Ворота из слоновой кости
Шрифт:
– А дальше? – полюбопытствовал Кононов. – Или на этом кончается?
– А дальше он так и остался в зеркале. Потом, через сколько-то там лет трюмо выбросили на свалку, разбили, а он так и ютился там, в осколках. И понял, что в каждом осколке томится чья-нибудь приговоренная, обреченная не вечную маету сущность. Это как возмездие за грехи прошлой жизни.
– А что отражение? Пошло резать всех налево и направо?
Сергей пожал плечами:
– Больше там ничего не говорится. Читатель волен все додумать сам.
Стучали колеса, вновь бежала за окном узорная белая оградка. Соседка по
– Мда-а... – сказал наконец Кононов. – Интересная картинка. Только ко мне-то она какое отношение имеет? Ты хочешь сказать, что этот белоглазый тип – мое отражение? Так он же на меня совершенно не похож!
– Это смотря из какого зеркала он вылез, – ответил Сергей. – Может кривое оно было и мутное. А может и вовсе не зеркало, а оконное стекло. Или отражение в луже. И вообще, откуда ты знаешь, как на самом деле выглядишь? Ты-то себя не видишь, и никто себя не видит.
– Э, братец, не передергивай, – поводил пальцем Кононов. – А фотографии? Они на мое отражение очень даже похожи. И вообще, ерунда это все.
– Фотографии – это да, – согласился Сергей. – Тут я, как говорится, дал, в натуре, маху. Ну, тогда допустим, что отражение, обретя свободу, как-то трансформируется под влиянием внешних факторов. О, как я загнул!
– Да уж, – кивнул Кононов. – Набрался в своей Сети всякой всячины, теперь можешь и сам фантастику пописывать. Мистический боевик «Вася Пупкин и его зловещее отражение». «Монстр из кривых зеркал». M-м... «Кровавые лабиринты отражений», серия «Российская фантастика ужасов».
– Лабиринты – это что-то знакомое, – сказал Сергей. – Что-то такое мне попадалось о лабиринтах отражений. У Головачева, что ли, или у этого...
– Лучше Пушкина читай, – посоветовал Кононов. – Чехова Антон-Палыча, Бунина.
– Не натыкался я что-то в Сети на Пушкина, – сказал Сергей и встрепенулся: – Слушай, вот тебе самое простое объяснение: твой белоглазый – обыкновенный компьютерный глюк.
– Как это?
– А очень просто. Если представить нашу жизнь как сверхсложную компьютерную программу, то в ней непременно должны быть глюки. Твой белоглазый – это и есть один из таких глюков. Так что можешь просто не обращать на него внимания.
Он помолчал и добавил:
– В принципе, избавиться от него не сложно – надо всего лишь перезагрузиться.
– То есть откинуть коньки и потом вновь родиться? – уточнил Кононов.
– Да, где-то так, – согласился Сергей.
Кононов хмыкнул, потер подбородок, потом взглянул на брата:
– Вот что меня всегда умиляло, так это стремление разных сапиенсов объяснить весь мир с позиций какого-то одного нового открытия. Изобрели голограмму и тут же: Вселенная – это голограмма. Открыли торсионные поля – мгновенно разложили по полочкам всякие парапсихологические явления. Внедрили компьютеры – сразу же Вселенная превратилась в компьютер, в единое информационное поле. Завтра изобретут еще какую-нибудь
хреновину – и весь мир будет этой самой хреновиной. По-моему, все-таки, с этим отмороженным все гораздо проще и традиционнее. Да, он глюк, но глюк одной только моей черепушки. Мой, блин, черный человек.– О чем я тебе и говорил, – сказал Сергей. – У каждого свои шизы. Ты крещеный? – неожиданно спросил он.
– Нет.
– А надо бы. Вдруг да поможет.
– Для крещения вера нужна, Сережа, – не сразу отозвался Кононов. – Это же не то что в партию вступить. Сердцем-то я верить хочу, а головой понимаю, что сам-то объект веры отсутствует, нет его. Такой же глюк, как мой белоглазый. И чем больше народу в этот глюк верит, тем он устойчивей.
– Как знать... – задумчиво сказал Сергей. – Слушай, давай поищем сейчас твоего. Если я тоже его увижу – значит, не в глюках дело, нужно искать другое объяснение.
– Не стоит, – отмахнулся Кононов. – Никто его не видит, кроме меня. Ладно, будет досаждать – сам напрошусь в психушку, пусть мозги прочистят.
– А вот это ты совершенно зря. Там уж точно психом станешь, они же мозги не чистят, а вовсе их ликвидируют. Не будем зацикливаться на глюках, он ведь и не только глюком может быть.
– А чем же еще?
– Н-ну... знаком каким-то. Может через какое-то время смысл и откроется. Знаешь, Андрей, просто так, ни с того ни с сего на свете ничего не бывает. Во всем есть смысл, только не всегда его можно определить.
– Кирпич ни с того ни с сего никому на голову не свалится, – пробормотал Кононов.
– Правильно говоришь.
– Это не я говорю, это Воланд...
– Ты сам посмотри, – оживился Сергей, пропустив мимо ушей последнюю реплику Кононова. – В меня машинку всунули, тебе белоглазого подкинули. Не одни ли и те же пацаны стараются, а? Мы с тобой общей картины не знаем, не видим, а они знают, и сверху им видно все, из космоса...
Кононов помял подбородок, усвоил услышанное:
– Уж не кролики ли мы с тобой подопытные, Сережа? Не только ценный мех, но и полтора центнера легкоусваи-вае-мого сала.
Сергей возбужденно заворочался на скамье, заставив толстуху очнуться от дремоты.
– А что, это мысль! Они знали, что мы братья, и умышленно свели нас здесь! С какой-то определенной целью. Значит, нужно ждать подсказки. Уверен, будет подсказка!
– Поживем – увидим, – меланхолично отозвался Кононов. – А вообще иногда мне кажется, что вся моя теперешняя жизнь – нереальна. Накачали меня сулимовские ребятки какой-то фигней, вот и пребываю я в мире грез. По-моему, у Фета сказано: «И рано ль, поздно ль пробужденье, а должен наконец проснуться человек».
– Ну да, ну да, – скептически покивал Сергей. – Еще скажи, что вообще жизнь – это сон, а смерть – пробуждение. Старо, Андрей. Хотя вполне возможно, что так оно и есть. Мы с тобой действуем во сне... – Он поднял палец: – Но даже во сне – действуем! Вот сейчас приедем – и ты меня сводишь в «Селигер», давно мечтал пообедать в «Селигере»... Сон не сон, а хавать уже хочется вполне конкретно. Это, видать, нервное...
– Завидово, – буркнул динамик.
– Добро пожаловать в Тверскую губернию, – сказал Кононов. – В «Селигер» так в «Селигер» – это запросто.