Вороны вещают о смерти

Сердце замерло в ожидании, когда я вгляделась в ее серые, водянистые глаза. В отражении играли блики пламени, и мой темный силуэт очертился там, вполне обычный, такой, какой и должен быть.

Мгновения шли, ничего не менялось. Мы переглянулись со старейшиной и одновременно отстранились от пленницы.

– Простой человек, – заключила я, а Томира вдруг громко всхлипнула.

– Да, вижу.

– А если кто засомневается, пускай сам заглянет ей в глаза.

– Было бы все так просто, дитя… Когда люди напуганы, правда – последнее, что их волнует.

– Так вы отпустите ее?

– Отпущу. Утром и при свидетелях. Расскажу про отражение. А если кто-то снова найдет мертвое животное или ещё что – это только подтвердит мои слова в глазах людей. Но если не найдут… Даже и не знаю. Слышишь, Томира? Придется тебе до утра потерпеть, но потом пойдешь домой, даю слово.

Женщина только хлюпала носом и растерянно моргала. А я, глядя на нее, чувствовала одновременно и облегчение, и тревогу. Колдун так и остался неизвестным, и как искать его, у меня пока не было мыслей.

Мы поднялись наверх и снова заперли женщину. Подумалось, что после сегодняшнего она сляжет с простудой, и в голове тут же появился рецепт лекарственного сбора, будто я знала его всю жизнь. Удивительный все же этот дар.

– Старейшина, – окликнула я, прежде чем он развернулся к дому. – Не говорите никому про меня.

– А не лучше ли было бы тебе открыться людям? Смогла бы помогать им, а они, глядишь, и успокоились бы немного.

– Да какая там польза… Начнут ещё саму в колдовстве обвинять. Давайте лучше решим, как колдуна искать.

– А как? – устало откликнулся он. – Ходить ночами по избам, людей тревожить? Тут нужна осторожность, Огнеслава. Если он почувствует опасность, начнет действовать активнее. А пока у нас лишь несколько мертвых животных. Можно и стерпеть. – Взгляд старейшины стал тяжёлым из-под густых нахмуренных бровей. С серьёзностью и даже предостережением он добавил: – Так что не лезь ты в это, девочка. С божьей помощью справимся. А про тебя, так и быть, людям говорить не стану.

Он коротко сжал плечо на прощание и побрел прочь. Совсем скоро пламя факела – единственный источник света – потонуло в густом непроглядном мраке. Озябшими от холода пальцами я вцепилась в сырую накидку в надежде защититься хотя бы от колючего, пробирающего до костей ветра и тоже поспешила к дому.

Усталость давала о себе знать. Едва хватало сил, чтобы переставлять ноги. Они казались тяжёлыми, словно на них болтались не мокрые куски ткани с налипшей дорожной грязью, а железные башмаки.

А на сердце полегчало лишь отчасти. Мучили многочисленные вопросы. Правильно ли поступила, доверив тайну старейшине? Он казался порядочным человеком, справедливым. Даже плащом поделился с предполагаемой колдуньей. Значит, было в нем сострадание. Но почему посоветовал не искать колдуна, не злить его? Может, несколько смертей в год, которые я и сама вначале посчитала случайными, в масштабах села казались ему малостью? Или, может, он просто не знал, что делать, если действительно удастся выследить колдуна? Как бы пригодился сейчас мудрый совет волхва…

Подумалось о подкладах и о том, что можно понемногу и втайне снимать проклятия с отмеченных дворов, не рискуя привлечь нежелательное внимание. Учиться пользоваться даром и набирать силы. Наблюдать.

Скоро праздник летнего коловорота, день Купалы, когда селяне по обычаю соберутся на капище. Во тогда-то и будет понятно, за кем стоит приглядывать особо. Если кто в круг богов не сможет зайти – значит, или проклятие на нем, или тяжёлая вина.

Наконец, хоть какие-то намётки плана. Немного приободренная этой мыслью, я зашла на родной двор. Край небосвода посерел к тому времени, и в полумраке обозначились очертания построек, размытые туманом и пеленой мороси.

Взгляд зацепился за опустевший сарай, и на душе снова стало тоскливо. Дом, где я выросла, всегда казался надёжным местом, уютным и милым сердцу. Но теперь он стал грустным, неприветливым. Теперь он не мог защитить от невзгод.

Внутри было все ещё тепло, но печь, видно, никто не топил со вчерашнего утра. В замешательстве я оглядела пустой стол, очерченный тусклым светом из щелей в ставнях. Когда последний раз ела? А когда готовила матушке? Неужели, происходящее в селе и новый знакомый так меня увлекли, что стала забывать о семье?

– Вернулась-таки? – раздался рассерженный голос матушки. Я вздрогнула и обернулась, но в темноте не могла её видеть. – А я уж думала – все, сгинула моя бедовая в том же болоте, где и отец.

– Я…

– Что, снова сказочку заведешь, что с парнем была? Не стыдно мать-то обманывать, а? От тебя за версту нечистью и лесом несёт. Я этот запах знаю. Рябина такой же был. Ну, права я? В лес опять ходила?

Мгновение я растерянно гадала, что бы ответить, но голова как назло была пуста. Со вздохом пришлось признать:

– Ходила.

– Зачем же на этот раз? Болотника что-то не видать.

– Не сердись, матушка, – устало отозвалась я, скинула епанчу, а вместо нее закуталась в платок.

– А я знаю зачем! – гневно воскликнула она и зашлась хриплым кашлем. Когда приступ отпустил, заговорила уже тише, но каждое слово сочилось злобой и затаенной обидой: – Лесные духи глаз на тебя положили, тянут в своё обиталище, а ты и рада. Кого ты там встретила, в чаще, а?

Я хмуро поджала губы. Не хотелось ни отвечать ей, ни спорить. Все равно ведь не поймет. Хотелось только отдохнуть, но матушка не унималась.

– Молчишь. Видать, права я. Нечисть тебя в лес тянет. Знаю я таких. Скучно духам, вот и забавляются с людьми. В доверие втираются, предлагают исполнение желаний, или показать, где клад зарыт, или ещё что. Но что бы ни обещали они – не верь. Духам лишь одно нужно: жизнь человеческая. А если для начала они эту жизнь как следует подпортят, так ты им ее на блюдечке сама принесешь.

– Да много ли ты знаешь про духов… – с досадой бросила я, укладываясь на полок. Матрас привычно зашуршал соломой. Я с наслаждением распрямила гудящие ноги и приготовилась уже погрузиться в сон.

– А ты-то сама много знаешь? Я уже долго живу, всякое повидала. Так что прошу: не ходи больше в Чернолес! – жалобно и с отчаянием простонала матушка. – Если не духи тебя погубят, так соседи изведут, в колдовстве заподозрив. Разве не видишь сама: в селе неспокойно. Нельзя лишних проводов для пересудов давать. А ты все как назло делаешь. Стоит кому-то увидеть, как ты бродишь в грозу в предрассветный час…

– Ничего не случится, матушка.

Глаза слипались, мысли сделались вязкими. Какую-то тревогу принесли слова матушки, но я уже не могла ни на чем сосредоточиться. Услышала только ее протяжный, полный беспокойства вздох.