Ворошилов

Днем 11 июля Ворошилов уже был в Ленинграде. Вместе с ним прибыл небольшой штаб во главе с генерал-майором М. В. Захаровым. Членом Военного совета Северо-Западного направления был назначен А. А. Жданов. В тот же день Ворошилов и Жданов заслушали доклады командующего Северным фронтом генерал-лейтенанта M. M. Попова и начальников родов войск о положении дел. 12 июля маршал и Жданов выехали в Новгород, в штаб Северо-Западного фронта.

Вновь перед Ворошиловым прифронтовая дорога, вновь бредут навстречу беженцы, вновь расстреливают их с воздуха фашистские пираты. Картина та же, что и на Западном фронте, с той только разницей, что здесь враг уже успел приблизиться к жизненно важному центру нашей страны, к колыбели Октябрьской революции — Ленинграду.

Быстрый захват города на Неве (Гитлер упорно именовал его Петербургом) был одним из главных требований плана «Барбаросса». В конце июня — начале июля немецко-фашистским войскам группы армий «Север» удалось оккупировать почти всю Прибалтику и с юго-запада вступить в пределы Ленинградской области. Воспользовавшись тем, что наши войска не успели занять оборонительный рубеж по реке Великой, фашисты 5 июля ворвались в Остров, 9 июля — во Псков. Они изготовились к стремительному прорыву на Ленинград.

Знакомство с положением дел убедило маршала, что войска Северо-Западного фронта, потерпевшие поражение в Прибалтике и понесшие большие потери, не смогут остановить противника. Соотношение сил было явно не в пользу советских войск. Ворошилов, конечно, не располагал тогда исчерпывающими сведениями о противнике, но ныне мы знаем, что к 10 июля группа армий «Север» превосходила войска Северо-Западного фронта по пехоте в 2,4 раза, по орудиям — в 4 раза, по минометам — в 5,8 раза, по тапкам — в 1,2 раза. На стороне врага было и превосходство в авиации. Сознавая это, фашистское командование в типичной для него самоуверенной и авантюристичной манере уже считало успех окончательным. Вот что записал генерал Гальдер, начальник генерального штаба сухопутных войск Германии, в свой дневник 8 июля 1941 года, на 17-й день войны: «Противник уже не в состоянии создать сплошной фронт, даже на наиболее важных направлениях… Формирование противником новых соединений (во всяком случае, в крупных масштабах) наверняка потерпит неудачу из-за отсутствия офицерского состава, специалистов и материальной части артиллерии…» Приходится только удивляться, насколько плохо гитлеровские стратеги знали противника! Они жестоко, непоправимо ошибались как в масштабах всего советско-германского фронта, так и на ленинградском его участке.

После обсуждения обстановки в штабе Северо-Западного фронта Ворошилов принялся за организацию управления войсками на юго-западных подступах к Ленинграду. На оборонительную линию по реке Луге, строительство которой, к сожалению, было еще далеко от завершения, из состава Северного фронта выдвигаются кадровые дивизии, так же как и спешно формируемые дивизии ленинградского народного ополчения.

14 июля Ворошилов обратился к войскам с приказом: «Над городом Ленинградом — колыбелью пролетарской революции — нависла прямая опасность вторжения врага…» Ворошилов подчеркивал, что если войска Северного фронта в целом мужественно отстаивали каждую пядь родной земли, то на Северо-Западном фронте враг далеко не всегда встречал должный отпор. «Отдельные паникеры и трусы, — писал маршал, — не только самовольно покидают боевой фронт, но и сеют панику среди честных и стойких бойцов… Мною даны указания произвести строжайшее расследование всех преступных случаев самовольного оставления фронта отдельными частями, командирами и бойцами и всех виновных, невзирая на ранги и старые заслуги, предать суду Полевых Военных трибуналов с применением самого сурового наказания, вплоть до расстрела…» Призывая бойцов и командиров драться до конца, Ворошилов заканчивал приказ следующими словами: «Я знаю, я верю, что вы выполните свой священный долг перед Родиной и советским народом!»

Наряду с кадровыми войсками и дивизиями народного ополчения в Ленинграде спешно формировали истребительные полки, предназначенные для действий в ближайших тылах противника. Отбирали только добровольцев, знавших оружие, подготовленных более или менее к тяжелым испытаниям в тылу врага. За день 13 июля было создано четыре таких полка, каждый численностью около тысячи человек. Вечером их командиров и комиссаров в Смольном приняли Ворошилов и Жданов. Рассказав вкратце о положении на фронте, Ворошилов разъяснил будущим партизанам их задачи: «Противник дерзок, нахален, рассчитывает на нашу неорганизованность, продвигаясь вперед небольшими группами без разведки, полагая, что Советская власть никому не нужна и бояться некого, мер предосторожности принимает мало, нужно этим воспользоваться. У нас мало сил, требуется некоторое время, пока окрепнем. Противника надо задержать ударами по тылам, по коммуникациям, главным образом в ночное время. Этого зарвавшегося врага надо крепко бить с тыла. У вас в отрядах будут потери, но враг потеряет в десять раз больше. Вас будет поддерживать население в этом благородном деле». Маршал был прав: советские люди на оккупированной территории поддержали партизан и в эти трагические дни лета 1941 года, и в дальнейшем. Народная война в тылу врага как на территории Ленинградской области, так и во всех оккупированных фашистами районах страны стала со временем могучим фактором, способствовавшим победе.

Тем временем 10 июля фашистские войска после перегруппировки возобновили наступление. Они сумели прорваться к городу Луге, но, встретив здесь упорное сопротивление, 13 июля изменили направление движения на северо-запад, чтобы прорваться к Ленинграду через Копорское плато. Скрытно, по проселочным и лесным дорогам танковые части 41-го фашистского моторизованного корпуса достигли реки Луги в 20–25 километрах юго-восточнее Кингисеппа, 14 июля переправились через нее и захватили плацдармы в районах Ивановского и Большого Сабска. Реальной стала угроза прорыва фашистских танков прямо на Ленинград.

Командование фронта, до того не располагавшее на этом участке достаточными силами, срочно бросило сюда части 2-й дивизии народного ополчения и танковый батальон. Но уже во время выгрузки на станции Веймарн ополченцы попали под яростную авиационную бомбардировку. Было много убитых и раненых, а это, естественно, плохо сказалось на настроении необстрелянных людей. Времени для боевой подготовки, обучения у ополченцев было мало, и потому неудивительно, что они, предприняв несколько отчаянных атак, не смогли выбить врага из Ивановского. Удивительно, пожалуй, другое: как эти необученные, недостаточно вооруженные, ведомые неопытными командирами ополченческие полки сумели вообще противостоять кадровым немецко-фашистским танкистам. А они сражались, дрались хоть и неумело, но упорно, героически — решимость отстоять свой город вела ленинградцев вперед, и воля их не могла быть сломлена.

Ворошилов убедился в этом еще раз, когда днем 14 июля прибыл сюда, на самый опасный участок. К этому времени гитлеровцы после артиллерийской и авиационной подготовки атаковали ополченцев. Не выдержав вражеского натиска, кое-кто начал отступать…

Навстречу машине командующего стали попадаться одиночки и мелкиэ группы бойцов. Маршал не выдержал, вышел из машины и пошел к передовой, останавливая отступающих. Присутствие известного всей стране человека здесь, в самом пекле, действовало охлаждающе, успокаивающе, так как и теперь, словно и не минуло двадцати лет, спокоен и уверен в бою был Ворошилов. Подоспели танки, и с пистолетом в руке маршал повел ополченцев в атаку… Продвижение врага прекратилось, но выбить его из Ивановского все же не удалось.

На поросшей кустарником опушке, в нескольких сотнях метров от Ивановского, Ворошилов встретил M. M. Попова, еще ранее приехавшего сюда. Генералы смотрели в бинокли. Наша артиллерия била по селу, горели избы, и клубы дыма застилали окуляры. Сквозь дым то там, то здесь поблескивали вспышки: это немецкие танки вели ответный огонь.

Fie обращая внимания на разрывы и свист осколков, Ворошилов продолжал наблюдать за боем, а в соседнем окопе переговаривались ополченцы:

— Смотри, смотри, это же сам Ворошилов!

— Точно, это Клим!

— И не боится, как в землю врос.

— Да он заговоренный, его ни пуля, ни снаряд не берут!..

В это время генерал Попов вынужден был выслушивать неприятные слова:

— Что же это за контратака? — отчитывал его Ворошилов. — Артиллерия бьет по пустому месту, избы горят, а немцев там и нет, они на окраине!

— Ополченцы только что из эшелонов, товарищ маршал, — оправдывался командующий фронтом. — Артиллерия на случайных огневых позициях, и разведку не было времени провести…

— Так извольте разобраться в обстановке, навести порядок и выбить противника с плацдарма до темноты! Там сейчас нет еще основных сил! Промедлите — поздно будет!

Видимо, разговор с маршалом настолько взволновал Попова, что он самолично отправился на разведку в Т-34. Поблизости от села танк был обстрелян противотанковыми орудиями врага, и только надежная броня Т-34 спасла генерала от гибели. Когда он возвратился, Ворошилов, бывший свидетелем этой «рекогносцировки», встретил генерала опять-таки нелюбезно: