Восемь шагов Будды

Сема, что у тебя во фляжке? – спросил удивленный Евгений.

Вычитал один рецепт в старинной книжке, хочу опробовать.

Привязанный к креслу человек открыл глаза. Взгляд был туманным и казалось, что человек смотрит внутрь себя. Семен задал вопрос.

Вы стреляли в Веретенникова?

Да.

Где оружие?

Спрятано в лесу около аэропорта Домодедово.

Почему около аэропорта?

Там люди по лесу не ходят, Приезжают в порт для того, чтобы сесть в самолет и улететь или прилетают и, сразу едут в Москву.

Оружие завезли и вывезли с завода на мусорке?

Да.

Кто заказал Веретенникова?

Не знаю.

Крайне удивленный происходящим Суржиков позволил себе вмешаться в разговор.

Семен, ты не правильно ставишь вопрос. Нужно спросить, кто платил за ликвидацию директора.

Семен кивнул головой и продолжил.

Кто оплатил ликвидацию директора?

Как всегда Степан и Фиксатый.

Где их найти?

Не знаю, они сами меня находят.

Сидящий на кресле человек закатил глаза, голова его откинулась, рот раскрылся, тонкая струйка слюны потекла по одежде.

Что с ним? – спросил Евгений

Всё, сеанс окончен.

Дай ему ещё этого …. «эликсира правды».

Больше нельзя, помрет. Кстати, тебе эти клички ничего не говорят, Степан и Фиксатый?

Степана не знаю, а Фиксатый – это один из шестерок у Пантелея.

Значит все-таки Пантелей, кто бы знал, как мне этого не хотелось! Пантелей - серьёзный противник.

Уж куда серьёзней.

А что будем делать с этим кадром? Со стрелком? Ментам сдадим?

Ага, сдадим, ещё лучше вместе с деньгами. Очень будут благодарить.

А что же делать. Не ….. убивать же его?

Предлагаю доложить все твоему шефу. Внутренний голос мне подсказывает, что …. это нужно сделать и все. А? Как тебе мысль?

Кажется, я тебя понимаю. Эх, жаль я засвеченный телефончик бомжу подарил, ну да ладно, доеду до города и позвоню. Но у меня есть к тебе две просьбы, Женя.

Ты мой клиент, все что пожелаешь.

Этого стрелка отвезите в какой-нибудь лес, подальше – это раз. И деньги его поганые положите туда, откуда взяли. А когда я поеду, пошли кого-нибудь посмотреть, нет ли за мной хвоста.

И у меня к тебе тоже просьба – рецептиком не поделишься?

Обязательно, но потом, Женя. Обещаю, после того, как решим все проблемы.

А мы их решим? Извини, вырвалось. Слишком все серьёзно. А деньги мы положим, не сомневайся.

* * * * *

По дороге домой Семен заехал в знакомое кафе, поужинал и позвонил по телефону Рязанскому. Подробно отчитался в проделанной работе и, поставив автомобиль на стоянку, поднялся в пустую квартиру. Ну, наконец-то, можно прилечь и ни о чем не думать, провалиться в сон, как в пустую темную яму, обитую подушками и одеялами……

Ночью все звуки слышаться явственней, резче, и даже мелодичная трель домашнего телефона становится жесткой как звук хлыста рассекающего воздух. Она, эта трель, рассекает сон надвое - до звонка и после. ДО – было спокойствие, Оксана, теплая подушка, опять Оксана, Средиземное море, ПОСЛЕ – это совершенное непонимание, где ты, кто тебе звонит и что ему нужно! Семен поднял трубку.

Слушаю.

В ответ он услышал совершенно незнакомый хриплый и одновременно тихий голос.

Сема, это я

Это я, твой дядя, Алексей Иванович….

Дядя Леша! Что у вас с голосом? Где вы?

Я в больнице, в военном госпитале на Измайловской. На нас с Женей напали прямо дома. Приезжай.

Ждите. Сейчас приеду. Уже в пути.

Ночью Москва не пустеет и автомобильное движение в ней не прекращается, если кто-то скажет обратное, то он никогда не был на московских улицах ночью. Поток транспорта на центральных улицах остается почти прежним, а в спальных районах кроме такси и милицейских автомобилей ездят поливалки, продуктовые фургоны и конечно скорая помощь. Жизнь идет и требует постоянного перемещения человека из точки А в точку В. И у каждого эти точки находятся на разных расстояниях.

Во двор поликлиники Семен заехал прямо через ворота, которые ему открыл заспанный охранник за пятьдесят рублей. Через приемный покой он поднялся в травматологию. Увидев молодую медсестру за столиком дежурной, подбежал к ней.

Девушка!

Не кричите, больные спят! Что случилось?

Мне нужно к Окуневу, скажите, пожалуйста, где он лежит? Его только, что привезли. На него напали.

Повезли в операционную.

А что с ним?!

Сейчас посмотрю: на голове большая гематома, сломана рука, два или три ребра, пока не ясно, сквозной порез на горле.

А вы не могли бы посмотреть Евгению Окуневу, что с ней?

Её уже нет.

Что значит, нет!

Умерла она, вот, что значит. Нет её больше на этом свете.

Я буду ждать, можно?

Только тихонько вот на этом стульчике.

Он не знал, следует ли говорить дяде Леше о смерти его жены. Знает ли он об этом? Как быть? Но жизнь быстро расставила все по местам. Алексея Ивановича привезли с операции через тридцать минут. Он увидел Семена сразу же и позвал его незнакомым голосом.

Сёма, Сёма!

Семен зашел в палату. Окунева трудно было узнать. Синяки, ссадины, перевязанная голова, только глаза, знакомые глаза любимого дяди Леши были голубые, как у мамы. Но из них текли слезы. Они падали на бинты, но серую больничную простыню. Никогда Семен не видел, чтобы фронтовик, герой войны, его дорогой, умный и добрый дядя Леша плакал.

Дядь Леш, больно? – спросил Семен и услышал свистящий шепот.

Сёма, они убили Женю, мою Женю…… Фашисты не убили, а они убили. Гады, звери. Вечером кто-то позвонил в дверь, сказали что телеграмма, я сам, старый дурак, открыл! Ворвались трое парней, Женю сразу в прихожей бейсбольной битой по голове…..она даже не крикнула. Меня сбили с ног, потом били ногами, спрашивали, где деньги, драгоценности. Какие драгоценности, Сёма!? Потом так ударили, что я вырубился. Очнулся на полу, сразу пополз к Жене в прихожую, она лежит молча, около головы огромная лужа крови. Я опять сознание потерял. Что это такое Сема, ведь не война! Пробрался к двери, благо она была открыта. Соседи вышли из лифта, увидели меня, вызвали милицию и скорую помощь. И вот я здесь живой, а Жени нет…..

Вам милиция вопросы уже задавала?

Спросили только не знаю ли я кого-нибудь из нападавших. Откуда я их могу знать! Но лица я запомнил! Найди Кесаева, расскажи ему все.

Генерала Кесаева?

Да, возьми ключи от квартиры у соседки. Ключи от машины в тумбочке у кровати. На столе телефонная книжка.

Понял, все сделаю.

По лицу Окунева текли слезы, смотреть на это было невыносимо. Человек, который не плакал, теряя друзей на фронте, не рыдал, когда его тяжело ранили – теперь не мог сдержать себя оттого, что в мирное время напали на его дом и убили самую дорогую для него на этом свете женщину, его жену. У Семена в душе все переворачивалось, он любил своих родных и готов был на все для них. Неужели это он, невольно, стал виновником несчастья? Неужели на них напали для того, чтобы он бросил это расследование? Почему не предупредили? Хотя нет, предупреждали, звонили Оксане и родителям! Но одно дело звонить и угрожать, другое – убить человека! Видимо он разворошил какое-то осиное гнездо, и теперь действовать нужно быстро. Ну, спасибо вам Александр Павлович, век не забуду!