Ворота из слоновой кости

– Ты, Сережа, как я заметил, прямо философ, – сказал Кононов. – Хорошо выразился, афористично, в стиле Конфуция.

– Покорячился бы в той шахте, тоже философом стал бы, – отозвался Сергей. – Но главный прикол впереди. Зазвенел вдруг звоночек, противный такой, неожиданно зазвенел, так что я чуть с лестницы не сорвался, и сверху на двери заслонка опустилась, хорошая заслонка, металлическая. Ударила по моей унитазной фигне, и полетела та фигня вниз. И понял я, что дерзкий побег мой из замка Иф обнаружен, и сейчас Брюса Уиллиса будут вязать и убивать. И жизнь представилась мне очень прекрасной штукой, а смерть – совершеннейшей бякой, как сказал бы твой Конфуций. Как бы ты поступил в такой хреновой ситуации?

– Так же, как и ты, – незамедлительно ответил Кононов. – Включил бы машинку – и вперед! То есть, назад, в прошлое. Других вариантов, по-моему, нет.

«Хотя можно было бы и сдаться; вдруг Сулимов действительно рассчитывал на дальнейшее сотрудничество», – подумал он, но высказывать свою мысль не стал. Рассказ Сергея оставил в его душе неприятный осадок. Нет, Кононов не сомневался в том, что все заявления Сулимова о недопустимости вмешательства в прошлое были вполне искренни... но вот методы дона Корлеоне... Неужели эти люди способны на убийство? «Почему вы считаете, что я могу убить?» – вспомнились сказанные при первой встрече слова Сулимова. Действительно – почему? Это ведь только предположения Сергея. Обоснованные – или нет?..

А Сергей между тем продолжал свой рассказ о незапланированном побеге в прошлое.

Активировав машину, он перенесся в прошлое на максимально возможный отрезок времени, потому что выбирать какую-то другую дату и настраиваться на нее было просто некогда. А тут никаких настроек не понадобилось – машина времени «автоматом» зашвырнула его в тысяча девятьсот семьдесят второй год. Вот так ранним утром двадцать пятого мая Сергей, совершенно голый, оказался среди окурков и пробок, которыми было усеяно дно шахты лифта в обшарпанном подъезде ничем непримечательного замоскворецкого дома, еще не ставшего надземным маскировочным сооружением для седьмого отдела одиннадцатого Управления. Осторожно выглянув из подъезда и убедившись в том, что во дворе пока нет никого, даже дворника, Сергей под прикрытием кустов пробрался к окну первого этажа, под которым висели на веревках простыни и полотенца. Позаимствовав простыню и завернувшись в нее наподобие гордого жителя семи древних холмов, он вернулся в подъезд и забрался на чердак. Зуб все болел и болел, фармацевтические средства будущего тысячелетия продолжали неустанно бить по мозгам, и Сергей решил отлежаться в тихой чердачной заводи, а уже потом, полностью придя в себя, думать, где и как разжиться одеждой и что делать дальше в мире вернувшегося к нему прошлого.

А очнулся он, когда майский день был уже в разгаре, и сначала никак не мог сообразить, в чем дело, а потом понял: сработавшая машина времени продолжала функционировать и сигнализировала о том, что где-то в этом мире обнаружилась еще одна аналогичная машина. Машина посланного Сулимовым преследователя-киллера, как подумал Сергей...

– Вот такие дела, Андрей, – завершил Мерцалов свое повествование. – Были мы с тобой когда-то нормальными людьми, а стали персонажами фантастической белиберды. И заметь: были, – он выделил голосом это слово, – нормальными, но не будем, потому что в две тысячи восьмом мы не будем теми же, какими были в две тысячи восьмом, а будем теми, кто мы есть сейчас.

– Эк завернул! – Кононов покачал головой. – Словесный ребус. У меня, Сережа, было время поразмышлять насчет всех этих хронопарадоксов и, откровенно говоря, мозги поехали набекрень. Ни черта разобраться не могу.

– А и не надо. Напрасный труд. Ничего мы о времени не знаем, и прогнозировать ничего не можем, а потому нужно принимать все так, как оно окажется. И Сулимов тоже ни фига не знает, а только предполагает. А какие есть основания считать его точку зрения верной? Нет никаких оснований. Угрохай Гитлера – и войны не будет. Утопи Вовочку Ульянова в Волге-реке – и в России вот сейчас уже рай земной. Дa, может, таких гитлеров – десятки, а ульяновых и того больше. Ничего нам неизвестно насчет вмешательства в прошлое. Зато мне теперь известно другое: машина работает. А сомнения у меня были. И твоя тоже. Может быть, и реверсирование обнаружится? То бишь обратный ход, в две тыщи восьмой...

Кононов потер лоб:

– Что-то я никак не пойму. Ты же ее изобрел. Кому же, как не тебе, изобретателю, знать о ее возможностях?

Сергей перестал качать ногой, ухватил себя пальцами за нос и начал дергать так, словно хотел его оторвать, дабы уподобиться гоголевскому персонажу. Потом оставил нос в покое и взглянул на Кононова:

– Тебя пиво не подпирает? Я бы уже и отлил.

– Так вернемся в столовку, – предложил Кононов, – там туалет есть.

– Пошли. – Сергей поднялся со скамейки, подтянул спортивные штаны. – Что б ты знал, брательник, никакой машины времени я не изобретал. Мне ее просто навязали.

Привставший было Кононов медленно опустился на свое место:

– Как это... навязали? Кто?

– Хочется ответить традиционно: «Конь в пальто», – усмехнулся Сергей. – Только никаких коней я там не видел, ни в пальто, ни без...

10

Электричка резво бежала вдоль поросшего травой крутого склона, окаймленного невысокой белой узорной оградкой. Эти оградки с обеих сторон железнодорожного полотна, почти не прерываясь, тянулись на всем стосемидесятикилометровом участке Октябрьской железной дороги между Москвой и Калинином. То и дело мелькали на склоне выложенные из белых и красных кирпичей надписи «Миру – мир!», «Счастливого пути!», «Слава Октябрю!», «Мир, Труд, Май!», а под частыми мостами, перекинутыми через пути, красовалось на бетонных стенах совсем другое – краской и мелом: «ЦСКА – конюшня!», «Спартак – мясо», и конечно же – «Колька (Леха, Виталя, Кирюха и проч.) – дурак (дурак, дурак)!» Уже остались позади подмосковные Химки-Ховрино-Поварово-Поваровка-Подсолнечная и прочее, и зеленый тянитолкай с одинаковыми глазастыми мордами локомотивов спереди и сзади с каждым мигом сокращал расстояние до конечной остановки – станции Калинин.

Кононов сидел у окна по ходу движения тянитолкая, а Сергей дремал на вагонной скамье напротив него. После похода в столичные магазины спортивный костюм сменился серой тенниской и легкими, тоже серыми, брюками, а место кед заняли обувные изделия с множеством ремешков, обозначенные в магазинном ценнике как «сандалии летние мужские»; это определение несколько удивило как Кононова, так и Мерцалова, поскольку ни тот, ни другой ничего не слышали о «сандалиях зимних»...

Кононов то рассеянно рассматривал проплывающие за окном пейзажи, то скользил взглядом по полупустому вагону, то смотрел на обретенного родного брата, сморенного пивом и до сих пор, наверное, продолжающими действовать препаратами из арсенала одиннадцатого Управления.

Как выяснилось, рабочая схема машины времени не возникла в голове Сергея, когда он принимал ванну, не упала с ветки вместе с яблоком, не явилась внезапно во сне – не было мучительных напряженных раздумий, бессонных ночей, сотен неудачных экспериментов, не было долгого и тернистого пути проб и ошибок. Судя по рассказу Сергея, все содержание информационного пакета под названием «машина времени» ему действительно навязали —

просто вложили в голову, как вставляют в компьютер дискету с файлами. А Сергею оставалось только разархивировать эти файлы, разобраться что к чему и воссоздать весь комплекс уже не в виртуальном, а во вполне реальном электронном виде. Да, для этого были необходимы определенные знания и навыки, но Сергей, программист с солидным стажем и опытом, их имел. Он не был изобретателем – он был реализатором идеи, пришедшей извне. Но кто знает – может быть такими же реализаторами были и Архимед, и Ньютон, и Менделеев...

Эта удивительная история, как наверное, и положено таким историям, произошла с Сергеем в самую сказочную ночь – в новогоднюю. Тридцать первого декабря две тысячи седьмого года Сергей оказался в компании кое-кого из сослуживцев, их приятелей, а также приятельниц, на турбазе «Щербинино» неподалеку от Калинина. Стоило это удовольствие в пределах разумного, и к услугам желающих встретить Новый год на природе, в лесу, были уютные домики, сауна, лыжи, бильярд, живая, а не срубленная елка – разводи костер, делай, если хочешь, шашлыки, веселись и пей-гуляй до утра или до упаду; главное – прихватить с собой из города как можно больше продуктов и горячительных напитков, памятуя о мудрых словах князя Владимира относительно основного «веселия Руси». Загрузились, доехали электричкой до Чуприяновки, а там пешочком протопали полтора километра до турбазы, расселились по домикам, и в урочный час славно встретили Новый год. Подогревать себя разным алкогольным питьем начали, по милой традиции, еще задолго до двенадцати, и в разгар ночи все уже были достаточно хороши: кто прыгал вокруг елки, кто – через костер, подражая Снегурочке, доигравшейся с огнем, кто занимался более интимными делами в домиках, кто уже лежал в отрубе...

Сергей не отставал от других и тоже выпил изрядно, но в осадок выпадать не собирался. Веселился на воздухе, изображал Деда Мороза, сооружал вместе с остатками честной компании снежную крепость, почти тут же с успехом и разрушенную, а где-то в начале второго ночи ему вздумалось вдруг покататься на лыжах. В окрестностях турбазы, по рассказу бывавшего здесь раньше сослуживца, тоже компьютерщика, Вадика Соколова, располагалась чудесная березовая роща. С одной стороны овраг, говорил Вадик, закусывая коньяк маринованными огурцами, а с другой – длинный спуск прямо в поле, не хуже чем где-нибудь в Альпах. Можно так классно пронестись с ветерком, да под березами, да под звездами!..