Вопреки судьбе

Хотелось, чтобы всё закончилось. Как можно быстрее.

Но даже этого ему было не дано.

С острой короткой болью он вдруг подумал, что зря Кроули не добил его, прежде чем уйти. Он мог бы дать ему смерть легче, чем ожидала его. Подумал — и вздрогнул, испугавшись тоскливой едкой горечи, залившей вдруг душу. Нет! Зачем, откуда это — он же не обвиняет, ни в чём не обвиняет Кроули! Не хочет обвинять!

…не имеет права — обвинять. Кроули сделал всё, что мог. Нет, не так — намного, намного больше, чем мог, чем вообще был способен любой демон.

Азирафаэль тихо застонал. И, поколебавшись, с неохотой закрутил крышку. Сам не знал, зачем — неужели надеялся ещё на что-то? Сил убирать фляжку в карман не было, и он просто бездумно сунул её за пазуху. На душе было тоскливо и муторно. Гадко было. Он не знал раньше, что в нём есть эта грязь, эта эгоистичная уверенность в том, что Кроули что-то должен ему.

Он отчаянно, до дурноты, до скручивающегося в животе холодного узла, боялся того, что ждало его. Боялся… и презирал себя за горькую тоскливую жалость к самому себе — только к себе, не к Кроули, который прошёл, в буквальном смысле, через Ад и после всех мучений вынужден был всё-таки оставить его. Страшно было даже подумать, что он должен был ощущать в тот момент. Азирафаэль только мельком представил, что это он в бессилии мечется по коридору, ища и не находя способ спасти попавшего в смертельную ловушку друга. Что разрывается между бесполезной гибелью рядом с обречённым Кроули и возможностью спастись хотя бы самому. Уходит, ни на миг не переставая думать о том, что где-то сзади медленно умирает его лучший друг…

Он судорожно всхлипнул и, содрогнувшись всем телом, замотал головой, пытаясь избавиться от чудовищного видения. Нет! И он только что жалел себя?! Глупец, какой глупец…

Азирафаэль ощутил, как захлёстывает его слепой, прогоняющий даже страх близкой гибели, ужас. Лишь сейчас он запоздало понял, что Кроули сейчас медленно умирает гораздо более страшной смертью, чем ждала его самого. Он не захотел, не смог сбежать, спрятаться, он спустился за ним в Преисподнюю — а значит, и забыть о том, что оставил его внизу, не сможет тоже. Простить себя — не сможет. Ангел услышал сдавленный глухой стон, и не сразу понял, что это он сам, закусив губу, пьяно раскачивается на коленях, пытаясь унять жгучую, неожиданно острую боль в груди.

«Господи», — взмолился он, бездумно запрокидывая голову к низкому потолку, — «Господи, если Ты слышишь… Ты слышишь, ведь правда? Я, наверное, плохой ангел, я не заслуживаю Твоего милосердия, знаю. Я не прошу о нём…но неужели хотя бы Кроули не имеет права на Твоё прощение, Твою милость — сейчас, после всего, что он совершил доброго?! Пожалуйста, пусть он спасётся! Чего тебе стоит? Пусть он не винит себя, пожалуйста, прошу тебя!»

Он зажмурился, пытаясь успокоить судорожное дыхание. И с новой болью остро пожалел, что Кроули не решился — не додумался? Не успел? — добить его, прежде чем уходить. Это спасло бы их обоих от лишних мучений. Это спасло бы Кроули от бессмысленных терзаний, от бесконечных попыток угадать, закончилось ли всё для него, Азирафаэля — или он всё ещё продолжает страдать?

Он вновь тихо застонал, чувствуя, что не в силах уже справляться со всё возрастающей мощностью давящего мутного потока чужой злобы.

И, измученно сжавшись в комок, закрыл глаза.

Тяжёлый, болезненный озноб прокатывался по телу нескончаемыми волнами, отдавался давящей тупой болью в душе. Тёмная жестокая волна Скверны поднималась всё выше, и у него уже не было сил с ней бороться. В конце концов, если это случится быстрее, будет даже лучше.

…Когда вдалеке раздались шаги, он даже не пошевелился. Зачем? Он узнал бы шаги Кроули. Даже не прислушиваясь, узнал бы. Кроули никогда не ходил так тяжело, размеренно, словно натянутое тело было ему не по размеру. Кроули никогда не дышал так громко.

…никогда не вонял серой, гнилью и тиной.

Кроули не вернулся бы. Если бы был шанс спасти его — он бы просто не ушёл. По крайней мере, дождался бы его пробуждения, чтобы попросить ждать и дать надежду.

Азирафаэль медленно, с трудом подавляя глухой страх, вздохнул. Неловко потёрся лицом о брюки, пытаясь стереть следы слёз. И, стискивая зубы, через силу выпрямился навстречу вышедшему из-за угла Хастуру.

Глава 13

Темнота.

Демоны не боятся темноты, они её порождения.

«Нет-нет-нет, только не так, пожалуйста! Давай же, давай, дурацкая каменюка, у тебя должен быть конец, ну же!»

Тишина.

«Азирафаэль, чёртов идиот, не молчи, если ты жив, ска… поду… дай хоть какой-нибудь знак!»

Глухой мёртвый камень со всех сторон.

«Я в тебя не верю, слышишь?! Тебя нет. Ты просто дурацкая иллюзия, хренова иллюзия хренова ада, тебя нет, а я есть!»

Пустота.

«Да когда же ты закончишься, ради… ради хоть кого-нибудь, заканчивайся, ну пожалуйста!»

Пустота — это не вакуум. О-о-о, нет. Вакуум был бы предпочтительнее. Пустота — это отсутствие всего. Света, звука, ощущений… жизни.

«Я есть, слышишь, ты, грёбаная тупая иллюзия тупого Ада?! Я есть, а тебя нет, иди к чё… к Бо… проваливай хоть куда-нибудь!»

Кроули знает, что происходит. Хотел бы не знать! Трудно воображать, что всё хорошо, когда тебя вмораживает в жидкий камень. Косяк. Дурацкий потолок оформился раньше, чем они успели прорваться. А-а-а, похрен! Он справится. Ему плевать на идиотский камень. Всё равно он в него не верит. Пока он не верит — этого не случится. Пустота не получит их. Ни его, ни Азирафаэля. Ни за что. Это вообще не пустота, это камень, тупой безмозглый камень, просто тысяча тонн твёрдого камня вверху, внизу, вокруг… Нет, стоп. Никакого камня. Всё хорошо, они просто идут сквозь рубеж Пятого Круга. Мерзко, аааа, как же мерзко! Они идут сквозь потолок, и скоро прорвутся. Точка.

И вообще, никакой пустоты нет. Густая липкая пакость вокруг них. Гадость какая! Горячо… нет, холодно. Нет, всё-таки горячо. Холодно внизу, там, где держат предателей.

«А вы кто — разве не?..»

Стоп, а вот об этом не надо.

«Азирафаэль, ангелы бы тебя побрали, ты ещё жив?! Держись, и лучше молчи, и да, дышать этой дрянью тоже не надо. Хотя нет, лучше всё-таки дыши, ты уже наверху, там можно.»

Он помнит, что успел. Точно, успел. Как раз перед тем, как провалился от толчка куда-то вниз, потеряв направление. Значит, Азирафаэль точно наверху. Только так, и точка.

Кроули не верит в смерть. Значит, её нет. Для них обоих её не будет. Азирафаэль молчит, его нет рядом — это хорошо, значит, он просто снаружи, а сам он ещё внутри — пока ещё! А ты заткнись, тоже мне, голос разума, никто тебя не спрашивал! Ему просто нужно время. Немного времени, чтобы выплыть. Кто-нибудь пробовал плыть в рисовом пудинге? Нет, кто-то точно пробовал — он сам пробовал, он сам сейчас словно в этом рисовом пудинге… в пудинге, не в камне!

Кроули точно знает, что выберется. Должен выбраться. Иначе зачем было выталкивать ангела? Тот не доберётся один до портала. Или оба спасутся, или оба подохнут. Только так. Точка. Так что он выплывет. Ему просто нужно ещё немного времени. Это не камень, он не верит в камень, камень — это вообще фикция. Физический анекдот. В мире вообще нет ничего твёрдого. Просто куча крошечных атомов, крутящихся друг вокруг друга. И полно свободного места между ними. Вообще никаких проблем! Даже проще, чем путешествовать через телефонный сигнал. Хотя жаль, что здесь нет направления тока.

«Азирафаэль, было бы чудесно, если бы ты подал хоть какой-нибудь знак! Маякни, что ли?… А, гадство, ты же не можешь… Ну, тогда просто дождись, будь добр, не вляпайся никуда, я скоро выберусь. Надо просто сообразить, где здесь хренов верх.»

Ад, вообще-то, многомерен. Кроули это помнит, но какой смысл в восьмом измерении, если ему сейчас нужно всего одно? Он очень надеется, что сверху действительно был верх. Ангел в этой склизкой мерзости и минуты не выдержал бы. Так что, если он ошибся с направлением…