Ворошилов

«Ваши сегодняшние представления напоминают шантаж. Вас запугивают командующие армиями, а Вы, в свою очередь, решили, видимо, запугивать Ставку всякими ужасами насчёт прорывов, обострения положения и прочее. Конечно, если Вы ничего не будете делать для того, чтобы требовать от своих подчинённых, а будете только статистом, передающим жалобы армий, Вам придётся тогда через несколько дней сдавать Ленинград, но Ставка существует не для того, чтобы потакать шантажистским требованиям и предложениям.

Ставка разрешает Вам отвести части с линии Выборга, но Ставка вместе с тем приказывает Вам, чтобы части ни в коем случае не покидали подготовленного рубежа по линии Маннергейма. Ставка запрещает Вам оголять Лужскую губу и отдавать её противнику. Если даже придётся 8-й армии чуточку отступить, то она всё же во что бы то ни стало должна прикрыть Лужскую губу вместе с полуостровом.

Ставка требует, чтобы Вы наконец перестали быть статистом и специалистом по отступлению и вошли в подобающую Вам роль командующего, вдохновляющего армии и подымающего дух войск.

Сталин, Шапошников» [305] .

В телеграмме рядом с подписью Сталина стояла подпись маршала Шапошникова. Маршал, как мы знаем, летом 1940-го был освобождён от должности начальника Генерального штаба РККА; теперь он вновь занял её вместо Жукова, который получил назначение на другой ответственный участок службы.

29 августа генсек послал в Ленинград телеграмму на имя Молотова, где раздражённо писал:

«Только что сообщили, что Тосно взято противником. Если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо, а все ленинградские дивизии рискуют попасть в плен. Что делают Попов и Ворошилов? Они даже не сообщают о мерах, какие они думают предпринять против такой опасности. Они заняты исканием новых рубежей отступления, в этом они видят свою задачу. Откуда у них такая бездна пассивности и чисто деревенской покорности судьбе? Что за люди — ничего не пойму. В Ленинграде имеется теперь много танков КВ, много авиации... Почему эти важные технические средства не действуют на участке Любань — Тосно? Что может сделать против немецких танков какой-то пехотный полк, выставленный командованием против немцев без этих технических средств? Почему богатая ленинградская техника не используется на этом решающем участке? Не кажется ли тебе, что кто-то нарочно открывает немцам дорогу на этом решающем участке? Что за человек Попов? Чем, собственно, занят Ворошилов и в чём выражается его помощь Ленинграду? Я пишу об этом, так как очень встревожен непонятным для меня бездействием ленинградского командования. Я думаю, что 29-го ты должен выехать в Москву. Прошу не задерживаться» [306] .

305

ЦАМО РФ. Ф. 3. Oп. 11556. Д. 2.

306

Известия ЦК КПСС. 1990. № 9. С. 213.

29 августа 1941 года произошли кардинальные изменения в структуре военного руководства в Ленинградском регионе. Государственный Комитет Обороны принял постановление № 599сс «О Северо-Западном фронте». В соответствии с ним Северо-Западный фронт переходил в непосредственное подчинение Верховному главному командованию; Главное командование Северо-Западного направления объединялось с командованием Ленинградского фронта. Главнокомандующим фронтом был назначен К. Е. Ворошилов, членами Военного совета — А. А. Жданов, А. А. Кузнецов, И. С. Исаков [307] и Н. Н. Клементьев [308] , начальником штаба — М. М. Попов.

307

Адмирал Иван Степанович Исаков, первый замнаркома ВМФ СССР и по совместительству начальник Главного морского штаба, на второй день войны был направлен на Балтику для руководства действиями морских сил. В июле 1941 года Ставка назначает его заместителем по морской части главнокомандующего и членом Военного совета Северо-Западного направления.

308

Дивизионный комиссар Николай Николаевич Клементьев — бывший член Военного совета Северного фронта.

На следующий день, 30 августа, ГКО «в связи с объединением командования войск Северо-Западного направления и Ленинградского фронта» упразднил Военный совет обороны Ленинграда «с передачей его функций Военному совету Ленинградского фронта».

Ленинградский фронт

3 сентября 1941 года Василий Фомич Коньков ехал через весь Ленинград на Дворцовую площадь, где располагался бывший штаб главнокомандующего Северо-Западным направлением Маршала Советского Союза Ворошилова, а ныне Ленинградского фронта. Он не узнавал города, который некогда поражал его прекрасными площадями и дворцами. На перекрёстках дыбились надолбы, окна первых этажей зияли амбразурами для стрельбы из пулемётов и пушек, в небе неподвижно зависли аэростаты...

Так начинается глава «Легендарный Невский пятачок» книги воспоминаний генерал-майора В. Ф. Конькова «Время далёкое и близкое», командовавшего в Великую Отечественную войну под Ленинградом 115-й стрелковой дивизией, затем Невской оперативной группой и в последующем ставшего заместителем командующего 1-й гвардейской танковой армией [309] .

Он ехал на доклад к маршалу. Думал: о чём докладывать Ворошилову? 115-я стрелковая дивизия вела тяжёлые бои под Выборгом, и вот теперь, к концу августа, бесславно отошла к Ленинграду. Хотя дрались с фашистами не хуже других, врагу от бойцов его дивизии досталось крепко. Но потери людей очень большие, за них предстояло держать строгий ответ.

309

См.: Коньков В. Ф. Время далёкое и близкое. М.: Воениздат, 1985.

В памяти Конькова всплыла встреча с Климентом Ефремовичем перед войной под Серпуховом. Тогда маршал произвёл впечатление деятельного, очень энергичного человека, военачальника с живым умом и твёрдым характером. Как он выглядит сейчас, когда обстановка вокруг Ленинграда такая тяжёлая — город в смертельной опасности?

Главнокомандующий принял комдива без проволочки, сразу же. Он показался Василию Фомичу тревожно-озабоченным, с печатью болезненной усталости на лице. Ворошилов вяло пожал Конькову руку, произнёс:

— Прибыли — хорошо. Доложите о состоянии дивизии.

Выслушав доклад, сделал некоторые замечания и отметил, что 115-я дивизия воевала неплохо. Василий Фомич облегчённо вздохнул.

— Вашей дивизии, товарищ Коньков, — сказал маршал, — следует срочно быть на Неве. Там созревает нестабильное для нас положение, противник устремился к Ладожскому озеру, хочет изолировать от него город. Зайдите к начальнику штаба Попову, он уточнит вашу новую боевую задачу.

Коньков обрадовался, что вновь встретится с человеком, который уже однажды покорил его своим обаянием, доступностью, широтой кругозора. Это было в марте 1941 года. Со штабными и полковыми командирами Василий Фомич возвращался из-под Выборга, где проводилась рекогносцировка местности. До отхода поезда ещё оставалось время, люди толкались на станционном перроне. Вдруг в окружении порученцев и охраны подошёл командующий Ленинградским военным округом генерал-лейтенант Маркиан Михайлович Попов. Он приветливо со всеми поздоровался и, обращаясь к Конькову, предложил:

— Товарищ генерал-майор, нам, кажется, по пути, прошу вас в мой вагон.

Это сразу расположило комдива к Попову. Василий Фомич с удовольствием принял предложение. Ехать в одном вагоне вместе с командующим округом предстояло несколько часов. Во время поездки Коньков чувствовал себя свободно, общался с высоким начальством, как он пишет в книге «Время далёкое и близкое», без робости. Попов оказался хлебосольным хозяином — вместе пообедали, не обошлось без ста граммов...

От Ворошилова Коньков отправился к начштаба фронта. Маркиан Михайлович встретил старого знакомого с большой теплотой... Дивизия Конькова сосредоточилась в районе Невской Дубровки и получила трёхдневный отдых. За это время она пополнилась находившимися там двумя истребительными батальонами народного ополчения (4-й и 5-й) и несколькими отдельными танковыми и артиллерийскими подразделениями. Ей предстояло в связке с другими частями, в частности морской пехоты, оборонять рубеж на правом берегу Невы от Овцина до Ладожского озера. Здесь предполагался прорыв 39-го моторизованного корпуса генерал-полковника Рудольфа Шмидта, на который германское командование возложило задачу «поставить точку» в окружении Ленинграда.

5 сентября Ворошилов побывал в 115-й дивизии.

— Надеемся на вас, Василий Фомич, — сказал маршал Конькову, осмотрев наиболее уязвимые участки обороны. — Держитесь упорно...

Бойцы дивизии Конькова держались стойко. Только остановить Шмидта они не могли. 39-й корпус немцев вышел к Неве с юга и перерезал железнодорожное сообщение с Ленинградом. 8 сентября его части взяли Шлиссельбург и тем замкнули блокадную удавку вокруг Северной столицы.

Танковые и моторизованные дивизии вермахта усиливали нажим на обороняющиеся советские части, которые под их натиском то здесь, то там оставляли отдельные участки укреплённых позиций. Гитлер поставил задачу войскам группы «Север» выйти к южному берегу Ладожского озера и замкнуть кольцо окружения вокруг города. Ставка требовала от командования фронтом стоять насмерть, любой ценой удержать немцев на подступах к Ленинграду.

В Директиве за № 001513 Военному совету Ленинградского фронта она не скупилась на порицающие ноты:

«Ставка считает тактику Ленинградского фронта пагубной для фронта. Ленинградский фронт занят только одним — как бы отступить и найти новые рубежи для отступления. Не пора ли кончать с героями отступления? Ставка последний раз разрешает вам отступить и требует, чтобы Ленинградский фронт набрался духу честно и стойко отстаивать дело обороны Ленинграда» [310] .

310

ЦАМО РФ. Ф. 148а. Оп. 3763. Д. 97. Л. 29.