Ворлок из Гардарики

Это хорошо. Есть надежда, что хозяин дома – не враг.

Парень чуть не обругал себя самыми черными словами. Мог бы, так и по лбу кулаком приложил бы.

Это же надо! Его спасли, перевязали раны, уложили в хозяйскую постель – другой в доме все равно не было, а он подвох ищет! Надо поблагодарить спасителя, а там и прощаться. Чем скорее к своим выберешься, тем лучше.

Вратко несмело кашлянул.

Сидящий у огня живо обернулся. Его лицо оказалось сморщенным, как печеное яблоко, и докрасна загорелым.

– Очнулся наконец! – говорил он по-саксонски, и Вратко хорошо его понял.

– Где я? Кто ты? – спросил парень, удивляясь слабости собственного голоса.

– А что тебя интересует больше? – усмехнулся старик.

– Как я сюда попал?

– Ох, как много вопросов ты задаешь! – покачал головой хозяин. Поднялся, подхватил березовый чурбачок, на котором сидел, подошел к лавке, занятой новгородцем. Уселся рядом. – Может, мне тоже хочется тебя расспросить? А ты не даешь и слово вставить. Как мне быть?

Вратко подумал, что уж чего-чего, а молчаливостью хозяин не отличается. На одно его слово три своих находит. Но вслух сказал:

– Давай по очереди.

– Что по очереди? – прищурился старик.

– Спрашивать по очереди.

– А! Хорошо придумал. А поесть ты не хочешь?

Словен прислушался к себе. В животе урчало. Наверное, поесть стоит.

– Хочу.

– Молоко будешь?

– Буду.

– Годится! – Похоже, гостеприимный хозяин радовался любой мелочи. Он вскочил, легкой походкой, не вяжущейся с его сединами и сутулой спиной, подошел к столу. Плеснул из кувшина в глиняную кружку. Сунул ее Вратко в руки.

– Пей! Козье!

Можно подумать, без его пояснений трудно догадаться. Запах козьего молока ни с чем не спутаешь. Признаться честно, Вратко его не любил. Но с детства верил в целебность – и мать, и бабка приучили, чуть что, пить парное молоко, надоенное у криворогой и вздорной Зорьки.

Только после первых двух глотков парень понял, что проголодался зверски. Сколько же дней он провалялся в беспамятстве?

– Кто первый спрашивает? – подмигнул старик, принимая кружку.

– Давай, ты.

– О! Уважаешь седины? Мне это нравится.

Он присел, утвердил локти на коленях:

– Начнем, пожалуй. Как тебя зовут?

– Вратко.

– Странное имя. Я такого не слышал никогда.

– Я родился далеко отсюда.

– И где же?

– В Новгороде. Урманы называют его Хольмгард.

– О! И правда далеко! – Старик причмокнул. – А землю, откуда ты родом, викинги называют Гардарикой?

– Да.

– Очень интересно. Но я задал уже два вопроса. Твоя очередь.

– Спасибо. Как тебя зовут, почтенный?

– Ох, какой ты вежливый, Вратко из Хольмгарда. Называй меня… – Он задумался на мгновение: – Называй меня Вульфером.

– Почему ты так говоришь, Вульфер? Это не твое настоящее имя?

– Настоящее. Сейчас настоящее. Но я сменил много имен.

– Понял. Спасибо. Твоя очередь.

– И спрошу… Как ты оказался в Англии?

– Приплыл. С войском Харальда Сурового.

– О! Интересно. Можно мне вопрос вне очереди?

– Изволь.

– Кто стрелял в тебя?

– Люди из дружины хевдинга Модольва Кетильсона.

– Не удержусь, спрошу еще. У этого хевдинга имя, обычное для северянина. Он разве не служит Харальду Сигурдассону?

– Прикидывается, что служит, – честно ответил Вратко. – А на самом деле я не знаю, кому он служит. Но подозреваю, что Вильгельму Нормандскому.

– Очень интересно! – покивал старик-хозяин. – И почему же они в тебя стреляли?

Вратко помедлил совсем немного, прикидывая, стоит ли раскрывать всю душу перед въедливым, хотя и вроде бы благожелательным старичком? Вульфер тотчас же обратил внимание на заминку:

– Не хочешь – не говори. У нас свободная беседа. Не допрос ведь.

– Спасибо, – кивнул новгородец. – Теперь могу я спрашивать?

– Если хочешь.

– Какой сегодня день? – Все-таки ему очень хотелось узнать, сколько он пролежал в хижине.

– Через пять дней – Святой Михаил.[88]

– Что?! – Вратко попытался подняться. Три дня прошло с того злополучного похода за водой. Три дня… Да его уже и искать бросили. Похоронили, небось, давно… – Войско норвежского конунга еще здесь?

– Куда ж ему деться? – рассмеялся старик. – Судят-рядят с городом Йорком – на каких условиях горожане признают владычество Харальда. На завтра назначен тинг.[89] Будут решать. Но, я думаю, жители не станут противиться предложению конунга. Худой мир лучше доброй ссоры. Согласятся на все его обещания, выдадут заложников… Помощи-то ждать неоткуда. Где Гарольд Годвинссон? Один Господь ведает.

– А ты откуда все это знаешь? Уж прости мое любопытство…

– А чего же мне не знать? Не в лесу живу.

– А где?

– На опушке! – Вульфер показал на удивление ровные и белые зубы. Прямо как у двадцатилетнего.

– Нет, правда…

– А я и не думал врать. На опушке стоит моя хижина. На излучине Уза. Впереди река, позади лес. С голоду не помрешь. Рыбу ловлю – в Йорк вожу на рынок. Кролика в силок словлю – сам съедаю. Собаку вот кормлю…

Будто бы в подтверждение его слов, в дверь поскреблись. Заискивающее поскуливание яснее ясного дало понять – собаку только вспомни, а она уже на порог.

Хозяин поднялся и толкнул дверь. Вратко удивился – на Руси старались делать двери открывающимися внутрь дома, а не то снегом привалит, вовек не выберешься, так и пропадешь от голода. Здесь же обильных снегов, по всей видимости, не знали.

Пес вбежал, радостно виляя хвостом.

Словен, ожидавший увидеть ночных спасителей, черных, как смоль, лохматых и устрашающе огромных, удивился. Сторож Вульфера ростом едва достигал колена. Кудлатый и вислоухий. Хвост бубликом. Шерсть грязно-белая с забавным черным пятном на спине, наподобие седла.