Вопреки судьбе

Стоп.

Он не ошибся.

«Слышишь, ты, грёбаный… пудинг?! Я не ошибся, и мы оба живы, и даже не думай, что может быть иначе!..»

Надо выбираться. Холодно, чёрт, чёрт, как же холодно… Нет, всё-таки горячо. Почему здесь так горячо?!. Пудинг едят холодным. Эй, ты меня слышишь, ты, липкая мерзость?!

Кроули не позволяет думать себе о другом исходе. Он прорвётся. Плевать, что тела уже не ощущается. Может, и вовсе уже нет… Неважно. У электронов тоже нет ног, но они же как-то двигаются? А он умнее электрона. Надо просто собраться и заставить себя подняться наверх.

Просто со…

Грёбаный камень, да подчиняйся же ты! Какого ангела ты такой твёрдый? Ты не можешь быть твёрдым, тебя вообще нет! Ничего нет, кроме дурацкого потолка дурацкого Круга. Кроули верит, что это так. Только так, и никак иначе. Он прошёл через одну Границу, и вторую пройдёт, плевать, что холодно… как же холодно… Как же больно!

Это всё вообще неважно. Электроны не испытывают боли. Он сейчас — маленький подвижный электрон, ему нужно просто пройти между большими неповоротливыми атомами дурацкого камня!

«Слышишь, ты… тупая каменюка? Ты — всего лишь дурацкая куча дурацких атомов!»

Это совсем просто. Он уже почти прошёл.

«Ну же, да заканчивайся же ты, чтоб тебя!»

Это прос…

«Нет! Я не верю в тебя! Чёрт-чёрт-чёрт, так не должно быть, пожалуйста, нет!»

Это просто…

…камень.

Это камень, и он не может, не может, не в силах пройти через него.

Ад многомерен.

И нематериален.

…Он просто должен пройти между…

В Преисподней нет атомов.

«Не-е-ет!..»

***

Телефон надрывался, как безумный. Отец Уильям понадеялся было, что звонивший ошибся номером — кому придёт в голову искать священника в три часа ночи? Но громкая, чудовищно неуместная в этом скорбном месте трель не умолкала. Осознав, что неведомый собеседник не отстанет, пастор тяжело вздохнул и аккуратно закрыл маркер колпачком. Оставалось совсем немного, но высохший от времени стержень уже почти не писал, и каждый символ приходилось прорисовывать, по меньшей мере, дважды, чтобы добиться хоть какой-то чёткости.

Пока он рылся в кармане, телефон замолчал. Но прежде, чем Уильям успел обрадоваться этому, принялся звонить вновь, долго и настойчиво. Делать было нечего. Пастор, неловко усевшись прямо на холодный пол, вынул аппарат и аккуратно нажал на зелёный значок.

— Слушаю, — устало проговорил он в трубку, против обыкновения, не спеша представляться. Если кому-то нужен именно он, они и так знают, кому позвонили.

— Дядя! — раздался из телефона встревоженный женский голос, и Ульям вздохнул уже тяжелее. Ну конечно. Добрейшая миссис Нортон не удержалась и поспешила проявить человеческое участие…

— Джессика, милая, у тебя что-то случилось? — мягко спросил он, догадываясь, что именно у неё могло случиться в такое время.

— У меня?! Дядя, при чём здесь я? Что у _тебя¬_ случилось? Мэг позвонила мне только что, сказала, что ты пришёл к ней, бледный, встрёпанный, просил зачем-то краски…

Уильям обессиленно прикрыл глаза.

— Передай милой миссис Нортон мои благодарности, девочка моя. Мою душу согревает мысль, что она не только была столь добра, что не выставила меня в такой час на улицу, но ещё и не пожалела времени, чтобы позвонить тебе. Но ты зря волновалась. Я в полном порядке, не сошёл с ума и прекрасно себя чувствую.

Он слабо улыбнулся собственным мыслям. Действительно, ведь нельзя же считать безумием то, что он сидит в ночи посреди осквернённого сатанинскими символами склепа, верит словам, написанным сотни лет назад в ветхом талмуде, и вдобавок почти закончил пентаграмму, чтобы вызвать демона? По крайней мере, он себя безумцем не чувствует. Говорят, правда, это тоже опасный симптом — сумасшедшие всегда считают себя абсолютно нормальными…

Он тихо засмеялся, и что-то встревоженно говорящая племянница резко замолчала.

— Дядя?

— Помнишь наши игры, малышка?

Джессика помолчала — то ли пыталась сообразить, о чём он говорит, то ли просто задумалась. Возможно даже, о его вменяемости.

— «Лгунья-Мэри»? — наконец, осторожно уточнила она. Уильям улыбнулся.

— «Джек-Молчун», — подтвердил он. Вздохнул, стараясь, чтобы вздох не был слишком тяжёлым. Бедняжка Джесси и так напугана всеми этими… странностями. — Сегодня Джек — я, малышка. Не будем об этом больше. Я не могу рассказывать тебе всего, но я обещаю тебе, девочка моя — со мной всё хорошо. Я не сошёл с ума. И не связался с наркомафией.

Джессика в телефоне нервно фыркнула:

— Наркомафия? Почему именно наркомафия?

— Потому что я с ними не связался, — засмеялся старик. И тут же, подавившись воздухом, невольно закашлялся. Грудь тяжело сдавило, за рёбрами вспыхнула и начала медленно расти тупая боль.

— Дядя!

— Ти… тише, малышка! — с трудом справившись с дыханием, прохрипел он. — Просто кашель. Не надо так нервничать.

— Ты опять не пьёшь своё лекарство! — обвиняюще воскликнула Джессика. Отец Уильям невольно прижал руку к груди, пытаясь отдышаться и с тревогой понимая, что сегодня сердце прихватило уже третий раз. Впрочем, после таких чудес…

— Пью, — не покривив душой, устало возразил он. Поколебался, и добавил мягко, старательно сдерживая дыхание, чтобы не пугать племянницу то и дело прерывающимися хрипами. — Джессика, девочка моя, мне семьдесят три. В моём возрасте немного пошаливающее сердце — это нормально.

В трубке раздалось что-то, подозрительно похожее на всхлип.

Уильям тяжело вздохнул.

— Ну что ты, Джес? Ты что, опять плачешь? Что ты опять выдумала себе, глупая девочка? Я не собираюсь умирать, и чувствую себя почти превосходно, а тебе надо меньше слушать мистера Даулинга! Вечно он пугает тебя своими диагнозами.

— Дядя, — всхлипнули в трубке. — Давай я приеду к тебе сейчас? Ну зачем ты сидишь один в этой своей дурацкой часовне? Вдруг что случится… Я заберу тебе к нам, хочешь? Колин не против, и дети тебя обожают… И мы можем отвозить тебя утром в церковь, если тебе это так нужно…

Старый пастор тяжело вздохнул. Ох, Джессика… Маленькая славная девочка, никак не желающая понять, что молодым надо жить самим, а не оглядываться каждый миг на вот-вот готового преставиться старика.

— Мы уже говорили об этом, малышка, — мягко возразил он, — Я предпочитаю тишину и одиночество. А ты можешь приехать ко мне на выходные.