Волшебный камень
Шрифт:
Она проговорила присловье одним духом, глядя в глаза Нестерову. Он вспомнил, что где-то слыхал эту песенку. Может быть, ее напевала мать. Девушка глядела на него, будто ждала дальнейших расспросов.
— Почему вы меня остановили? — спросил он, глядя на тропку, с которой свернул при оклике.
— Хотела, чтобы вы живым к невесте вернулись… Теперь ничего, вернетесь, — ответила она. Помолчала немного и усмехнулась: — У меня на тропе самострел поставлен на лося. В лесу по торным дорогам не ходят.
— Откуда вы знаете меня? — спросил он, не обращая внимания на ее насмешку.
— По
Он подумал о том, что всего три дня назад вышел из Красногорска и не встречал людей на пути. Он переступил с ноги на ногу; ему стало зябко при мысли о самостреле, караулившем его неосторожный шаг. Он знал, на какую высоту ставится выстрел на лося. Человеку стрела попадает в живот: от этого уж ничто не спасет. Он процедил сквозь зубы:
— Самострелы не разрешены!
Она отступила на шаг и презрительно ответила:
— А кто мне запретит? Вы, что ли? Если по лесу ходить не умеешь, зачем следами снег пятнать?
Он сделал движение, чтобы уйти, но она тронула его за плечо.
— Стойте!
Глядя по направлению ее руки, он увидел тоненькую проволочку прямо перед лыжей, протянутую в шести — восьми сантиметрах над снегом. Чуть подальше, в кустах были видны изгиб двухметрового лука и тетива, сплетенная из лосиных жил. Он разглядел всю хитрую ловушку. На полированном деревянном прикладе, скрытом в кустах, лежала тяжелая стрела с кованым наконечником в виде трезубца с крупными заершинами. Дальше был виден вороток, которым натягивалась тетива для выстрела. Сергею показалось, что тетива тихонько позванивает от ветра. Стоило чуть задеть проволоку, чтобы тетива сбросила стрелу с силой ружейного выстрела. Нестеров почувствовал, что бледнеет, и круто свернул с тропы, направляясь к каменному богу, где хотел остановиться на ночлег. Девушка стояла на тропе и смотрела ему вслед.
Он долго ощущал этот пристальный взгляд.
Снимая ружье и мешок, он заметил расплывающиеся в сумерках очертания девичьей фигуры. Лесникова дочка все стояла на тропе, как будто ожидая, что он окликнет ее и продолжит разговор. Но Нестеров не хотел больше никаких разговоров. Все тело ныло от усталости.
— Вы хотите здесь ночевать? — спросила девушка, догнав его.
— Да, — коротко сказал он.
— Все равно завтра идти будет невозможно. И промокнете вы здесь, и рана будет болеть.
Нестеров заметил, что она передвигалась на лыжах почти беззвучно, словно не касаясь снега.
— Вы что, гадалка? — сердито спросил он. — Что вы меня пугаете?
— Я не пугаю. Я вижу.
— Что?
— Для этого надо глаза иметь, — сказала она и ткнула палкой в снег. — В какую сторону заструги легли?
Он неприметно проверил по компасу, посмотрел на испещренный мелкими волнами снег и неуверенно ответил:
— На юг.
— То-то же! Вы сегодня зарю видели?
Он с усилием припоминал, видел ли зарю. Кажется, видел, а впрочем, склон был розовый от солнца, когда он спускался, потом внезапно стало сумрачно.
— Не помню, — сказал он.
— Вы, может, думали, что метели кончились? А кончились только северные ветра. Заструги оставил сиверко. Метель только еще будет;
и будет сегодня и завтра, а сколько дней она пропоет — никто не знает. Придется вам пойти к нам на кордон.— Я никого но хочу стеснять, — неловко пробормотал он, не понимая, чего больше в этом приглашении — недовольства или желания помочь ему.
— Ничего, — сухо ответила она, — я привыкла к ночлежникам. Наш кордон — последнее жилое место в округе.
Он вспомнил прощание с Саламатовым и спросил:
— Как он называется?
— Дикий.
— А как вас зовут?
Она нехотя сказала:
— Кому как привычнее. Мать называет Христиной, отец звал Диковинкой, а люди называют лесничихой.
Теперь он смотрел на нее, не отрывая глаз. Лесничиха? Та самая женщина, которая хозяйничает в огромном крае, которой подчиняются все лесные жители! Женщина, в две недели обошедшая все становища, чтобы собрать на сплав охотников! Это о ней сам Саламатов говорил с уважением, как о человеке, для которого нет ничего невозможного.
Нестеров все смотрел на нее с изумлением, которого уже не умел скрыть, если бы и захотел.
Христина усмехнулась и сказала:
— Пора идти; вы ведь не на смотринах.
Теперь только он обратил внимание, что и говорит Христина не тем уральским говором, к которому Нестеров привык здесь, а хорошим русским языком, только чуть удлиняя окончания слов. Он вспомнил, какой представлял себе лесничиху Лунину: высокой, мужеподобной женщиной с круглым обветренным лицом, с грубыми манерами — таежной жительницей, охотницей и следопытом, с топором за поясом.
Впрочем, топор был и у Христины. Да и манеры ее резковаты.
Христина нагнулась к его мешку, подняла легким движением и надела на плечи раньше, чем он успел запротестовать.
— Вы устали, — почти грубо сказала она.
Вот она остановилась возле огромной березы, подняла голову, оглядывая сплетенные сучья, вынула из-за ремня топорик и ударила обушком по стволу. Дерево глухо зашумело. Удар был такой, словно обушок увяз в коре. Она обернулась к Нестерову и тоном учителя сказала:
— Трудно будет идти. Дерево отволгло, весна близко. Не дойдете вы до Нима, придется реки переходить.
— Перейду, — сердито сказал Сергей.
Она оглянулась, испытующе поглядела на него, словно проверяя, может ли такой перейти. Он вспомнил, что Саламатов просил передать Луниной последние известия с фронта и советовал в случае нужды обратиться к ней за помощью. Неужели эта девушка действительно может помочь ему?
— Вы знаете, что нами освобождены Краснодар, Ростов и Ржев?
Она вскинула внимательные глаза и сказала:
— Да. На той неделе к нам добежали охотники с Чувала. Такую весть и принести приятно.
— Ведь прошли же они? Сколько рек пришлось им перейти? А ведь они шли только ради доброй вести. У меня же дело важнее…
— Ну что же, желаю вам успеха, — серьезно и строго ответила она.
— Зачем вы клеймите дерево? — спросил он, разглядев клеймо: скрещенные топоры рукоятками вниз.
— Странно, я же лесничий. А дерево это пойдет на оружейную болванку. Летом здесь начнется сплав. Березу будем сплавлять на оружейные заводы.