это не его вина, если он поймал жар-птицу за хвост, а другие ее упустили. Да если мы к будущей осени подтвердим наличие месторождения — так нам цены не будет. А начинать надо сейчас. Разве солдаты на зиму из окопов уходят?

Нестеров испытывал счастливое облегчение. Евлахов говорил его же словами!

— Конечно, то, что предлагает Нестеров, опасный опыт. Но недалеко от Нима находится фактория «Союзпушнины», и в случае нужды мы сможем раздобыть там кое-какие продукты. Севернее кочует остяцкий олений колхоз. Баяндин, несомненно, даст вьючных лошадей. В крайнем случае часть этих лошадей забьем на мясо. А до глубоких снегов можно пробить не один десяток шурфов и разведать большинство старых речных террас [18] , которые товарищ Нестеров считает остатками древней гидрографической сети, затаивших в своих наносах алмазы.

18

Терраса — в данном случае старое русло реки.

Слово взял Палехов.

Едва услышав его, Нестеров подумал: как хорошо, что эти вопросы задает не Варя. Ей он не мог бы простить того недоверия, которое сквозило в каждом слове Палехова. Если она и соглашается с начальником экспедиции, пусть соглашается безмолвно. А Палехов говорил и говорил, и было похоже, что шумит надоедливый затяжной дождь, что все хмурится вокруг, что только что просиявшее солнце теперь закрыто чуть ли не навечно.

Палехов спрашивал. Он ничего пока не отрицал, он только спрашивал у Нестерова: учитывает ли новый начальник отряда, что зимние работы по поиску алмазов в полевых условиях никогда не производились? Что в местах предполагаемых разведок нет ни жилья, ни дорог? Что туда невозможно забросить продукты? Что двигатель и необходимые для разведки машины вьюками в такую даль не доставить? Что придется опять всю работу производить вручную, пользуясь примитивными вашгердами, брошенными на Ниме при предыдущем обследовании? Что в зимних условиях возможны обмораживания и что Нестерову придется отвечать за возможные несчастные случаи?..

Это были только вопросы, но они превратились в целый список отрицаний, на каждое из которых требовался не только ответ Нестерова, но и ответ тех, кто решит пойти с ним. А затем Палехов перешел, как он сказал, к делу, — и оказалось, что список отрицаний расширяется грозно и неотвратимо, как снежная лавина. И все то, что так точно и горячо нарисовал Нестеров, вдруг поблекло, стало маловероятным, обросло опасностями, и Нестеров увидел, как затуманились глаза комсомольцев, как все ниже склонялись головы рабочих, на которых он так надеялся.

Нестеров взглянул на парторга.

Головлев расправил плечи и поднялся, выбросив вперед могучие руки.

— Надо бы товарищу начальнику помнить хорошую русскую пословицу: «Глаза боятся, а руки делают!» Да как мы можем отступать, когда наши люди в Сталинграде не отступают? А вы представляете себе, что там сейчас делается? Вот Сергей Николаевич был там, жалко, что он не рассказал об этом. Может быть, тогда и те, у кого совесть жиром обросла, пошли бы с ним в парму. А я говорю точно: я иду. И не только я, а все те пойдут, кого мы так скоропалительно из экспедиции отчислили. Хорошо еще, что не все они уехали. Так вот, те, кто остался, пойдут. Восемь человек, и каждый из неба крышу сделает, из гвоздя суп сварит! А теперь еще раз я спрошу у вас, товарищи коллекторы и геологи: пойдете ли вы с нами или оставите Сергея Николаевича одного? Ему-то без вас труднее, чем нам без машин. Мы шурфы пробьем лопатой и ломом — а вот как он один будет справляться?

— Мы все равно пойдем, — тихо и застенчиво сказала Даша Цузой, встала и, смущаясь, добавила: — Только я еще мало обучена всем тонкостям. Попрошу Сергея Николаевича помочь мне и советом и учением…

Головлев сел за стол, скупо улыбнулся и сказал:

— Я думаю, совещание можно закрыть. Тут теперь все дело в частных разговорах. А кто пожелает с нами, прошу ко мне. У Сергея Николаевича хлопот будет много. Идти придется в ближайшие дни, санного пути не ждать. Значит, ему надо и вьючных коней охлопотать, да и продовольствия кой-какого. С одного ружья кормиться будет трудно, да и некогда тому за зверем ходить, кто алмазы ищет…

Палехов пожал плечами и закрыл совещание.

Девушки-коллекторы, чувствовавшие себя после вызова Даши неловко, поторопились уйти под предлогом, что надо помочь на кухне. Ушел и Евлахов, сказав, что ему надо поговорить с бригадой. Палехов, Суслов и Варя беседовали между собой о каких-то мелочах, должно быть, боясь возвращаться к тяжелой теме. Они как будто уже отделились от Нестерова. Головлев сидел рядом с Нестеровым, держа в своих толстых пальцах карандаш и выписывая на листе бумаги фамилии рабочих, которые после расчета в экспедиции оставались еще в Красногорске.

Он тихо спросил Нестерова:

— Хотите, я с Варварой Михайловной сам поговорю?

— Нет, не надо.

— Ну, вам виднее. И то говорят, что посреднику с двух сторон попадает…

Он попрощался с Нестеровым за руку, кивнул остальным и вышел, опустив крутые плечи, словно принял на себя большую ношу.

Теперь-то и должно было начаться самое тяжелое.

Палехов небрежно сказал Суслову:

— Тебя Саламатов просил зайти.

— Не знаешь, зачем я ему понадобился?

Палехов замялся, потом тем же тоном ответил:

— Право, не знаю. Но ты зайди к нему завтра с утра.

Нестеров подошел к ним с той неловкостью, как подходят к посторонним. Варя зябко поежилась под большим платком, сказала:

— На улице такая слякоть, что, и вернувшись, никак не отогреешься. — И обратилась к Нестерову: — Ты советовался с Саламатовым насчет своего замысла?

— Да.

— А ты сказал ему, что в этом есть риск для жизни?

— Не надо преувеличивать, Варя, — устало ответил он.

Она замолчала. Он тоже не знал, о чем еще говорить. Палехов, посмотрев на них, иронически улыбнулся. Нестеров спросил у Вари: