Ворота Сурожского моря
Шрифт:
На рыбалку отправились, еще туман не садился на сырые кусты. Сторожко, чтобы не разбудить родителей, спавших в другой половине куреня, и младшого брата Василька с сестрой Красавой, расположившихся на соседних лавках, выбрались из куреня.
Светало. На востоке небо окрасилось в светлые тона, по самому краю словно окаймленные кровавой полоской. Братья-близнецы Валуй и Борзята Лукины замерли у дверей, прислушиваясь: никого не разбудили? Поеживаясь, коротко оглядели округу. Низенький плетень с вывешенными на кольях старенькими кувшинами, узенькая тропка, уводящая со двора, замершие в сумраке угадывающиеся соседские курени [9] под камышовыми крышами. Вроде тихо. Густо пахло прелыми листьями и рыбной требухой. Давеча родичи натрудились, допоздна пластая рыбу и густо посыпая ее солью на зиму. Как и весь десятидворный
9
Дома у казаков.
– Поесть-то взяли чего? Опять не позамтракавши, поди.
– Так, это, – Борзята смущенно пригладил взъерошенные волосы, – не проголодались ишшо.
Валуй, подтверждая, кивнул.
– Мы, правда, не хотим.
Красава хмыкнула:
– Не проголодались они. Стойте, счас вынесу, – не дожидаясь ответа, она нырнула в прохладную тень приоткрытой двери.
Братья с улыбкой переглянулись.
– Разве с ней поспоришь…
– Завсегда по-своему сделает.
– Упертая.
Сестренка, появившаяся на свет двумя годами позже своих 17-летних братьев, порой командовала большаками, как младшими. Особенно в делах домашних, в которые парни по мужской своей природе не вмешивались.
Валуй мысленно улыбнулся. «Какая же она у нас. И красавица, и умница. А хозяйка! Повезет парню с женой. Пока она еще на ребят и не смотрит, но это ненадолго, такая дивчина в родительском курене не засидится». Наверное, Борзята думал примерно о том же, во всяком случае, при появлении сестренки, только что улыбающийся, спешно насупил брови.
Красава сунула в руки Валуя узелок с чем-то мягким:
– Вот, хучь хлеба да по яйцу возьмите. Все не голодом.
– Заботливая ты наша, что бы без тебя делали, – Борзята хотел погладить сестренку по голове, но она увернулась, нарочно хмурясь.
– Идите уже, а то зорьку пропустите, – перекинув распущенный густой волос на грудь, Красава исчезла в сенях.
Валуй запихал узелок за пазуху. Подхватив заготовленные еще с вечера снасти, парни деловито зашагали по узкой тропке к ерику.
Поздняя осень выжелтила густые и жесткие травяные заросли в рост человека по краям тропки, диколесье, окружающее рыбаков со всех сторон, оделось в разноцветные наряды. Утренний воздух, наполненный запахами потрошеной рыбы и тины, бодрил прохладой. Шагалось по сырой траве легко и приятно. Утренняя влага, прижимаясь к коже ног намокшей тканью, неназойливо охлаждала. Скоро отсыревшие почти до бедер штанины налились тяжестью. Но братья, с детства привыкшие проводить большую часть дня на реке, не замечали этого.
Утренняя мягкая тишина текла над туманной водой, ветер еще не проснулся, и листья высоченных тополей чуть покачивались, словно сонные. Знакомая тропинка уводила вдоль ерика. У замаскированного поста – невысокого стожка камышей – они уважительно поздоровались с разлохмаченным дежурным, выставившим голову в прореху. Он делом занимается – на посту стоит. Парни, по юному возрасту к охране еще не привлекавшиеся, слегка позавидовали. Игнатка – молодой казак, может, на пару лет постарше Лукиных – проводил казаков веселым взглядом: «На рыбалку собрались – надо будет вечерком поинтересоваться, как улов», – и снова скрылся в глубине стога.
Саженей через двести парни вышли на участок ерика, закрепленный за семьей Лукиных.
Валуй, почесав распахнутую крепкую грудь всей пятерней и вздохнув свежего осеннего воздуха, вытянул из халабуды [10] загодя припрятанную легкую долбленку. Вместе с Борзятой столкнули ее на парящую воду. Испугавшись плеска, из зарослей выскочила заполошная кряква и, суматошно махая крыльями, плюхнулась на середину протоки. Братья равнодушно повернули головы и, узнав птицу, отвернулись. Были дела поважней какой-то там утки, хоть и по-осеннему жирной. В другой раз оно бы со всей душой, но не сейчас.
10
Шалаш, временная постройка.
Оттащив волок [11] на середину протоки, скинули буй и повернули к берегу. У самой воды длинноногая чапура [12] чистила перья, расправив белоснежное крыло и совсем
не обращая внимание на людей.– Знает, образина, что невкусная, – Борзята кивнул на птицу.
– Точно, – поддержал брат, – не голодные годы.
Крупная рыбина хлестанула хвостом выше по течению, и братья дружно прислушались.
– Осятр!
– Не, шшука! Но здоровая!
11
Сеть.
12
Цапля.
– Ладно, айда дальше, нам еще два волока кидать.
Валуй уселся в лодку, туда же сложили невода. Борзята зашагал берегом. Утренняя прохлада заливала заросли, над водой скапливался густой туман. Высокие белолисты [13] и ольха подступали почти к самой воде. Толстые корни, высохшие за лето до каменной твердости, цеплялись за ичиги [14] , шагалось не в лад, и Борзята позавидовал брату, лениво толкающемуся веслами вдоль берега. Вспомнив, как вечером младший братишка Василек, цепляясь попеременно то к нему, то к Валую просился на рыбалку, усмехнулся. «Привязчивый же какой. Еще бы чуть-чуть, и уступили. Не, нечего ему туточки делать. Работы на двоих, третий только мешался бы, – еще раз убедив себя в правильности отказа, Борзята почему-то не почувствовал облегчения. – А может, и надо было захватить братца. Глядишь, и пособил бы чего. Уж больно хотел малой».
13
Тополя.
14
Кожаная казацкая обувь без каблуков, наподобие сапогов.
Почти у ног крякнула спросонья раздувшаяся от важности лягушка, и Борзята неожиданно вздрогнул. И тут же забеспокоился: «Чего это со мной? Ерунда какая-то! Лягушка напугала! Квакушка, хоть и недобрая примета, но не вздрагивать же на каждое «ква?» Он попытался одернуть себя и вернуться в прежнее размеренно-спокойное состояние, но что-то мешало. Определенно!
Свернув за излучину реки, братья внезапно почти одновременно заоглядывались. В утренней тиши чуть булькало погружаемое в воду весло, громко шуршала трава под ногами. Почему-то этот звук беспокоил, и Борзята начал поднимать ноги повыше, опуская с носка, как учили деды. Шуршание пропало, но тревога не оставляла. «Что за бесовы шутки?» Он оглянулся на брата. Тот подгребал к берегу, вытягивая шею, словно что-то угадывая.
Неожиданно в куширях зашуршало, и почти одновременно из-за деревьев на берег выскочили вооруженные ногаи. Человек десять.
Откуда они тут?!
– Эт, мать, – только и успел выдавить Валуй, кидая лодку к берегу.
Борзята уже искал глазами какую-нибудь дубину под ногами. Валуй, подскочив, сунул ему в руки весло. Сам ухватил наизготовку второе и, малость откачнувшись в сторону, чтобы не задеть брата, принял боевую стойку.
«А хорошо, что Василька-то не взяли, – мелькнула у Валуя мысль, и вдруг замельтешило в голове, словно обжегся и никак не выходит избавиться от заволокшей глаза боли, и хочется прыгать и выть. – А ведь лабец [15] и нам, и нашим. Раз пробрались на Остров, значит, сейчас и к куреням подкрадываются». Правда, еще теплилась где-то глубоко слабая надежда: «Авось, не проспят, отобьются». Но уже понимал: «Нет, не такие ногаи разбойники, чтобы дать казакам выскочить. Наверняка все продумали и окружили, не оставив ни щелочки». Скрипнув зубами, как от боли, Валуй крепче сжал весло.
15
Смерть, конец.
Около десятка ногаев находили полукругом, презрительно и в тоже время настороженно поглядывая на братьев. Их решили брать живыми, а это могло означать только одно: плен и рабство.
– Лабец нам, – Борзята озвучил мысль и перехватил весло посередине – так удобнее отбиваться в окружении.
– Ежели и так, лучше уж лабец, чем полон.
– Продадим жизни подороже, – Борзята первым ткнул в живот близко подошедшего врага. Тот охнул и согнулся. Валуй замахнулся в другую сторону.
Братья продержались недолго. С отчаянной решимостью они успели раз по пять порубиться веслами, словно дубинами, свалили столько же врагов, но из оставшихся самый шустрый, подкравшись сзади, набросил на голову Валуя халат. Пока тот освобождался, подлетели еще двое, веревка захлестнула парня. Тут же и Борзята получил крепкий удар дубинкой по затылку, и небо качнулось, уплывая в темноту.