Воришка Мартин

— Только ради тебя, Пит.

— Дай-ка я познакомлю вас получше. Вот этот размалеванный ублюдок гребет под себя все, на что только может наложить лапу. Я не о жратве, Крис, это было бы слишком просто. Лучшие роли, лучшие места, деньги, слава, женщины. Он родился на свет с разинутой пастью, расстегнутой ширинкой и руками, протянутыми к чужому добру. Выдающийся экземпляр — и пенни сохранит, и булку захапает. Так ведь, Джордж?

— Пошли, Пит. Пошли, тебе надо прилечь.

— Как думаешь, Мартин, справишься ты с Алчностью?

— Идем, Пит… Он ничего такого не имел в виду, Крис, просто разнервничался. Перевозбудился — да, Пит?

— Все, молчу. Да, конечно. Все.

— Неделю уже не срал.

С неба опускались сумерки, собирая чаек на ночлег. Одна села на серебряную голову — та покачнулась, птица с перепугу обмаралась и отлетела в сторону, хлопая крыльями. Он устроился в расщелине, надул пояс, завязал ремешки и подложил пояс под голову. Руки сунул под мышки. Голова была в вязаном шлеме, но чего-то не хватало, он выполз наружу и сходил к «Красному льву» за зюйдвесткой. Опять стал проталкивать тело внутрь.

— Проклятие! — Он выбрался наружу и оглянулся. — Черт побери, куда я дел плащ?

Карабкаясь по скалам, осмотрел все: «Красного льва», пещеру с водой, Панорамный утес…

— Не мог же он остаться у Гнома, я никогда там…

Повсюду, в расселинах и на камнях, кучи водорослей, липкие и зловонные — неужели придется все разгребать?

Клеенчатый плащ лежал на вершине скалы, возле Гнома, весь заляпанный белым пометом. Он натянул его поверх бушлата и снова забился в расщелину.

— Вот о чем никто никогда не скажет, даже не подумает. Главное — не опасности, не лишения, а идиотские мелочи, рутина. Целые дни пролетают впустую из-за пустяковых ошибок, которых даже не заметишь, когда занят делом и всегда можешь заскочить в «Красный лев» или к своей цыпочке… Нож! Где нож, будь оно все проклято?

Нож сбился на бок и застрял под левым боком, впиваясь в ребра, как выступ скалы.

— Поразмыслить лучше сейчас, не стоило заниматься этим вместо работы. Если бы я продумал каждый шаг прошлой ночью, то все бы успел за сегодня.

Итак, дела. Во-первых, закончить с водорослями. Потом выбрать место для одежды, чтобы не впадать больше в панику. Лучше складывать прямо здесь, тогда не забуду. Во-вторых… нет, в-третьих, второй была одежда. Сначала одежду в расселину, потом водоросли, чтобы довести до конца линию. В-третьих, вода. Здесь не покопаешь, придется собирать: найти канаву ниже залежей помета, но там, куда не долетают соленые брызги…

Он поморщился и подвигал челюстью. В шерстяном шлеме отросшая щетина отчаянно чесалась. Обожженные солнцем плечи и ноги мерзли, кожу покалывало. Выступы камня впивались в бока.

— Скоро пойдет дождь, и воды станет слишком много. Как быть с этой расщелиной? Лишь бы одежда не намокла. Надо устроить навес. Может быть, завтра меня спасут.

Он вспомнил, как утром был уверен, что спасение придет сегодня, и сердце болезненно сжалось, будто кто-то нарушил данное слово. Надо бы постучать по деревяшке, только где ее тут раздобудешь? Даже огрызка карандаша нет. Не найдешь и соли, чтобы бросить через левое плечо. Разве что капельку соленой морской воды.

Пальцы ощупали правую ногу. Старые рубцы тоже, должно быть, обгорели: кожу пекло — не слишком сильно, но ощутимо. Он поморщился, щетина снова царапнула по грубой шерсти.

— В-четвертых, наточить нож и побриться. В-пятых, разобраться с моим запором.

Обгоревшую кожу кольнуло.

— Просто реакция, вот и все. Я прошел сквозь ад — в море и в той проклятой воронке, — а когда выбрался, почувствовал себя на седьмом небе. Теперь, ясное дело, откат. Надо поспать. Успокоиться и сосредоточиться на сне.

Обожженное тело горело, щетина чесалась и колола, выступы камня разжигали свои медленно тлеющие костры. Они были везде, как море вокруг, остались и после того, как сознание изменилось, обернулись светящимися холмами, раздвинулись во всю ширь вселенной. Он то наблюдал их сверху, зависнув в пространстве, то ощущал всем телом, заполняя каждый уголок горящей кострами пещеры.

Он открыл глаза и посмотрел вверх. Потом смежил веки и пробормотал:

— Я сплю.

Глаза раскрылись, но солнце не исчезло. Костры горели бледнее, позволяли отвлечься. Он глядел в дневное небо и пытался припомнить, что такое время и почему оно так внезапно сжимается.

— Я совсем не спал!

Сознание никак не желало выходить из своего убежища и заняться делом. Губы шевельнулись, монотонные слова растаяли в воздухе:

— Сегодня меня спасут.

Он выбрался из расселины. Утро выдалось теплое, и он, оставшись в свитере и брюках, аккуратно свернул остальную одежду и засунул в щель. Он склонился над лужей с пресной водой — красный ил отпечатался на груди. Пил он долго, а когда оторвался, заметил, что темное пространство между водой и отверстием в крыше стало шире.

— Надо набрать воды.

Лежа неподвижно, он раздумывал, что важнее: заняться резервуаром или закончить вал из водорослей, но вспомнил, как быстро убегает время, если за ним не следить, и вскарабкался на Наблюдательный пост. Мир играл красками. Солнце припекало, густо-синее море весело искрилось. Тени живописных скал отливали пурпуром. Он оглянулся на Хай-стрит и поразился красоте пейзажа. Зажмурил глаза, снова открыл — ничего не изменилось. Скалы и море казались нарисованными. Яркие цветные пятна заполняли все три просвета зрительного окна.

— Я еще сплю. Я заперт внутри своего тела.

Он пошел к «Красному льву» и присел у воды.

— И зачем я все это таскал?

Хмурясь, посмотрел на море.

— Надо раздобыть еды. Впрочем, я не голоден, займусь-ка лучше водорослями.

Он вернулся к ночной расщелине, взял спасательный пояс и нож и отправился к Панорамному утесу. Вблизи все было уже собрано, и по уступам приходилось лезть дальше. Поглядев на один из уступов, он вдруг задумался.

— Сюда я приходил за камнями для Гнома. Вон ту глыбу пытался сдвинуть, но не смог, хоть она и с трещиной.

Нахмурившись, он стал медленно спускаться, пока не завис, держась за край скалы совсем рядом с трещиной. Как и вся поверхность скалы, куда доставала вода, камень был покрыт слоями ракушек и загадочными наростами. Трещина расширилась, а вся глыба сдвинулась и чуть заметно накренилась. В глубине расселины царила жутковатая темнота.

Он разглядывал отколотую плиту, пока не забыл, зачем полез, и принялся рассматривать всю скалу, медленно ворочая головой из стороны в сторону. Просто камень, торчащий из воды… или нет?