Ворошилов
Шрифт:
— Думаю, — говорил командарм, — что немцы за Донец не пойдут, драться будем с казаками. Давайте думать, как пробиться к Царицыну.
Обнаруживается, что налицо разногласие:
— Надо бросить составы, идти пешим порядком, — высказывается один из командиров. — Впереди взорваны мосты, мы не сможем двигаться быстро. А если сколотим крепкие отряды — быстро проскочим через Донскую область.
Такого же мнения держались и некоторые другие командиры, но против него категорически возражал Ворошилов:
— Я тоже знаю, товарищи, что поход в эшелонах будет и долгим, и трудным, но предложение идти пешим порядком гибельное. Сколотим крепкие отряды, говорите вы. А где их сразу возьмешь? Как только выйдем в степь, лишимся прикрытия бронепоездов — нас со всех сторон обложат казаки, и попробуй тогда сохрани дисциплину и порядок! У меня Лихая до сих
Мнение Ворошилова возобладало в совете, и огромная, 50-тысячная масса людей двинулась на восток. Кроме луганских металлистов, здесь были отряды харьковских рабочих, донецких шахтеров, Полтавский, Нежинский, Изюмский, Киевский, Одесский отряды (последний состоял из черноморских моряков и одесских грузчиков). В Каменской в 5-ю армию вошли иногородние и казаки под командованием Щаденко, в Белой Калитве — богураевские горняки и т. д. Пестрота, разнообразие людского состава этих отрядов, разнохарактерность командиров, часто их строптивость, упрямство делали чрезвычайно сложным управление такой армией. Кроме того, от Лихой вместе с отрядами Ворошилова двигались эшелоны 3-й украинской армии, командиры которой не желали признавать ничьего руководства. Попадались анархически настроенные отряды и отрядики. Заставить их признать общее руководство — почти невыполнимая задача. Только с энергией Ворошилова, его решительностью, настойчивостью и твердостью можно было сплотить эту массу людей, вести ее в бой.
Впрочем, такое же положение сложилось в ту весну 1918 года на всех зарождающихся фронтах гражданской войны, будь то Северный Кавказ, Урал или Дальний Восток. Сам этот период гражданской войны с полным правом позднее назвали «отрядным периодом».
Ворошилову и его соратникам приходилось создавать дисциплинированное, способное к боевым столкновениям воинское объединение на ходу, в обстановке, когда каждую минуту следовало ожидать нападения коварного и жестокого врага.
Впереди вереницы составов, двигавшийся со скоростью 3–5 километров в день, шел бронепоезд «Черепаха» и бронеплатформы с орудиями и пулеметами. Их сопровождали сильные отряды рабочих. Затем следовали эшелоны с людьми и грузами. По обе стороны, на небольшом удалении, походным порядком шли небольшие, хорошо вооруженные отряды. В арьергарде, замыкая это необычайное даже для гражданской войны шествие, находились Луганский и Одесский отряды, располагавшие броневыми платформами с орудиями. Это ощетинившееся во все стороны оружием «каре», по мысли его организаторов, должно было обеспечить, и действительно обеспечило, продвижение 50 тысяч людей сквозь враждебные донские станицы.
Начиная от Белой Калитвы, казаки не оставили в сохранности ни одной станции, разъезда, водокачки. Они взрывали мосты, стрелки, на протяжении нескольких верст разбирали железнодорожные пути, жгли шпалы, гнули рельсы, утаскивали их в степные балки. Пришлось создать специальные восстановительные отряды, они разбирали путь сзади эшелонов и укладывали его заново впереди. Это крайне задерживало продвижение эшелонов армии.
Население эшелонов так пообжилось на колесах, что чувствовало себя почти как дома. Во время стоянок у составов, не обращая внимания на стрельбу, играли ребятишки, женщины стирали и сушилн белье, стряпали под откосом на кострах. Случалось, что, когда эшелоны наконец начинали двигаться, обитатели города на колесах протестовали и требовали обождать, пока они доварят обед.
На всем пути в степном, маловодном краю армия страдала от недостатка воды и топлива, из-за их отсутствия паровозы часто останавливались. Поскольку водокачки были взорваны, до ближайших речек или колодцев расставляли цепочки из бойцов, женщин и подростков длиною в два-три километра и по ним из рук в руки передавали ведра и котелки с водой. В топливо же шло все, что попадалось: тысячи людей разбредались по степи, собирали дрова, ветки, ломали заборы, строения.
Не хватало продовольствия. Агитаторы белых, поднимая казаков окружающих станиц на поход против эшелонов 5-й армии, соблазняли их тем, что в этих эшелонах будто бы красные увозили много продовольствия, мануфактуры, обуви, сахара, табаку и даже денег. На самом же деле груз состоял из ценного оборудования луганских заводов, орудий, пулеметов, снарядов, патронов. Продовольствия, за исключением сахара
и крахмала, было очень мало, его следовало расходовать экономно. Именно из-за попыток учесть продовольствие в станице Морозовской у Ворошилова возник конфликт с командирами отрядов 3-й армии.Станица Морозовская была одной из наиболее революционных в Донской области, здесь возникли крупные отряды местной Красной гвардии и сохранилась Советская власть. Когда во второй декаде мая 5-я армия достигла станицы и на несколько дней задержалась здесь, возник вопрос: как быть дальше? На совещании командиров вновь прозвучало предложение покинуть эшелоны и прямо по степи идти к Царицыну, до которого оставалось 180 километров. Местные морозовские руководители вообще не склонны были покидать станицу, намереваясь защищать ее собственными стами.
Ворошилов сумел настоять: поход будет продолжен в эшелонах, морозовские же отряды получат вооружение — 10 тысяч винтовок, пулеметы, патроны — и будут защищать станицу до тех пор, пока смогут. Он выставил и еще условие — надо ввести строжайшую экономию продовольствия, боеприпасов, учесть их, централизовать расход. Это вызвало недовольство командиров отрядов 3-й армии: ворошиловская армия, как более сильная и дружная, хочет таким путем, утверждали они, забрать все в свои руки.
— Оставить все так, как есть, — агитировали противники Ворошилова в отрядах.
Конфликт зашел так далеко, что Ворошилов был вынужден арестовать левого эсера Вишневского, командовавшего 3-й армией. Тотчас же у штабного вагона собралась толпа возбужденных бойцов, требовавшая выпустить Вишневского. Ворошилов вышел к ним и объяснил, что Вишневский арестовал ввиду его дезорганизаторских действий и что ко всем, кто будет проявлять неподчинение, командование не замедлит принять строгие меры. Предупреждение подействовало.
Одной из главных тревог Ворошилова было полное отсутствие связи с центром. Больше месяца 5-я армия была оторвана от Советской республики, никаких газет никто не видел, распространялись слухи, что Советской власти нет уже и в Москве, и в Петрограде. Положение в Царицыне, куда с таким трудом прорывалась 5-я армия, оставалось также неясным, в эшелонах поговаривали, что все прибывающие в город отряды царицынские власти разоружают, а кое-кого и расстреливают. В Царицын была послана делегация во главе с Артемом.
С трудом, с опасностью и приключениями, она пробилась в город на Волге. Здесь Артем встретил Г. К. Орджоникидзе, чрезвычайного комиссара южного района. По сохранившейся телеграфной линии Орджоникидзе и Артем вызвали Ворошилова на станцию Чир для встречи. Ворошилов собрался ехать. Но преже чем поехать самому, он отправил в Царицып под прикрытием «Черепахи» и небольшого отряда красногвардейцев эшелон с несколькими сотнями раненых.
Считалось, что линия, вплоть до станции Чир, была свободна. Поэтому, когда вечером 22 мая поезд, проделав значительную часть пути, остановился на ночь у станции Суровикино, раненые не волновались. Ночью бронепоезд ушел, а в четыре-пять часов утра станцию атаковали казачьи отряды полковника Попова. Охрана поезда и небольшой местный суровикинский отряд героически защищались, но все же около девяти часов утра казаки ворвались на станцию. Немедленно началась расправа с ранеными: беззащитных людей расстреливали и прикалывали штыками, рубили шашками. От этого гнусного занятия казаков отвлекла лишь возможность грабежа имущества, находившегося в вагонах.
Вдруг около десяти часов утра с запада, со стороны станции Обливская, появился дымок паровоза. Это была так называемая «бронелетучка», состоявшая из нескольких больших, кустарно забронированных американских платформ. На тамбуре передней площадки виднелась крепкая фигура человека в кожаной куртке, опоясанной ремнем. Это Ворошилов вместе с Пархоменко и Рудневым спешили на станцию Чир. Но попасть туда им в этот день не привелось.
В трех-четырех верстах западнее Суровикина, у мостика через речку Осиновую, на бронелетучку напали казаки. Несколько часов, до полудня, шла ожесточенная перестрелка, и все же Ворошилову с товарищами удалось пробиться на станцию. Санитарный поезд стоял в тупике, и прицепить его к паровозу было невозможно. Тогда под градом пуль Ворошилов, Руднев, Пархоменко бросились перетаскивать уцелевших раненых в бронелетучку, при этом Пархоменко ранили в плечо. Следовало торопиться: казаки могли разобрать путь, и гибель стала бы неизбежной. Раненые ковыляли, ползли, цеплялись за колеса, лезли на буфера. Отстреливаясь, бронелетучка, обвешанная людьми, все же вырвалась со станции.