Волшебный приборчик
Шрифт:
– Сдала?
– Сдала. На отлично. А ты?
– Я тоже. В кино сходим?
– Давай. А в какое?
– Мне всё равно.
– Тогда и мне всё равно.
Такое наплевательское отношение к содержанию оказалось как нельзя кстати. Мы попали на премьеру какой-то научно фантастической галиматьи: человекоподобные роботы с квадратными челюстями, лунные пейзажи, пафосные диалоги о судьбе человечества. Кроме нас, в огромном зале находилось ещё человек десять. Парами. И все они целовались. Преодолев первое смущение, мы последовали их примеру, так что фильм закончился очень быстро.
Потом
***
Сессия пролетела незаметно. В перерывах между экзаменами мы продолжали встречаться с Катей, которая познакомила меня с новыми видами искусства: театром и живописью. К первому я в целом отнёсся положительно, хотя меня и смущали рваные декорации на заднем плане, а вот второй послужил причиной нашей единственной размолвки, когда я дал рецензию на картину какого-то всемирно признанного гения.
– Неужели ты не чувствуешь той энергии, которая исходит от полотна?
– удивилась любимая, не найдя на моём лице ни тени благоговения.
– Не видишь страданий, запечатлённых в каждой морщинке изображенного на нем старика?
Чтобы сохранить наш неокрепший союз, пришлось проторчать возле шедевра достаточно продолжительное время, всматриваясь в трещины на холсте и симулируя зарождающееся понимание прекрасного. Поверила она или нет, но только после этого наметившаяся, было, тучка бесследно исчезла.
Все экзамены я сдал на пятаки, и надо ли говорить, почему. Чтобы совсем не готовиться — этого, конечно, не было, но я позволял себе несколько больше вольностей, чем обычно. Теперь мне светила повышенная стипендия — очень своевременный подарок от государства, учитывая мои возросшие расходы.
Вальке я решил ничего пока не говорить. На всякий случай. А то вдруг авторские чувства его на какой-нибудь неправильный поступок подвигнут. В конце концов, батарейки я ему новые поставлю по окончании пользования — можно не сомневаться.
А последний экзамен закончился ещё одним приятным сюрпризом.
– Придёшь к нам в гости?
– спросила Катя.
– К вам?
– переспросил я, имея в виду множественное число.
– Ну да, - уловила она мои сомнения.
– Папа хочет с тобой познакомиться.
– А мама?
– неизвестно зачем уточнил я.
– Ну, и мама тоже. Просто это была его инициатива.
– Ты им рассказала про нас?
– Вообще-то уже давно. У меня от них секретов нет.
«Так», - подумал я, стараясь припомнить, все ли мои поступки совершались с подобающим целомудрием и нравственностью.
– А когда?
– Сегодня. Если ты не занят.
– Конечно, нет, - решил я, с ходу отменив запланированный на вечер сабантуй по поводу «половины инженера».
* «Половина инженера» — народный студенческий праздник, происходивший на экваторе учёбы, то есть ровно два с половиной года от начала.
– Тогда приходи к шести.
Сломя голову, я помчался в общагу гладить брюки и стирать носки.
Это занятие очень удачно отвлекло меня от параноидальных мыслей и ненужного предстартового мандража. Собутыльникам я наврал, что поехал проведать больную тётю и вернусь как раз к середине торжества. По пути я сделал небольшой крюк, чтобы заскочить на центральный рынок.Когда я позвонил в дверь, в руках у меня находились два предусмотрительных букета, а из-за небрежно наброшенного шарфа выглядывала белоснежная рубашка. Катя удовлетворенно кивнула, довольная моим внешним видом, и я смело шагнул в будущее.
Светская беседа, проходившая с моим полноправным участием, сопровождалась деликатным бряцаньем вилок и элегантным поскрипыванием ножей. Не хватало только снующих с блюдами лакеев, отмененных Советской Властью за ненадобностью. Их роль выполняла мама, избравшая своей специальностью уход за семьёй и домом. А папа, оказавшийся при более подробном знакомстве профессором, ничуть своим званием не кичился и сам подливал мне коньячка, который я благоразумно старался растягивать на два-три приёма.
Ощущение нереальности и прямо-таки сказочности происходившего не покидало меня ни на секунду. Мои родители тоже ничего: папа — хоть и обычный строитель, но прораб, а мама — учительница. Однако я с трудом представлял их себе в подобной компании. Впрочем, не будем торопить события. Сейчас главное — сконцентрироваться на том, чтобы внушить к себе уважение.
Давай, приборчик, работай!
Вот профессор дружески похлопал меня по плечу, вот мама улыбнулась, совсем как-то просто, словно родному.
Принесли чай. К нему — роскошный торт, конфеты диковинные. Я их не очень, все эти сладости, но сам факт изобилия действует на аппетит благотворно. Съел пару конфет и кусочек торта. Всё. На сегодня еды достаточно. А завтра, глядишь, и снова пригласят.
– Вы не стесняйтесь, - подбадривала мама.
– Ешьте.
Но я не поддался на провокацию, чтобы не сказали потом: зачем нам такой обжора в семье?
– Спасибо, Мария Петровна, - сурово отстранил угощение я.
– Всё было очень вкусно.
Но испытания продолжились. Мы прошли с папой в его кабинет, и он предложил мне сигарету.
– Не курю, - ответил я, как бы извиняясь, на этот раз чистую правду — третий уж месяц, как завязал.
Не знаю, упал я в его глазах или наоборот, но риск — благородное дело.
Заявился я в тот вечер в общагу уже в одиннадцатом часу. Гулянка была в самом разгаре. Привычный глазу бесшабашный натюрморт на столе и вокруг него. Пьяные милые рожи.
– Штрафную ему!
– закричали друзья, но я решительно отклонил протянутый стакан.
Даже не знаю, как после коньяка и трюфелей такое внутрь принимать.
Удивились они страшно, и только один Валька прочитал что-то на моём лице и про себя усмехнулся. Умный он слишком, вот в чём проблема.
***
Общага разъезжалась на каникулы по домам. Только самые тупые и беспросветные двоечники оставались подчищать «хвосты», остальные торопились на вокзалы и в аэропорты, чтобы в течение двух последующих недель мозолить глаза родителям и совершать лихие набеги на холодильники.