voprosy masteru 5

Он загадочно замолчал и посмотрел на нее, потом продолжил:

– Отец и Хранитель прикладывали твой кулон к твоей коже на шее, пытаясь дать тебе тем самым утешение, послать сигнал доброго чувства сюда, цепляясь за который, ты могла бы вернуться... Но выходило только хуже. Любовь не могла тебя утешить... И тогда я спас тебя, Энж.

– Как?

Себастиан смутился:

– Не знаю как, но...мне же нужно было вытащить тебя в этот мир!
– Ни с того, ни с сего он начал оправдываться.- Значит, нужно было послать тебе сигнал каким-то чувством...А я же помню, что ты говорила тогда про надежду..., - он многозначительно посмотрел на нее, видимо, ожидая, что вот-вот и она должна догадаться обо всем сама, но этого не произошло, и он закатил глаза к потолку,- Ужастик, соображаешь ты плохо. Я поцеловал тебя, недогадливая ты девчонка! Я передал тебе надежду!

– Он рассмеялся.
– Твой отец чуть не испепелил меня тогда...

– Представляю!
– Энж рассмеялась тоже.

– Но это помогло. Что ты видела там?

Энж погрустнела:

– Все так, как говорил мне Хранитель. Лиам сам просил о наказании. Получается, что после этого я обязана буду внять его просьбе... Но, Себастиан! Мне его стало еще больше жаль... Не говори только никому об этом.

– Хорошо, не скажу. Ты боишься?

– Да. Теперь, когда я узнала саму его сущность, я люблю его еще больше... Прости!

Он печально вздохнул:

– Я все понимаю, Энж. Я уже смирился.

– Неправда, ты надеешься.

– Ты права.

– Мы оба находимся всегда под воздействием чувств, которые носим.

– Как и все Мастера...

Повисло молчание, но лишь на несколько мгновений, и первым его своим смехом нарушил Себастиан:

– А твой отец неплохо устроился! Он оказался умнее всех нас в итоге со своим безразличием!

Минуту они смеялись, наслаждаясь этой общей на двоих эмоцией. Потом Себастиан произнес заговорческим тоном:

– Я тут натворил кое-что...

– Что?
– Энж, наконец, удалось приподняться, чтобы сесть рядом с ним. Она пододвинулась к нему поближе и приготовилась слушать.

– Когда ты перестала метаться под воздействием моей надежды,- весь его вид говорил о том, как он горд за то, что смог помочь подруге. И это не ускользнуло от нее, она толкнула его в плечо, чтобы он не зазнавался.
– ...Так вот..., когда ты уже была в порядке, приняв мою надежду, я был под воздействием такой любви, что мне захотелось сделать что-то хорошее для наших носителей. Особенно для твоего Лиама. Ну, хоть чуток подсластить ему существование, пока никто не видит...

– И...,- Энж замерла в ожидании тайны.

– Я незаметно для всех удалился в Мастерскую, просмотрел оба полотна, выгадал время и в одно время их существования добавил им...,- Себастиан опустил глаза,- страсти.

Энж вскрикнула от неожиданности.

– А что в этом такого?
– Себастиан был невозмутим,- Пусть их влечет друг к другу, а что еще остается? Всегда есть слабая надежда, что под воздействием страсти кусочек любви из полотна моей носительницы выпадет и тогда...Кто знает, может, Хранитель передумает наказывать твоего Лиама...

Энж в порыве нахлынувшего чувства благодарности обняла Себастиана.

– Постой, ужастик...

– Спасибо!

– Подожди! Ничего не вышло же. Твой Лиам почувствовал подвох и сделал финт ушами, посмотришь потом сама.

– Все равно, спасибо!

– Вот до чего меня довела твоя любовь! Уже не думаю о наказании, о твоем существовании, а стараюсь угодить твоему носителю, только чтобы ты улыбнулась. Идиот!

Она чмокнула его в щеку:

– Тебя передумали наказывать?

– Нет еще. Чернота есть, так что...чем-то я должен расплатиться. Но книга молчит, Хранитель хмурится...Проблема. Я выполняю миссию наказания для другого мастера, и если меня отстранят, то кто будет этим заниматься? Своим поступком я подбросил им проблем.

– Ты раскаиваешься в содеянном? В том, что сгоряча разбил надежду?

Он усмехнулся:

– Как ни странно - нет. Это действительно - поступок, это мое решение, хоть оно и внезапное...Я горжусь им.

Дверь в комнату открылась, на пороге показался Мастер. Он осуждающе окинул взглядом молодых людей, но Энж почувствовала, что он доволен ее состоянием. Здесь, в родном доме, она читала отца лучше, чем в Мастерской.

– Себастиан, выйди,- прозвучала просьба.

Тот вздохнул и, прежде чем выйти, посмотрел на Энж с такой нежностью, что ей захотелось воспользоваться последним шансом для того, чтобы не отпускать его, схватить за руку..., но его глаза сказали: "Я рядом" и она успокоилась. Себастиан вышел из комнаты.

Мастер присел на кровать к дочери, держа рукой кулон, глаза его смотрели куда-то мимо нее. Безразличным гулом в тишине раздались его слова:

– Скажи мне, Энж...Разве это так сложно - составить полотно? Разве так сложно просто вставить в него все чувства, одно за другим? Не просматривать, а просто сделать это? Тебе бы хватило двух мастерских дней. И этим ты спасла бы себя и, может быть, даже Себастиана.

– Это трудно, ты прав. Я люблю своего носителя, отец. Мне трудно приносить ему боль.

– Как может быть носитель, человек, который сам же наказал себя, быть дороже всего, дороже всех? Как? Объясни мне! Почему ты к нам так безжалостна? Ведь ты погибнешь, понимаешь ты это? О чем ты думаешь? На что надеешься?

Внезапно осененный догадкой, он вскочил с места, и отпустил кулон:

– Надеешься! Ну, конечно! Это твой дружок постоянно кормит тебя своей надеждой? И как я был слеп! Вы провели даже Хранителя! Но с этого момента я запрещаю вам видеться!

– Нет, отец, я прошу, не делай этого!
– взмолилась она.

– Запрещаю!
– Повторил он.
– И не смотри на меня так, Энж. Ты не знаешь, что чувствуем сейчас мы с твоей матерью, не представляешь, как трудно будет мне объяснить ей твою гибель! Я имею право лишить тебя твоей надежды!

Он протянул дочери маленькое зеркало:

– Вот, полюбуйся! Посмотри на свои глаза. Посмотри в них и узри свою подступающую смерть.

Он вышел, а у Энж оставалось все меньше времени, чтобы взглянуть в зеркало и взять себя в руки после увиденного, чтобы не шокировать и без того сильно обеспокоенную мать.

Но она медлила. Ей было страшно.

***

Стоящие на столе свечи мерцали и потрескивали под порывом свежего ветерка, дующего из открытого окна. Занавески на окнах трепетали, придавая комнате необычайную романтичность и воздушность. Стол был накрыт на две персоны. И комок подкатил к горлу, когда Элизабет увидела, что сидеть за столом придется довольно близко к Генриху... После прошлой ночи она была сама не своя от страха и стыда. Когда она вспоминала все, что происходило тогда, то ей хотелось забыться, убежать, запереться в комнате и не выходить оттуда вечно.