Волшебный шкаф

Искорка медленно подлетела к Лавли и вошла в нее, прямо в сердце.

…Мне было больно. Сначала я почувствовала ужасную боль, боль в сердце. Это было от той боли, что я когда-либо чувствовала. От той боли, когда умерла моя Аврора, от той боли, какую я почувствовала, когда все это случилось с Джеком, от той боли, когда я увидела в первый раз этот взгляд Женьки, который означал, что мы с ним — никто друг другу, от боли, что чувствовала, когда мой первый муж бросил меня. Мне было больно в сердце, на глаза наворачивались слезы. Но вместе с этим было и другое чувство.

Я все вспомнила. Сначала я вспомнила брата. Как мы дружили в детстве, как бегали друг с другом по двору, как любили друг друга, дрались друг за друга, делились друг с другом, были лучшими друзьями. Я вспомнила и свою маленькую Аврору, то, что уже давно забыла о ней. Ее лучезарные голубые глаза, так ясно смотревшие на меня, вспомнила, как она была на меня похожа, вспомнила, как мы гуляли в парке, бегали там, а она снимала свои маленькие ботиночки и носилась босиком, и вспомнила, как Женька носился с ней рядом. Он часто говорил, как это странно, что мы так похожи.

Я вспомнила, как летала на волшебном шкафу, когда я впервые поняла, что магия есть, и не где-то далеко, а близко, рядом, во мне. Я вспомнила, что поняла это в тот же миг, как села в волшебный шкаф. А после я побежала на речку, сняла свои туфельки и ступила на нее, именно ступила, и не провалилась, потому что вода подчинялась мне. Я выбежала на середину реки, смеялась, танцевала, прыгала. Это было всегда со мной. Вода всегда подчинялась мне. И я это вспомнила. Вспомнила, как на этой же речке, когда мне было пять лет, я провалилась под воду. Тогда я играла с игрушкой, и она упала на середину реки, и я, как и в пятнадцать лет, ступила на водную гладь, и мои ноги не потонули. Я почувствовала холод весенней реки, как я испуганно шла по воде, как мои ноги дрожали, и как я теряла равновесие и, пытаясь выровнять его, перекатывалась то на одну ногу, то на другую. А потом я вдруг так испугалась, что провалилась под воду. И тогда меня спас Джек. Мой Джек. Он показал мне остров, я познакомилась с его друзьями. И я представилась принцессой Луной, потому что только луне под силу управлять водой. И как рыбки приняли меня за свою богиню, королеву.

Я вспомнила, что и тогда на выпускном я тоже видела Джека, а не кого-либо другого. И что после я работала в магической лавке.

Я вспомнила это. И я помнила, как мне было больно, и почему я решила все это забыть. У меня было столько чудных и добрых воспоминаний! Ну, а потом случилось это горе. Моя Аврора, она умерла. И я не могла выдержать этого. Я не могла радоваться жизни, верить в волшебство, когда ее не было рядом. Но все это было во мне. Я всю жизнь так жила, радуясь жизни и веря в волшебство. Это была моя частичка, я привыкла верить, что все будет хорошо. Но теперь ничего не могло быть хорошо. И моя душа разрывалась. Одна часть говорила мне: живи, верь в чудо. А другая кричала мне: как же ты можешь жить без нее? И я убежала на ту самую гору, где в комнате страха я увидела Искорку.

На этот раз была темная ночь. Я упала на колени и рыдала, меня просто разрывало на части, меня словно всю изрезали изнутри, и я не знала, что мне делать. «Отпусти! — кричала я. — Отпусти меня! Убирайся от меня! Я больше не хочу чувствовать эту боль, больше не хочу всего этого чувствовать! Уходи! Убирайся!». И в тот момент моя душа разорвалась, от нее оторвался самый главный кусочек, самая главная искорка, которая определяла мою суть. А я этого и не заметила. Когда Искорка оторвалась от меня, я перестала плакать, я больше не чувствовала боли, была лишь тьма и пустота. «И что я здесь делаю?», — сказала я сама себе, развернулась и пошла. А маленькая Искорка, она оставалась там, брошенная и никому не нужная. Звезды с неба увидели это, они окружили ее и сделали одной из своих. Это было просто чудно. Столько яркого света, огней и волшебства. А я уходила оттуда. Если бы я только обернулась и увидела это чудо. Но я ушла.

И теперь, когда я вспомнила все это, мне не стало больно, как прежне. Боль прошла, я почувствовала себя лучше, чем когда-либо. Я, наконец, нашла саму себя, я могла чувствовать. И уж поверьте, способность чувствовать — это самое лучшее, что есть у человека.

Теперь я должна все исправить. Нужно найти Джека и исправить это. Я это с ним сделала, значит, могу и изменить все.

Я встала на ноги и побежала, я побежала в То Особое Место Джека, которое он мне как-то показал. Да, он был здесь. Он говорил, что всегда приходит туда, когда ему становиться одиноко. Он сидел на краю обрыва и смотрел вдаль. Думаю, он не видел ни мерцающих звезд, ни этой завораживающей красоты, просто пришел сюда по привычке.

— Джек, — позвала я его.

Он тут же резко вскочил на ноги и взглянул на меня озлобленными каменными глазами.

— Я же сказал тебе, чтобы ты не подходила ко мне! — закричал Джек. От злости ему тяжело было дышать. Он хотел достать нож, опять.

— Не нужно, — сказала я спокойно. У меня сердце сжималось от того, что с ним было. — Ты можешь выполнить одну мою просьбу. Только одну. После этого я уйду, и больше не буду тебя трогать.

Он недоверчиво посмотрел на меня, но это была отличная перспектива.

— Какую? — сказал он.

— Обнять тебя, — ответила я.

Он нахмурил брови. Я медленно подошла к нему. Кажется, он не собирался причинить мне вреда. Я обняла его.

…Когда-то ты обнял меня, когда мое сердце еще было каменным, в тебе было столько света и добра. А теперь все это спряталось. Он был таким холодным, у него все мускулы были так напряжены. Такое бывает, когда очень злишься и пытаешь эту злость направить на самого себя. Я обняла его, а потом подняла голову и взглянула в его глаза. Такие холодные, и такой напряженный взгляд. Он как будто бы хотел вспомнить, хотел сам обнять меня крепко-крепко, но не мог. Я потянулась к нему и поцеловала. Это был такой жалостливый и тяжелый поцелуй. Я крепко-крепко обняла его, закрыла глаза. Теплый лунный свет начал обволакивать меня и Джека.

Я вдруг почувствовала, как что-то переменилось в нем. Он начал сражение за свет. Даже с закрытыми глазами я видела, я ощущала, как яркий свет, исходящий из него, понемногу превращал его в прежнего Джека. Мышцы его расслабились, кожа стала не такой холодной, она принимала прежний цвет. Волосы из каменных на свету вновь становились золотыми. Он уже не мог стоять на ногах, он опускался на колени, но я его не отпускала.

— Мне больно, в сердце, — прошептал он.

— Потерпи, любимый, это всегда тяжело — вновь чувствовать, — сказала я сквозь слезы.

Я открыла глаза лишь тогда, когда поняла, что Джек теперь прежний. Я взглянула в его глаза. Они были прежними, голубого цвета неба. И смотрели так ясно, так добро и с такой любовью на меня. Сквозь слезы я улыбалась, а слезы сияли на моих глазах. Я смотрела на него, а он на меня. Мы сидели на коленях, друг перед другом, держась за руки.

— Я больше никогда тебя не брошу, — сказала я ему. — Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Принцесса, — сказал он, а потом вдруг произнес. — Рассвет.

Я взглянула на восток. Ярко-красные лучи освещали еще темное небо. Это был самый чудный рассвет в моей жизни. Эти лучи были такими красивыми. Солнца еще не было видно, но мы видели ярко-красное небо.

Как-то незаметно к нам подошли Рич и Дикарка, но, когда они увидели, что происходит, то остановились. Дикарка с удивлением уставилась на нас. А мы и не замечали. Я до сих пор не понимаю, и как она нашла это место и все остальное.